Изменяя правила

Глава 30

Джун

Глория улыбается. Она одета в элегантное голубое платье, которое оставило плечи и ноги обнажёнными. Как только Глория видит Джейка, сразу бежит к нему и крепко обнимает. К счастью для него, он не отвечает на объятия. Джейк просто принимает их, пока к ним не подходит его жена и не просит подержать новорождённого.

Глория берёт малыша на руки. Она принимает его в свои объятия с необычайной нежностью, говорит с ним ласковым голосом, покачиваясь на каблуках, будто это самая естественная вещь в мире.

Странно видеть её с младенцем на руках.

Но и правильно.

Глория создана для того, чтобы быть матерью. Любить и быть любимой. Легко представить её с ребёнком, прижатым к груди, пока другой малыш спит рядом с ней, а она улыбается мужчине, с которым их растит. Труднее всего смириться с тем, что я могу не быть этим мужчиной. Не так. Им не должен быть я.

Раздражённый собственными мыслями, я подхожу к Рулзу. Он стоит в стороне от собравшихся и потягивает дорогой бурбон рядом с огромным, празднично накрытым столом.

Рулз пригласил на свою свадьбу не более двадцати человек, но тем не менее — средств не пожалел. Сад украшен вазами чувственных форм. Куда бы я ни повернулся, вижу живые цветы, танцующие вуали и фонарики. Я слышал, как журналисты предлагали умопомрачительные суммы, чтобы присутствовать на этом событии, но Рулз хотел видеть только свою мать и самых близких друзей. Джиллиан будет свидетельницей у своей сестры, а Джейк — у него. В этот прекрасный солнечный день есть только одно пятно, и это я.

Профессиональный убийца.

Оябун одной из старейших семей Сиэтла.

Рулзу не следовало приглашать меня. Не стоит увековечивать память такого выдающегося человека, как он, вместе со мной, хотя у нас больше общего, чем может показаться.

Я со вздохом сажусь напротив него.

— Предложи мне выпить.

— Что ты предпочитаешь?

Я пожимаю плечами.

— Всё что угодно, лишь бы крепкое.

Он выбирает выдержанный виски и протягивает мне стакан. У Рулза отличный вкус в спиртных напитках, а также в женщинах. Меня не удивляет ни то, что он снова взял Глорию под своё крыло, ни то, что теперь он пялится на неё. И всё же это меня беспокоит.

— И правда, удивительная, не так ли?

С бокалом в руках он кивает на Глорию. Я бросаю на неё мимолётный взгляд, а затем возвращаюсь к своему виски. «Удивительная» — не первое слово, которое пришло бы мне на ум, чтобы описать её, но и не последнее.

Рулз ставит локти на барную стойку, потягивая свой напиток.

— Видеть, как она смеётся, пока держит сына Джейка на руках, и не подумаешь, что Глория разрушена.

— Разрушена? — Едва заметно усмехаюсь, опустошая свой стакан. — Ты, должно быть, путаешь её с кем-то другим. Эта женщина чувствует себя лучше, чем мы с тобой вместе взятые.

Рулз наливает мне ещё виски.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о своём отце?

Я смотрю на него в замешательстве. — А при чём тут твой отец?

— Он умер, когда мне было восемнадцать. Когда мне сказали, что он покончил с собой, мой мир рухнул. — Рулз вздыхает, но затем продолжает. — Глория тоже была разбита, когда сбежала от тебя, но хочешь кое-что узнать?

Нет. Не хочу. И всё же я слушаю его.

— У меня не получилось восстановить её.

— Может, и нечего было восстанавливать. Может быть…

Я замираю, когда Глория поворачивается ко мне и улыбается. Правда срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить слова.

— Может, она идеальна такая, какая есть.

Идеальна для меня.

Настолько яркая, что освещает мою тьму, но и достаточно сильная, чтобы быть рядом со мной, поддерживать меня и выдерживать кровь, которой я продолжаю пачкать руки.

Я сжимаю стакан.

На мгновение — крошечное, драгоценное мгновение, — я позволяю себе представить, как бы всё прошло между нами, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Если бы я не был убийцей Иноуэ, а она не была бы чужестранкой, предавшей нас. Если бы это были только мы.

Две стрекозы, танцующие посреди бури.

Сильное чувство пронзает мою грудь, перекрывая дыхание. Я пью новую порцию виски. Ставлю стакан на стол и встаю. Рулз наблюдает за мной с лёгкой улыбкой на губах. Он ничего не говорит и не пытается меня остановить, когда я поворачиваюсь к нему спиной и ухожу.

Рулз знает, что я всё понял.

