В борьбе за место на газетной полосе все средства хороши. Редактор из Уэст-Коста была замечена в помещении Сайентологической церкви Беверли-Хиллз. Повлияет ли обращение в новую веру на ее способности писать сенсационные статьи? Как бы не так! Сам Господь Бог не в силах наставить на путь истинный это дитя дьявола.
Ой-ой-ой! Денежные вливания из политических соображений способны погубить самого политика, особенно если его застукают за получением коробки из-под ксерокса от некоего уроженца Саудовской Аравии, имеющего репутацию «недружелюбно настроенного к США». Мой прогноз? Две женщины-сенатора в штате Нью-Йорк к 2008 году. Помните: впервые вы прочитали об этом в нашей газете.
Вчера в Тайм-Уорнер-центре (мы, простые ньюйоркцы, называем его Маял) появилась старшая дочь Президента в сопровождении представителей Секретной службы. По-видимому, ока является почетным членом клуба фанатов Ви. Ее пронзительный визг был слышен в Пенсильвании (я и не знала, что она умеет брать такие высокие ноты). Поторопитесь внести свои имена в лист ожидания, потому что сумки «Соната» в этом сезоне будут чертовски модны.
В понедельник очередь в мой бутик длиннее, чем на ежегодную распродажу обуви от Маноло Бланика. Я закутываюсь в манто от Майкла Корса и иду к двери. По толпе ползет завистливый шепоток. Оказавшись на крыльце, я снимаю темные очки и приветственно машу рукой.
— Пожалуйста, не напирайте так — всем хватит, — говорю я, жестом давая понять, что на самом деле количество сумок ограничено, и только после этого исчезаю в бутике.
Аура восхищения еще не успела рассеяться, а из складского помещения мне навстречу уже плывет нечто в пурпурной пелерине. Это дизайнер, некогда известный как Паоло.
— Я читал сегодняшнюю «Пост». Ты — солнце, под которым распускаются цветы. — Паоло картинно прикрывает глаза ладонью. — Ты ослепительна, Ви!
Звонит мой мобильник — значит, можно проигнорировать дифирамбы.
— Ви, это Меган.
— Мегс, ты как? Растолстела за ночь на три размера?
— Ви, я тебя не слышу!
— Мегс?
— Ви, ты меня слышишь?
Я чуть ли не вылезаю из окна, но мобильник упорно не ловит. Толпа на улице воспринимает мое появление как выражение дружелюбия и устраивает овацию. Я не хочу показаться спесивой и машу рукой.
— Мегс, а сейчас слышно? Но Меган нажала «Отбой».
Толпа продолжает пялиться, и еще минуты три мне приходится делать вид, что я разговариваю по мобильнику. Затем, громко сказав: «Чао», я наконец нажимаю «Отбой».
Чертов мобильник.
— Рыба моя, тут Эми звонила и просила кое-что тебе передать. Она хочет обсудить аукцион за обедом. А еще заходила Регина Бассано. Она такая то-о-о-лстая!
Тут Паоло хихикает. Это уже слишком.
Я смотрю Паоло прямо в глаза:
— Ты от меня что-то скрываешь?
Паоло складывает губки бантиком — ни один нормальный мужчина ни за что так не сделает.
— Ничего я не скрыва-а-а-ю…
— Что сказала Регина?
Паоло кокетливо прижимает палец к губам.
— Она тебе нравится?
Иногда Паоло ведет себя как мальчишка.
— Вот если бы от ее филейной части убавить, а в сегмент грудинки добавить…
— Паоло, ты ведь не гомик. Мы с тобой одни. Тебе не перед кем прикидываться.
Паоло тотчас перестает гнать картину.
— Ладно, ты угадала. Регина меня заводит, — сознается он.
Да, внешность у Регины неактуальная, но Паоло к ней неровно дышит. Что ж, о вкусах не спорят. Паоло расхаживает вдоль полок, рука на бедре, задница отклячена. Ничего не поделаешь: назвался гомиком — лезь в обтягивающие штаны.
— Ты славный парень, Паоло.
— Вот только не надо играть в Мать Терезу. Я обычный перец.
Знакомые интонации. Я принимаю его правила.
— Конечно, перец.
Я похлопываю Паоло по руке. Больше мы не произносим ни слова.
Эми опаздывает на семнадцать минут, что само по себе странно: обычно на встречу с Ви люди (особенно те, которым что-нибудь нужно) приходят вовремя.
