Изменил? Пожалеешь!

Глава 6

Аня стоит, держась за живот и задыхаясь. Похоже, у нее спазм от шока. Я вспоминаю, как крутило меня в папином кабинете и пугаюсь. Кидаюсь к ней, хлопаю по спине:

— Дыши! А то никакого абортария не понадобится, потеряешь ребенка к радости этих упырей. Дыши, говорю. Ну!

Она делает судорожный вдох и сотрясается в рыданиях:

— Лёва, Лёвочка, как же так?

— Уходи, Аня, — талдычит этот дурак на букву «му». — Провожать не буду. Римма проводит. Она еще ждет. — Он уверенно кивает на окно.

Значит, у них уже все оговорено с мачехой, — понимаю я.

Аня, шатаясь, идет к выходу.

— Стоять! — я цепляю ее за плечо. — Никуда ты не пойдешь. Пусть этот козел уматывает из моей квартиры, а ты остаешься. Переночуешь здесь.

— Юридически это наша квартира, Дая, — бормочет предатель. Но на мой зверский взгляд пожимает плечами и сдается: — Ладно, пусть ночует. Надеюсь, не в нашей спальне?

— В нашей. Я размещусь в гостевой. А ты ночуешь сегодня за порогом. И ключи от квартиры оставь на тумбочке, теперь это будут Анины ключи.

— А как же я?

— А ты идешь на … улицу.

— Ты не можешь меня выгнать! Я здесь прописан, это совместное имущество! — возражает муж, но, напоровшись на мою злую усмешку, понимает, что не тот момент, чтобы качать права. — Даюшка, я тут на диванчике посплю, мешать не буду. Пожалуйста. А завтра утром поговорим спокойно. Или после работы. И насчет разбитого лексуса тоже.

Мне тоже хочется сделать ему больно. Как можно больнее. Может, тогда перестанет так жечь в груди?

— Можешь не беспокоиться насчет работы, — бросаю я, стараясь держать лицо. — Ты уже уволен.

Мужчина зависает на миг. Потом лениво так усмехается:

— Значит, папаша Велимир в курсе? Тем лучше. Но насчет увольнения ты торопишь события, Даяна. Римма никогда не позволит меня вышвырнуть, как мусор. Как уволят, так и восстановят в той же должности, еще и моральную компенсацию получу по закону.

Я поднимаю бровь, но не спорю. Откровенно говоря, мне плевать, что будет с этим подонком. С ничтожным бесом, так похожим внешне на херувима.

Как можно было любить такого? Как можно быть такой слепой?

До утра я ворочаюсь в гостевой комнате, где когда-то хотела сделать детскую, когда у нас появится ребенок. Я так о нем мечтала!

Но муж не хотел ни в какую. Говорил, что нам еще рано, надо пожить для себя. Ему — сделать карьеру, мне — закончить университет и войти в папин бизнес.

Лёва грезил о должности замдиректора как минимум, но амбиции не равны таланту. Я видела, как скептически папа относится к нему. Если бы не Римма, переживающая за «племянника», сидеть бы ему на низших должностях и не отсвечивать… А Лёва, оказывается, ей даже не кровный родственник. Почему она так печется о его судьбе?

Ладно, забудем. Теперь ему и «тётушка» не поможет. Отец не простит, я тем более.

Грязь. Какая же грязь!

Прислушиваюсь.

Аня еще всхлипывает в спальне, Лёва с чистой душой похрапывает в кухне-гостиной на диване.

Я чертыхаюсь и встаю. Все равно не спится.

Аптечка на кухне, и я крадусь, как вор. Достаю ромашковый чай, завариваю. Надеюсь, его можно пить беременной женщине. Наливаю в кружку и иду в спальню.

— Держи, — протягиваю чай Ане.

— Что это?

Она опухла от слез, и сейчас никто бы не назвал ее школьной королевой красоты. Мымра мымрой. Несчастная, причем. Но я давлю в себе жалость и отвечаю:

— Яд. Пей давай.

Она берет, принюхивается хлюпающим носом и кивает:

— Спасибо. Дая, ты…

Я бросаю ей пачку одноразовых носовых платков.

— Молчи, Ань. Не хочу ничего слушать. Я тебе помогу, но не собираюсь прощать. Такое не прощают. Три года лжи, общий мужик… Тебе самой-то не противно?

— Он всегда говорил…

— Не надо, — останавливаю. — Не интересно.

Мне правда не интересно. Хуже того — мне тошно от подробностей, от фальшивых извинений и понимания, что «сама_дура_виновата», внимательнее надо быть. Доверяй, но проверяй и прочие скрепы.

— Тогда почему ты помогаешь мне? Такой вот лживой твари? — кривится бывшая подруга. Прочищает нос, допивает чай и, вроде бы, успокаивается.

— Потому что. Тебе не понять. Но ребенка я убить не позволю.

— И кто его будет содержать, раз Лёвуш… Лев отказался от меня и… от него? — она кладет руку на живот и снова давит слезу.

— Да кто ему позволит отказаться? Генетическую экспертизу проведешь, взыщешь алименты через суд. А если сильно захочешь, то и женишь на себе.

— Ты серьезно?

— Более чем. Я подаю на развод. Можешь это дерьмо подобрать и сожрать с потрохами.

— Ты так просто отказываешься? Не будешь бороться? — в изумлении расширяются ее глаза. — Ты же его так любила!

Я молча встаю и иду к двери — боюсь дрогнуть и взвыть от боли, как подбитая волчица.

— Дая, — окликает меня бывшая подруга. — Спасибо. Ты настоящий человек, а я настоящая дрянь… Прости.

— Да, ты тоже дерьмо, и вы с ним идеальная пара, — бросаю и, не оборачиваясь, выхожу.

Как-нибудь потом поплачу. Без свидетелей.