Оставшись вдвоем, я достаю мобильник и открываю архив видеозаписей.
— Пап. Я не хочу тебя расстраивать, но… ты знаешь, что Лёва никакой Римме не племянник? Не кровный и не родственник. Просто посторонний.
— Конечно, знаю.
— А ты знаешь, что мой муж… бывший муж ее боготворит? Он влюблен в нее как подросток, несмотря на разницу в возрасте!
Он отводит взгляд.
— Значит, знаешь, — делаю я вывод. Меня начинает знобить от осознания той бездны лжи, которой я не замечала, пока мое сердце не разбилась вдребезги. — И опять мне ничего не сказал! Почему?
— Ну что бы это изменило? Римма не в восторге от его чувств, поверь. Они безответны. Между ними ничего нет, я бы знал.
Или стерва настолько хитра и осторожна… И потом, «ничего нет» — не означает, что не было и не будет.
— Как интересно получается, — сквозь боль смеюсь я. — Он женат на одной, трахает другую, а любит без памяти третью! Какая насыщенная жизнь! Вот где трагедия!
— Дайчонок, по словам Риммы, она спасла ему жизнь, удержала от страшного. Она поддержала его в трудное время. И его благодарность приняла весьма своеобразные и навязчивые формы. Он следует за ней везде, как утенок за ботинком в момент импринтинга. Она надеялась, что женитьба на такой замечательной девушке, как моя дочь, его излечит, но черта добела не отмоешь.
И рыжую чертовку тоже. Наверное, быть слепым идиотом в отношениях — это у меня от него, генетическое. Но папа же старше, мудрее, опытнее! Почему он так доверяет рыжей стерве?
Я на миг подвисаю, решая, стоит ли отцу знать о коварстве его избранницы, или пощадить, как он щадил меня, не рассказывая правды? У него уже был приступ после гибели мамы.
Но он слишком доверяет своей женщине! Я не хочу, чтобы она причинила ему такую же боль, как ее «племянник» причинил мне. Если не подготовить папу, если что-то вскроется внезапно, удар будет сильнее, и тогда…
И я решаюсь.
— Это уже не важно на самом деле, — говорю я. — Но она проговорилась, когда орала на него из-за Ани и ее ребенка. Я сделала запись, послушай.
Я нахожу нужное видео и отматываю на момент в диалоге мачехи и мужа.
Там, где Римма рычит: «Ты же понимаешь, если Велимир Степанович узнает, то вышвырнет тебя пинком. Ты ставишь под удар все наши планы, идиот!».
И еще момент: «А тебя, дорогой мой, никто не спрашивает. Заткнись и не отсвечивай, если не сумел держать свой член в штанах, пока наше дело не завершено. Кобель!».
— Какое дело она имеет в виду, папа? — спрашиваю, прерывая запись.
На отца страшно смотреть, так сереет его лицо. Я пугаюсь.
— Папа, что? Сердце? Вызвать врача?
— Не нужно, я в порядке. Спасибо за любопытную запись, Дайчонок. Скинь ее мне, я позже посмотрю целиком. Да… озадачила ты меня. Попробуем аккуратно выяснить, что у них за дела за моей спиной.
Надеюсь, рыжую стерву закопают. В переносном смысле.
Но эти мысли мигом вылетают из головы, когда я замечаю, что отец едва заметно морщится и осторожно скребет пальцем по рубашке на груди.
Мне вспоминается вчерашний совет парня, чью машину я перепутала с такси. Осторожно сменить позу. Если боль отступит, то это с высокой вероятностью не сердечный приступ. Хоть бы не он!
— Пап, тебе надо прилечь. Давай я опущу спинку кресла. И врача вызову!
Он отмахивается, но на мое счастье, в кабинет стремительно входит дядя Паша с пакетом в руках.
— Вот, держите, Верховские, горяченького принес! Так-так! Степаныч, ты чего это такой синий? — и тут же, не дожидаясь пояснений, ставит поднос перед нами, вытаскивает мобилу и звонит. — Данил? Ты сейчас свободен? У шефа, похоже, снова приступ. Да. Да, в головном офисе. Понял.
Папин шофер вытаскивает блистер из нагрудного кармана своей любимой камуфляжной формы, выщелкивает таблетку и протягивает шефу.
— Ну зачем ты, Паша, людей по пустякам дергаешь? — ворчит Велимир Степанович, но таблетку послушно глотает и запивает водой из графина. — Ерунда, сейчас пройдет.
А я уже проклинаю себя за то, что сунулась к отцу с этой чертовой записью!
— Данил сказал, что сам отправит бригаду, пусть ЭКГ снимут, — сообщает дядя Паша.
— Позавтракайте пока, — предлагает директор.
Но кусок в горло не лезет. Я смотрю на настенные часы с аналоговым циферблатом. Кажется, стрелка замерла на месте.