С криком «Ви!» Эми вламывается в ресторан и целует меня в обе щеки.
— Ви, вы бесподобны! Готовы надрать задницы паре-тройке бомжих?
Я прихожу к выводу, что Эми — прикольная, и мы беремся за руки. Обычно я так не поступаю, но энтузиазм — вещь заразная.
— Едем!
Мы ловим тачку — такси вызвать не удалось, потому что мой мобильник так и не взялся за ум. Тем не менее за сорок пять минут, что мы добираемся до спального района, я успеваю привязаться к Эми. Она из кожи вон лезет, чтобы мне понравиться, но как-то естественно и мило — видимо, поэтому у нее и получается. Я говорю, что Регина и Кэлвин нам помогут, но Эми не реагирует — эти имена для нее пустой звук. Когда я упоминаю про ужин в «Нобу», глаза у нее загораются.
Под занавес мы обедаем в «Пайяр патиссери», где яблоку негде упасть из-за шансонеток.
— Эми, как получилось, что вы стали заниматься благотворительностью и вообще делать добро? — спрашиваю я, налегая на тушеного кролика.
Мне действительно интересно. Эми слишком хороша собой, чтобы тратить жизнь на других. Конечно, подобные особи существуют, но, кажется, только в виде героев сериалов.
— Я писала сценарии для мыльных опер, но однажды мне захотелось чего-нибудь настоящего. Приходилось придумывать новые повороты сюжета, чтобы героям жизнь сладкой не казалась, и в конце концов мне это надоело. Я сказала себе: хватит высасывать проблемы из пальца, нужно искать реальные проблемы и решать их, — объясняет Эми и бросает на меня заговорщицкий взгляд: мол, вы понимаете, что я имею в виду.
Я делаю умное лицо и молча киваю.
Официант наконец уносит наши тарелки (в «Пайяр» прескверное обслуживание, это всем известно, тарелки не убирают до последнего, если только вы не относитесь к числу VIP-гостей, к каковому числу я, естественно, отношусь). Эми достает ручку и бумагу.
— Ви, так что вы посоветуете насчет спонсоров? И стоит ли проводить модное дефиле?
Это я уже обдумала, причем более чем тщательно. Я точно знаю, что делать.
— Эми, никакого дефиле. Только аукцион. Пригласим звезд, устроим банкет, выставим на торги одежду звезд.
Эми откидывается на пестром диванчике, с удовольствием ловит собственное отражение в зеркалах и улыбается:
— Здорово.
— Еще бы!
Следующая остановка — Общежитие для бездомных женщин Нижнего Манхэттена, занимающее четвертый этаж маленького невзрачного дома на Кристофер-стрит. Для бомжих совсем недурно.
— Эми, вы здесь уже бывали?
Я спрашиваю с единственной целью — поддержать разговор.
— Нет.
— Тогда почему вы выбрали именно этот дом?
— Просто открыла в справочнике раздел «Благотворительные организации» и наугад ткнула пальцем.
Чудненько. Я глубоко вздыхаю.
Владелица помещения (она же администратор, она же ответственное лицо) по имени Тамзин — совсем девочка и производит двоякое впечатление: она кажется одновременно и идеалисткой, и уставшей от жизни особой, вроде чтецов в поэтическом клубе «Под сенью струй». Наверняка она не ест говядины и баранины и не бреет подмышки. Предложение провести аукцион приводит Тамзин в восторг. Окинув взглядом облезлую мебель, я ее восторг понимаю.
Тамзин устраивает для нас экскурсию. Эми хочет поговорить с обитательницами общежития, чтобы «составить представление об этом доме и решить, как лучше провести наше мероприятие».
Впечатляющая энергичность. Хотя кто ее знает, эту Эми, — может, она риталин[21] горстями ест.
Нас знакомят с Сандрой, пожилой негритянкой с очень грустными глазами. Похоже, энтузиазм — единственная доступная Эми эмоция; ее вопросы к Сандре тоже не отличаются оригинальностью:
— Почему вы здесь оказались и как вам помогло Общежитие для бездомных женщин Нижнего Манхэттена?
Сандра рассказывает о своем первом муже, которого хватило всего на одну ночь и который, однако, успел ее за эту ночь избить. Потом она подсела на героин, а теперь ведет неравную борьбу с этим пагубным пристрастием.