Я захожу в сад так далеко, как только могу, пока не оставляю вечеринку позади себя. Прикуриваю сигарету. Вдалеке слышны ноты свадебного марша. Гости шумят; должно быть, уже вышла Шэрон.

Выпускаю облако дыма, теряясь в воспоминаниях.

Однажды я уже видел женщину в свадебном платье.

И мне не понравилось.

Интересно, что бы случилось, если бы я увидел её снова?

Если бы это снова была Глория.

Но если бы на этот раз она была моей.

Слышу, как сквозь растения ко мне приближаются лёгкие шаги.

Знаю, — это она, и поэтому не оборачиваюсь.

— Церемония начинается. — Голос нежный, приятный, как ветерок, обдувающий мне лицо. — Ты не идёшь?

Я вдыхаю очередную затяжку дыма. Не докурив сигарету и до половины, бросаю на землю и тушу ногой.

— Церемонии меня утомляют.

— Так ты пришёл сюда скучать?

Я бросаю на неё внимательный, глубокий взгляд. Шаг за шагом приближаюсь к ней. Просовываю палец под бретельку её платья и провожу им по ткани, касаясь обнажённой кожи. Тело Глории немедленно реагирует. Она кусает губы, глаза становятся томными, а твёрдые бусинки сосков упираются в платье.

— Ты знаешь, почему я здесь.

Если бы не было так жарко, я бы поклялся, что она дрожит.

Прошло три месяца с тех пор, как я видел Глорию.

У меня не было возможности прикоснуться к ней.

Я снова продвигаюсь вперёд, заставляя её отступить. Она оказывается прижатой спиной к дереву, мои руки так близко к её телу, что чувствую исходящее от него тепло.

Её горло едва заметно вздрагивает, когда она сглатывает.

Глория трепещет, следуя ускоренному ритму своего дыхания.

— Нам пора идти. Рулз…

— Не делай этого, Ангел. — Мой голос низкий. Угрожающий. — Не упоминай имя другого мужчины, когда ты со мной. — Я наклоняюсь к её уху и едва касаюсь губами. — Или дьявол внутри меня вырвет твою душу и заберёт её с собой.

— Мою… душу? — У неё едва заметно ломается голос, но Глория не делает никаких попыток отступить. — Ты уверен, что это всё, чего ты хочешь?

Жестокая улыбка искажает моё лицо.

— А что? Хочешь, чтобы я вырвал у тебя что-нибудь ещё? — Я просовываю ногу ей между бёдер. Задираю подол, лаская. — Может, твою одежду?

Глория отводит взгляд от моего в сторону церемонии. Тогда обхватываю её лицо свободной рукой.

— Смотри на меня.

Она вздыхает, отпуская себя, и мягким телом прижимается к моему. Я ласкаю её бёдра, пока не нахожу резинку трусиков. Тяну их вниз, заставляя упасть на землю.

Глория быстро избавляется от них, поднимая сначала одну ногу, потом другую. Я придвигаюсь ближе, так близко, что могу почувствовать её. Соприкосновение обнажённого лона с лёгкой тканью моих брюк опьяняет. Делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие.

Я чувствую аромат цветов, травы.

Глории.

— Ангел, хочу сделать тебе подарок. — Я наклоняю голову и касаюсь губами её губ. — Скажи мне, чего ты хочешь, и я постараюсь порадовать тебя.

Вместо ответа, Глория трётся тазом о мою ногу.

— Второго шанса у тебя не будет, — предупреждаю я. — Если сейчас промолчишь, я сам решу, что тебе дать, а что забрать.

Она хмыкает, когда разрываю шов на платье, чтобы быстрее проникнуть между её бёдер. Вставляю в неё сначала один палец, потом два. Медленно растягиваю лоно, подготавливая к встрече с собой. Мучаю большим пальцем, и Глория запрокидывает голову, хватаясь за мои руки.

— Ебать.

Я улыбаюсь, целуя ей шею.

— Это просьба? — С непристойным звуком вынимаю из неё пальцы и расстёгиваю молнию на брюках. — Потому что могу тебе дать его.

Она качает головой. В замешательстве.

Я придвигаюсь ближе к её щёлочке. Я уже готов войти в неё, но Глория упирается руками в мои предплечья и отталкивает.

Разъярённый, смотрю ей в глаза.

Мгновение спустя я уже на ней.

Внутри неё.

Вздох, вылетающий из её груди, — музыка для моих ушей.

Хриплый. Освобождающий.

Я отстраняюсь, но только для того, чтобы войти глубже.

Пока не заполняю полностью.

— Три месяца, — шепчу я, оставаясь неподвижным внутри неё, давая ей время привыкнуть к моему присутствию. — Ты хоть представляешь, как я по тебе скучал?

