Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы

Глава 13

Воскресенье — день отдыха, но сегодня оппозиции было не до последнего. Городской совет был вынужден принять целых три выражения протеста. В полдень рабочие фабрики по производству ковров, вооруженные иглами, потребовали остановить строительство на месте Всемирного торгового центра, так как сходство «Башни свободы» (в проекте) с огромной иглой оскорбляет ткачей по профессиональному признаку. После того как вконец распустившиеся пролетарии убрались, появились хаммероненавистники на скейтах и подожгли чучело предмета своего негодования, таким образом продемонстрировав, что зло от немереного потребления бензина значительно превосходит зло от замалчивания доходов. Наконец, в шесть часов вечера, когда садится солнце, члены Общества по борьбе с вампиризмом устроили пикет в знак протеста против сокращения финансирования больниц.

На косу кинофестиваль «Трибека»[25], и все говорят только о бессмертном фильме, сценарий которого написал никому не известный автор из Делавэра, тут же окрещенный Софией Копполой с картезианским уклоном. Хотите знать, как называется эта действительно очень остроумная романтическая комедия? Пожалуйста: «Я все думаю и думаю, пока не начинаю плакать».

Другие новости. Для Усамабада, кажется, настал Армагеддон. В конфликт втянуты Штаты, Испания и Франция. Один из коннектикутских сенаторов отправляется в эту горячую точку, чтобы контролировать выборы президента. Джордж Уилл будет охлаждать пыл сторонников той или иной кандидатуры, а наш обожаемый Билли Буш — освещать в прессе этот захватывающий процесс. Просто до смерти хочу посмотреть, как наши доблестные соотечественники станут наводить порядок в усамабадском осином гнезде.

Терпеть не могу больницы. Да и за что их любить? Меня просто трясет от запаха лекарств, стерильного белого цвета и сплошь желтушных лиц Меган сразу же отправили на обследование, что явно не к добру. Ее отец должен ближе к ночи приехать из Хэмптонса, а пока придется ей довольствоваться обществом Коварной Ви. Мегс возьмет из моих рук кружку куриного бульона так же, как совсем недавно взяла стакан воды.

Медсестры и врачи, уткнувшись в истории болезни, так и снуют по коридору. Скорость бешеная, отловить кого-нибудь просто нереально. В приемном покое, где я дожидаюсь информации о состоянии Меган, храпит, раскрыв рот, какая-то старушенция, а субъект средних лет странно на меня поглядывает. Не самая приятная компания.

В ожидании проходит три часа. Я уже никакая, а кофе просто отвратительный. Наконец удается прижать к стенке медсестру.

— Чем могу помочь? — лепечет девушка.

Рэтчед-сан — крохотная азиатка. У нее скверный цвет лица и не менее скверные очки — огромные «кошки» по моде пятидесятых.

— Я привезла Меган. — (Фамилию опустим — мы же договаривались.) — Скажите, сколько еще нам с ней здесь торчать?

— Вы торопитесь на вечеринку?

Медсестра начинает хохотать. Интересно, часто она практикует баловство с закисью азота? Впрочем, новая, улучшенная версия Ви оставляет свои догадки при себе.

— Мне просто нужно убедиться, что с Меган все в порядке.

— Вы ее родственница?

— Да, мы сестры.

— Предъявите документ, удостоверяющий этот факт.

Я сверлю глазами сестру Рэтчед. Черт, будь я на третьем уровне, она бы у меня мигом раскололась.

— Знаете, у меня в водительских правах генеалогическое древо как-то не помещается.

— Не хамите, мисс, а то не стану вам помогать.

Я начинаю препираться, соображаю, что это не в моих интересах, и предъявляю паспорт.

Сестра Рэтчед даже не смотрит.

— Подождите еще минут сорок. Потом можете пройти к вашей сестре. Сейчас у нее врач.

— Скажите, она потеряла ребенка?

Я стараюсь выражать сожаление, но для этого не следовало употреблять слово «потеряла». Я едва не кричу: «Пожалуйста, пожалуйста, скажите, что потеряла! Тогда геморроя будет намного меньше!» Вот так, думаю я, и закончится карьера Ви — Вербовщицы клиентов. Пусть теперь Шелби старается. Если ребенок Люси уничтожен, Земля может спокойно продолжать вертеться, а я наконец умою руки и отправлю мамулю обратно во Флориду. Если не принимать во внимание душевную драму Мегс и собственное неминуемое сошествие во ад, сценарий весьма неплох.

— Я не уполномочена давать такую информацию, — говорит Рэтчед-сан. — Сами спросите свою сестру.

— Говорите, минут через сорок?

— Да, минут через сорок. Может, через час.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Я торчу в приемном покое еще два часа. По телевизору идет «Судный день». Ненавижу это шоу. Попытки переключиться на что-нибудь другое не имеют успеха. Видимо, врачи специально, для промывки мозгов родственникам, настраивают телевизоры на судебные процессы.

Наконец Рэтчед-сан сообщает, что я могу увидеть сестру.

— Не прошло и полгода, — бурчу я.