Эми хмурится, но вдруг ее осеняет:
— Может, муж вам хоть руку сломал?
Мы с недоумением смотрим на Эми, но ее уже несет:
— Первый муж Сандры, настоящий альфонс, жестоко избивал ее в течение двух лет. Все это время Сандра пыталась сбежать, но безуспешно. В конце концов, не выдержав издевательств, она выстрелила в своего мужа. Это была самозащита. Суд оправдал Сандру после того, как выяснилось, что на самом деле мужа убил брат Сандры, считавшийся пропавшим без вести, но тайно следивший за судьбой сестры. Еще нам понадобится ребенок. Сандра, у вас есть дети?
Сандра, которая не может похвастаться статусом матери-одиночки, грустно качает головой Эми нисколько не разочарована.
— Ви, мы ведь сможем взять кого-нибудь на роль ребенка Сандры?
— Не знаю, я занимаюсь исключительно модой, — говорю я нежнейшим голоском. Но Эми так просто не сдается: она убеждена, что Сандре для полного комплекта необходим ребенок.
Мы долго препираемся по этому поводу. Следующий номер нашей программы — Светлана, жертва брачного агентства, представительница могучей державы. Светлана не говорит по-английски, Тамзин выступает в роли переводчика с русского.
Эми конспектирует интервью.
— Сколько лет вы были замужем?
Светлана говорит долго и сбивчиво, Тамзин переводит ее слова с предельной лаконичностью:
— Семь лет.
— Это большой срок, — хмурится Эми. Впрочем, у нее уже почти готова легенда. — Что, если муж Светланы был гомосексуалистом? Или вот: она выросла без отца. Нет, лучше так: отец втянул Светлану в кровосмесительную связь. Конечно, нам придется использовать съемку, но если все сделать грамотно, это будет нечто!
Наша администраторша в ужасе. Назревает скандал — нужно срочно добиться расположения Тамзин.
— Послушайте, вы ведь хотите помочь этим несчастным женщинам? — начинаю я вкрадчивым голосом.
Тамзин нехотя кивает, и я продолжаю:
— Так вот, это просто бизнес. Эми может собрать столько денег, что ваши бомжихи будут как сыр в масле кататься и еще вас переживут. Вам просто нужно переступить через свои принципы. Принесите мораль в жертву. Цель оправдывает средства, не так ли?
Тамзин переминается в своих туфлях на резиновом ходу.
— Не нравится мне все это.
Я гипнотизирую Тамзин взглядом.
— Да ведь и нам это тоже не нравится! Но поймите, Тамзин: победителей не судят. Вы же не станете отрицать, что успех в наше время и в нашей стране — это все? Успех — сам себе судья. Он важнее всех ваших моральных устоев, вместе взятых. Если хотите чего-то добиться, играйте по правилам, которые установили пресса и телевидение. Поверьте, я знаю, что говорю.
В конце концов Тамзин удается уломать. Эми, безусловно, сумеет добыть для обездоленных женщин Нижнего Манхэттена целое состояние. Возможно, некоторые особо обездоленные даже попадут на какое-нибудь реалити-шоу, если, конечно, пропиарить их как следует. А что смогла бы сделать Люси для этих заблудших душ!
Я вспоминаю, что обещала Шелби две души. Светлана и Сандра идеально подошли бы — если втянуть их в Программу, они горы свернут. Правда, вербовка клиентов отнимает уйму времени, и сначала мне нужно разобраться с собственными проблемами. Во-первых, беременна ли Меган? Во-вторых, если Меган таки залетела, означает ли сей факт неминуемый конец света и буду ли я в нем повинна? В-третьих, почему мне так не хочется вербовать клиентов? Ведь клиент получает все, что хочет. Меган, например, получит ребенка. Я — самая стильная и самая успешная девушка в Нью-Йорке, если верить ежегодному опросу. Тогда почему мне так тревожно? Светлана и Сандра и мечтать не смели о том, что я им предложу. Я хмурюсь — несмотря на самые веские аргументы, мне все равно паршиво.
В следующие две недели пожаловаться особенно не на что. Торговля идет довольно бойко, Натаниэль — само внимание, мамуля старается не попадаться на глаза. Картину портит Меган и в связи с ней — вероятность того, что пророчества Нострадамуса сбудутся.