Хлопает дверь в приемной. В кабинет просовывается крысиная мордочка и противным писклявых голосом здоровается.
— Велимир Степанович, доброе утро! Ой, как тут у вас многолюдно… Какие будут распоряжения? Вам кофе с молоком или с корицей, Велимир Степанович?
Вот дрянь! Неужели Римма не проинструктировала свою протеже, что папе нельзя кофе?
Отец отмахивается:
— Позже, Маша. Срочно иди в отдел кадров, отнеси приказ об увольнении Льва Шейнца за многочисленные прогулы.
Глаза Крыски широко распахиваются, она кивает и исчезает.
— Пойду, медиков встречу! — срывается следом дядя Паша.
А через пару минут дверь снова распахивается, и заходят двое в малиновой форме скорой помощи: женщина лет сорока и молодой парень с чемоданчиком в руках.
Действуют они стремительно, без лишних слов. И по тому, что они даже не спросили, кому тут нужна помощь, а сразу подошли к отцу и аккуратно переместили его на диванчик, я понимаю, что они далеко не первый раз бывают в директорском кабинете.
Я отхожу в сторону, не мешая разворачивать аппаратуру.
— Вам нужна срочная госпитализация, Велимир Степанович, — строго говорит женщина, изучив отпечатанные графики.
— Не могу, госпожа врач, никак не могу. У меня завтра важная сделка. Делегация из Китая. Крупный договор будем подписывать.
— На том свете ваши договоры не действуют, господин директор, — усмехается женщина и трет переносицу. Ее глаза уже уставшие, похоже, она еще с ночной смены.
— Тяжелая ночь, Варвара Петровна? — спрашивает отец.
— Вот и не задерживайте меня. Едем, Велимир Степанович. На этот раз я не отступлюсь.
Я перевожу взгляд на папу, и он прячет взгляд, а лицо сразу становится виноватым.
— Никак нельзя, Варвара Петровна, — бормочет он. — На кону крупнейшая сделка, миллионы долларов, год готовили, государственная важность.
— Хотя бы на сутки к нам. Капельницу поставим, укольчики назначим. Подкрепим. На сделку выпустим под нашим контролем и обратно в койку. Договорились?
Мой папа — баран упертый. Пока он категорически не отказался, я встреваю.
— Пап, бумаги все равно подписывать будете не сразу, даже не завтра. Восток спешку не любит. У тебя замы толковые, отвлекут, экскурсию устроят по производству и по городу. Зачем твое личное присутствие? Вы же до мелочей уже всё обговорили и утвердили. Подпись документов — лишь завершающий этап в торжественной обстановке. Да и то лишь ради банкета все собираются.
Ответить он не успевает: под цоканье копыт… то есть, каблуков, вбегает Римма. За ее спиной маячит серая шкурка Крыски. Линзы очков бликуют, но я замечаю, каким взглядом секретарша буквально ощупывает обнаженный торс отца. Он не пренебрегает упражнениями и выглядит до сих пор потрясно.
— Дорогой! Любимый! — патетически восклицает рыжая стервь и заламывает руки. Силиконовые губы дрожат.
Не дура же она, чтобы так переигрывать. На кого рассчитан бессмысленный спектакль? Не на меня же.
Кошу глазом и замечаю в приемной высокую фигуру юриста.
Велимир Степанович садится на кушетке, накидывает и застегивает рубашку:
— Все в порядке, Римма. Профилактический осмотр, ничего особенного.
Врач неодобрительно качает головой. Римму не проведешь, она умеет считывать нюансы и делать правильные выводы.
— Не в порядке. Меня не обманешь, я вижу. Тебе надо в больницу, Велимир, подлечиться. Завтра приезжают китайцы, послезавтра подписание договора. Лучше сейчас потерять время, но через день быть в форме. За делегацию не беспокойся, встретим на высшем уровне, не первый раз. Но ты можешь дать мне полномочия для переговоров, а то твои замы кто в лес, кто по дрова. Простые как дровосеки, ничего не понимают в дипломатических тонкостях.
— Дорогая, но…
— Даже не возражай. Вот и Даяна со мной согласна. Не так ли?
Я не даю загнать отца в тонкую ловушку.
— Насчет чего согласна, Римма Яковлевна? Я в дровосеках не разбираюсь, но подлечиться папе нужно. Всего на сутки, пап.
Сообща мы уговариваем директора, и он сдается перед превосходящими силами. Римма с секретаршей, дядя Паша и юрист вызываются сопроводить шефа до машины. Юрист на ходу подсовывает ему какие-то бумаги.
— Дорогой, если бы ты не уволил так скоропалительно своего зятя, то о делегации вообще не пришлось бы беспокоиться… — слышу я воркование мачехи.
Что она творит?! В таком, как у папы, состоянии — напоминать о моем благоневерном!