Едем снова втроем, за моими вещами. Я так и поняла, что под любыми предлогами за руль меня не пустят после того, как я грохнула лексус.
Сейчас предлог — помощь в сборах.
Евгений во время поездки сидит рядом на заднем сиденье, пытается меня развлечь и вызывается помочь с переездом. Отнекиваюсь. Зачем? Мне только сумку забрать с ноутбуком, сменное белье и немного одежды на первое время.
— Соглашайся, Принцесса, — присоединяется к уговорам дядя Паша. — Женька у нас не только юрист. Знаешь же, у нас все — спецы широкого профиля. Женя на ринге — бог. Не смотри, что такой тощий.
— Я не тощий, я жилистый, — смеется черноглазый. — Выносливый!
— Главное, с предприятия ничего не выноси!
Мужчины смеются и обсуждают, как будут «брать» Римму с поличным. Лёве вход на предприятие с сегодняшнего дня запрещен, так что вся ответственность ляжет на рыжую стервь.
Я потихоньку оттаиваю после стычки с ненавистной ведьмой и соглашаюсь на помощь с переездом, даже принимаю просьбу обращаться к юристу просто Женя.
Но в квартиру вхожу одна, оставив «телохранителей» на лестнице. Еще не хватало, чтобы я свои трусы под взглядами чужих мужчин собирала.
Опачки! Вот это сюрприз!
Пока-еще-муж уже дома и ждет моего возвращения.
Все по методичке: с букетом цветов, шоколадом, вином и свечами. Ненавязчиво играет музыка, томно вздыхает саксофон, горят две свечи в виде розовых сердечек. Судя по крошечной лужице растаявшего воска у фитилей, их Лёва успел зажечь, пока я открывала замок.
Сам он полураздет: рубашка распахнута, джинсы без ремня, с пикантно расстегнутой пуговкой и приспущены на бедра, открывая дорожку светлых курчавых волос, зовущую к сокровенным удовольствиям.
Я едва сдерживаю рвотный позыв, вспомнив о Лёвиных удовольствиях — и утренних, и дневных.
Розовые лепестки устилают журнальный столик и прокладывают тропинку к приоткрытой двери спальни.
— Ждешь любовницу? — фыркаю я, оценив степень пошлости.
Которую из них? — едва не уточняю. Впрочем, не имеет значения.
— Жду любимую жену, — понизив голос до хрипотцы, отвечает лицемер.
Господи, как? Как этот змей проник в мое сердце? Почему женщины такие слепые, когда влюбляются?
— Даечка, я не сержусь на то, что ты испортила мои карточки. Восстановлю. Главное — восстановить семью. Я не могу без тебя, Дая. — Он берет со столика бархатную коробочку и открывает театральным жестом. Язычки пламени играют на камнях бриллиантового колье. — Это тебе, родная. В знак моего раскаяния и любви.
Я поднимаю бровь:
— Да тут не меньше парочки миллионов. Откуда у тебя столько денег, Лёва? Римма дала? Или нашу квартиру заложил?
Или уже получил шпионский аванс.
— Заработал! — Оскорбляется лжец, но по дрогнувшим от злости крыльям носа и сузившимся глазам ясно, что какая-то из моих версий верная.
— Подари Ане, ей нужнее.
Я равнодушно прохожу мимо, безжалостно сминая лепестки грязными подошвами ботинок, толкаю дверь в спальню, — надо взять чемодан и одежду.
— Даечка… Давай по-хорошему помиримся. Я же тебя люблю. И ты меня любишь. Вспомни, как нам было хорошо!
Я вдруг чувствую горячие руки мужа на своей талии и его губы на шее. Меня скручивает от отвращения.
— Не смей ко мне прикасаться!
Пытаюсь вывернуться, ударить, но негодяй сжимает мои запястья одной рукой, а второй бьет в солнечное сплетение так, что у меня перехватывает дыхание и темнеет в глазах.
— Думала избавиться от меня, дрянь? — рычит он. — Твой папаша лишил меня денег и работы, а ты — телефона и документов. Считаете себя крутыми? Я знаю людей покруче! Ты моя жена, запомни! Я буду трахать тебя даже полумертвую, пока не забеременнеешь. И тогда со мной, отцом своего родного внука, старый козел будет вынужден считаться!
Еще одним ударом он швыряет меня на кровать, едва не снеся стакан с прикроватной тумбочки, нависает надо мной.
Я кричу. Ору из последних сил.
— Помогите!
Он больно сжимает мое лицо, заставляя открыть рот, и вливает какую-то безвкусную жидкость. Откуда только взял? Ах да, стакан!
Зажимает мне рот, держит, не позволяя сплюнуть жидкость, и я непроизвольно глотаю.
— Вот, так-то лучше, — оскаливается он и рвет на мне одежду. — Заткнись и терпи! Никакого развода не будет!
В голове мутится, мышцы каменеют, я не могу пошевелиться, и последнее, что касается сознания, прежде чем оно меркнет, — визг Лёвы и яростные голоса дяди Паши и Жени:
— Ошибаешься, гаденыш, будет. И развод, и тюрьма!
— Уж я постараюсь!
И пустота.