И вот наступает день Икс. После посещения терапевта Меган должна сделать домашний тест на беременность. Я спешу к ней, чтобы держать ее за руку (естественно, в переносном смысле: когда делаешь тест на беременность, нужно, если кто не знает, пописать на пластиковую полоску, и Меган, я думаю, уж как-нибудь сама эту полоску подержит).
Меган в трансе. Она сидит в кресле-качалке и вяжет пинетки под музыку «Eminem».
— Ви, зря я тебя послушалась. Я сейчас в трусы наделаю от страха.
— Прибереги мочу для теста. — Я крою уверенную, ободряющую улыбку. — Меган, я с тобой, что бы ни случилось.
В качестве компенсации за внимание Люси бедняжке Меган полагается преданная дружба. А что еще я могу ей предложить?
Меган аккуратно убирает вязание в корзинку и встает.
Я вскрываю упаковку и вручаю Меган пластиковую полоску. Меган высоко поднимает голову, Меган смотрит мне в глаза. Она так хочет этого ребенка. У меня сердце разрывается: Мегс даже не подозревает, в какой переплет попала.
Я выдавливаю бледное подобие улыбки — на большее я сейчас не способна, — даю Меган стакан воды и отправляю ее в ванную.
Минуты еле ползут — может, для того, чтобы я обдумала свои поступки и сделала соответствующие выводы. Но порой оглянуться назад просто не в нашей власти. Порой в мозгу словно что-то заклинивает, иначе мы бы просто не вынесли воспоминаний о том, что намеренно совершили, слишком они ужасные. Поэтому я тупо слежу за секундной стрелкой и жду Меган.
Наконец она появляется с тестом в руке. Я засекаю время. Мы гипнотизируем дурацкий кусочек пластика. Меган вызывает синюю черточку, я заклинаю ее не проявляться. Чья возьмет? Черточка после положенных колебаний все же проступает.
Твою мать!
В тот же миг Меган из женщины-зомби превращается в школьницу на вечеринке. Она с визгом бросается мне на шею. И я все это терплю.
Поведение Меган вполне естественно. У нее повышенный гормональный фон, она уже видит своего малыша (не представляю, каково это, — у меня никогда не было детей). Если бы Меган не суждено было войти в историю как женщине, повинной в гибели цивилизации, я бы позавидовала ее счастью.
— Как ты думаешь, Ви, у меня мальчик или девочка? О господи, мне же надо подготовить детскую! Я люблю желтый цвет. Интересно, моей дочке понравится желтое одеяльце? Господи, что я несу?! Это бракованный тест. Я не могу иметь детей. Нет, я не могу иметь детей!
— Сходи к врачу. Сделай повторный тест. — Я улыбаюсь в семьдесят семь зубов. — Увидишь, ты действительно беременна.
— Ви, как я рада, что ты со мной в такой момент. Это просто чудо!
Да, Мегс, мало же ты знаешь.
Меган рвется поделиться радостью с Шелби. Но я, выдержав паузу (не слишком длинную, чтобы Меган ничего не заподозрила), предлагаю обмыть это событие вдвоем в баре.
— Что ты, Ви! Мне больше нельзя пить!
Я делаю удивленное лицо, потом до меня якобы доходит:
— Из-за ребенка?
— Конечно. Я буду очень осторожна. Никаких сомнительных действий! Это мой шанс.
— А по-моему, глоток текилы еще никому не вредил. Надо же отпраздновать твою беременность.
Меган думает, что я ее поддразниваю, и не реагирует.
— Ви, поедем к Шелби, все ей расскажем!
— Давай после обеда, — соглашаюсь я и иду в кухню за водой для Меган.
Я беру пластиковый стакан — культовую посуду янки, наливаю воды и начинаю заклинание. Этот ребенок не должен появиться на свет.
Белена, дурман, спешите,
Искру жизни погасите.
Пусть вода простая эта
Яд возьмет у горицвета.
— Вот, выпей.
Меган хорошая и вдобавок слишком мне доверяет; она послушно осушает стакан.
На лице Меган застывает улыбка и не сходит ровно столько времени, сколько действует заклинание. Я успеваю избавиться от улик (вымыть стакан) и снова сесть рядом, прежде чем Меган выходит из ступора.
— Ви, что это было?
В голосе никакого недоверия, только любопытство.
Я натянуто улыбаюсь:
— Специальная вода для беременных. В ней и кальций, и фтор, и витамины — в общем, все, что нужно будущей маме.