Глория цепляется за мои плечи, впиваясь ногтями в спину. Стенки влагалища пульсируют, умоляя меня о большем. Я даю ей именно то, что она хочет, и Глория стонет — от боли и удивления. Я беру её за бёдра. Раздвигаю шире.

Я люблю её.

И делаю это медленно. Я поглощаю её понемногу, пока не вижу, как из её глаз исчезает гнев, и не начинаю чувствовать, как её тело отдаётся мне.

— Джун…

Она не шепчет моё имя. Она умоляет меня.

И я улыбаюсь.

— Ты этого хочешь? — Провожу пальцем по её шее, нащупывая пульс. — Ты хочешь меня?

Глория прикусывает губу. Вздыхает.

И наконец сдаётся.

— Да.

По спине пробегает обжигающая дрожь.

— Ты получишь меня, Ангел. — Касаюсь губами её губ и погружаюсь в неё, всё глубже. Всё сильнее и глубже. — Но не только сегодня. — Мой голос ломается, когда погружаюсь слишком глубоко. — И сегодня ночью. Завтра…

Глория всхлипывает, переполненная эмоциями.

Поддерживая, упираюсь лбом в её лоб.

Заново обретаю её.

— Всегда.

Я отказываюсь от контроля и начинаю двигаться быстрее, чтобы трахнуть её так, как нравится мне. Мощные толчки. Глубокие. Я довожу Глорию до предела, смотрю, как она теряет себя… И наконец сдаюсь сам.

Я кончаю в неё, наполняя своим наслаждением.

И Глория бьёт кулаками по моей груди.

Я блокирую ей запястья одной рукой и продолжаю целовать. Меня не волнует, если она не хочет. Я не отпущу её, пока не буду полностью удовлетворён; пока не пойму, что она не в состоянии смотреть и видеть никого, кроме меня.

Только тогда выхожу из неё.

Она потрясена. Прекрасная.

Моя.

— Сомкни бёдра, Глория.

Она тяжело дышит. Прежде чем сделать, как велел, Глория несколько раз моргает. Голубые глаза всматриваются в меня, ясные и блестящие от слёз.

— Зачем ты это сделал? — спрашивает дрожащим голосом.

Подушечкой большого пальца провожу по её губам, стирая помаду, которую смазал.

— Потому что ты этого хотела.

— Я не… — Она прочищает горло. — Я не защищена, Джун.

— Я знаю.

Глория перестала принимать таблетки, когда её выписали из больницы. Она тысячу раз собиралась возобновить приём, но так и не сделала этого.

Она качает головой, всё больше теряясь.

— Ты сказал, что не хочешь детей. Ты…

— Я знаю, что сказал, — перебиваю я. — Так же, как мы оба знаем, кто я. — Отодвигаю лацкан пиджака, показывая ей нож, который всегда ношу с собой. — Я жестокий и опасный человек. Убийца. Но у меня есть и ценности.

— Уважение. Верность. Честь, — произносит она.

Я киваю, гордясь ею.

— Это не просто слова: это образ жизни, которому я поклялся следовать ещё до того, как стал Оябуном. — Мне трудно раскрыться, но чувствую, что должен это сделать. — Мои люди ожидают, что я женюсь на женщине, связанной нашими традициями, кто осознаёт, какое место она займёт в нашей семье.

Глория едва заметно сжимает пальцы, держась за меня.

— Ты меня знаешь. Ты видела, как я совершал ужасные проступки только потому, что их нужно было совершить. — Она вздрагивает, возможно, вспоминая крики Синдзо или все те случаи, когда видела, как я возвращаюсь весь в крови. — Жениться на женщине, которая мне безразлична, или завести от неё ребёнка — это, конечно, не самое худшее, но есть проблема.

— Какая?

— Я обязан хранить верность не только своей семье, но и самому себе. Я не был бы верен своему сердцу, если бы не признавал, что ты важна для меня. Я бы не уважал себя, отдай тебя без боя. А что касается чести…

Я на мгновение задерживаю взгляд на ней. Запечатлеваю в сознании образ Глории, потому что знаю: то, что я собираюсь сказать, изменит и мою жизнь, и её.

— Я не могу представить себе большей чести, чем видеть тебя рядом со мной.

Потрясённая, Глория прикрывает рот руками.

— Джун…

Не помню, чтобы когда-нибудь слышал, как она произносит моё имя с такой нежностью, или видел, как она ныряет в мои объятия. Глория целует меня, смеясь и плача. Она говорит мне, что любит меня.

Она делала это много раз, но сейчас всё по-другому.

Потому что знаю, — это правда.