Еще часа два я торчу у Меган — мы вместе смотрим канал «Счастливые родители». Внезапно до меня доходит, что чары не подействовали. И неудивительно: в деле замешана Люси, значит, этому эмбриону ничего не страшно.
Я возвращаюсь домой. Мамуля торчит у телевизора и дымит как паровоз.
— Мам, хочешь мартини?
Мамуля гасит окурок в пепельнице.
— Ты слишком много пьешь, Ви. Я тебе уже говорила.
— Ой, только не начинай сначала. Дай отдохнуть.
Мамуля раскрывает рот, чтобы продолжить нотацию, но внезапно передумывает. Вдруг она выдает:
— Я сегодня разговаривала с твоим отцом.
Уже неплохо.
— Вот молодец. И что папа сказал?
— Лори требует, чтобы он на ней женился.
Мамуля отворачивается — не хочет, чтобы я заметила, как ей больно. Когда я была подростком, мамуля во время разговора часто отворачивалась, но я не задумывалась почему.
— Да, это скверно, — реагирую я.
Мамуля, несмотря ни на что, всегда кажется непобедимой.
— Можно я поживу у тебя еще чуть-чуть?
— Конечно, — отвечаю я, зная, какой геморрой меня ждет.
Но мы еще посмотрим, чья возьмет. И если уж быть справедливой к моей карликовой мамуле (да простят меня карлики за такой эпитет), то, что она остается, совсем неплохо.
— Я найду работу.
— Я тебе помогу. Хочешь, возьму продавщицей в бутик?
Мамуля качает головой.
— Не надо, а то мы поубиваем друг друга. Бизнес пострадает. Может, мне лучше переехать в отель?
Теперь моя очередь качать головой.
— Ну что ты, мама. Оставайся. Постараюсь тебя не убить. — Я выдавливаю улыбку. — Что-то я устала. Пойду лягу.
— У тебя был тяжелый день?
— Да нет. Все проблемы решила. Спокойной ночи.
Я опрокидываю еще бокал мартини, но даже двойная порция не в силах потушить адское пламя в животе. Некая часть меня ужасно хочет спасти мир. Часть эта маленькая, но она есть, и ей нужно, чтобы я стала хорошей, в то время как я плохая. Откуда что берется? Понятия не имею.
Я продолжаю рефлексировать, и совершенно напрасно: единственное существо, которое мне удалось спасти, — мерзкая псина, да и та умела плавать, а значит, не считается.
Я сижу на кровати и смотрю в окно. Солнце садится, небо объято пожаром. И можете мне поверить: это вовсе не красиво. В детстве, наверное, ваша мама просила вас не торчать у плиты. Моя мамуля велела мне до плиты дотронуться. Это подействовало: с тех пор мой девиз — не играть с огнем.
Правда, на сей раз плиты коснулась я, а ожог будет у Меган.
Не успеваю я задремать, как звонит телефон. На проводе Шелби.
— Ви, это неслыханно!
— Ты о Мегс?
— С ума сойти! Она залетела! Видите ли, «чувствовала, что залетит»! Странно как-то. Хорошо, что это не у меня. Ребенок — такая обуза!
— Да-да, — бормочу я в трубку.
— Хочу открыть магазин аксессуаров для собак. Мне кажется, у меня получится.
— Да, это выгодное дело.
— Но сколько хлопот! О каждой мелочи нужно помнить. Мне, наверное, одной не справиться. Ви, а у тебя есть личный помощник?
— Есть. Моя мать.
— Как ты думаешь, она согласится работать и на меня? — спрашивает Шелби, которая в глаза не видела мамулю.
— Не знаю, — тяну я. — Она такой специалист… Разве что за очень хорошие деньги…
Для Шел «деньги» означают «качество». Голову даю на отсечение, она никогда не слышала в свой адрес: «Вы — самое слабое звено!»
— За деньгами дело не станет, Ви.
— Я поговорю с мамой и потом свяжусь с тобой.
— Отлично. Завтра ты уже будешь знать?
— К чему такая спешка?
— Гарри требует, чтобы я сделала пластическую операцию. Он обозвал меня индюшкой — все из-за моего подбородка. Сволочь.
Что и требовалось доказать. Мне ли не знать о подлой сущности Гарри!
— Я звонила Люси и все ей рассказала, — продолжает Шелби. — Люси хочет встретиться со мной завтра у тебя в бутике в час дня. Кстати, дорогуша, ты мне две души задолжала, надеюсь, помнишь?