Кошачьи очки Рэтчед-сан сползают с носа, что можно расценить как китайский эквивалент фразы «А не пошли бы вы…». Впрочем, у меня нет ни малейшего желания толкать эту узкоглазую на тропу Хошимина. Напротив, я должна успокоиться сама, чтобы успокоить Меган.

На больничной кровати Меган кажется совсем девочкой. Лицо практически слилось с наволочкой. Меган сидя смотрит Си-эн-эн. У меня сжимается сердце. Я-то думала, выкидыш — это ерунда. Я ошибалась.

— О, да у тебя тут нормальные каналы ловятся!

Я усаживаюсь на белый пластиковый стул. Не бог весть какие удобства, но хоть на соседней кровати никто не торчит. В любом случае лучше, чем приемный покой.

— И палата отдельная. Ты неплохо устроилась.

— Еще бы. Просто отель «Риц».

Меган демонстрирует чувство юмора. Уже хорошо. Умница.

— Как ты себя чувствуешь?

Меган внимательно смотрит рекламу, просто ловит каждое слово. Что бы это значило? Наконец она выдавливает:

— Нормально.

— А что с ребенком?

Тут Меган жмет на пульт, экран гаснет, и прогноз погоды остается под вопросом.

— Тебя-то почему это интересует?

— Мне так жаль, Меган. Ты очень славная. За что тебе такие страдания? У тебя выкидыш? Я правильно поняла?

Меган откидывает голову, глаза наполняются слезами.

— Что-то у тебя голос слишком довольный.

Ну да, у меня довольный голос, но ведь и причина есть. Этот ребенок наделал бы дел. Меган сама бы не обрадовалась, не говоря уже об остальных, пока одушевленных субъектах. (Информацию об Апокалипсисе я почерпнула из четырех «Оменов». И лучше обойтись без пятого.)

— Меган, ты еще молодая. У тебя вся жизнь впереди.

Нелегко одновременно сочувствовать и нести жизнеутверждающую чушь.

— Выкидыша не было — это так, просто чтоб ты не обольщалась.

Блин.

— Но…

Меган переходит на шепот, голос ее дрожит. Я тут же забываю о спасении цивилизации. Пусть спасаются как могут, а у меня есть подруга, и ей нужна моя помощь. Впрочем, я уже и так постаралась — представила Меган дьяволу.

— Так в чем дело?

— Врачи ничего не могут понять. Плод отторгается, а почему — неизвестно.

— Меган, ты, главное, думай о хорошем, и все будет в порядке.

Звучит глупо, но все же в данной ситуации лучше, чем сообщение: «Меган, ты носишь ребенка Сатаны, поэтому пусть уже он отторгается».

Волосы у Меган поблескивают. Золотистые блики — самое яркое, что есть в палате.

— Ви, я хочу побыть одна.

Я тщетно ищу слова утешения. Я на втором уровне. Я на раз наколдую цацки от Картье и платье от Армани, но не в состоянии сделать так, чтобы Меган родила нормального ребенка.

— Меган, если я могу хоть чем-то тебе помочь…

— Ни черта ты не можешь помочь. Я бы все отдала, лишь бы сохранить этого ребенка. Когда я обнаружила, что беременна, я подумала: наконец-то жизнь обретет смысл. Наконец-то кто-то будет меня любить просто за то, что я есть. Мне будет с кем гулять в парке и смотреть на голубей…

— Если хочешь, будем смотреть на голубей вместе, — предлагаю я нетипично мягким голосом.

Меган поднимает глаза. В них мировая скорбь.

— Ви, ты сама себя обманываешь. Тебя же интересуют только звезды. Бог знает что у тебя на уме. Я до сих пор не пойму, почему ты со мной заговорила тогда, в салоне красоты. С тобой было приятно пообщаться, но ты и сама знаешь: мы разные люди.

Я молчу, потому что Меган абсолютно права. Но это-то мне и не нравится. Вот интересно, до продажи души хотелось бы мне гулять с Меган по парку? Вряд ли.

— Меган, мы не всегда получаем то, что хотим, — говорю я по одной-единственной причине: мне хочется быть девушкой, которой нравится сидеть в парке на скамейке и болтать с подружкой. Но я — далеко не такая девушка.

Меган смотрит устало.

— Ви, если ты стараешься помочь, имей в виду: у тебя плохо получается.

— Что для тебя сделать?

Действительно, пусть скажет: я ведь не умею собирать черепки разбитых жизней и складывать их в кучку у ног бывшего владельца.

— Помоги мне сохранить ребенка.

Глаза у Меган полубезумные. В них отчаяние готового на все человека.

На минуту этот взгляд меня останавливает. Меган не знает, почему я такая благополучная, не знает, кто на самом деле Люси. Я смотрю в ее несчастные глаза. Я умею по глазам определять, готов человек расстаться с душой или нет. Меган готова.

— Извини, я не умею творить чудеса.

Губы у Меган дрожат, я отвожу взгляд.

— Я просто хочу, чтобы кто-нибудь любил меня такой, какая я есть, и за то, что я есть. Разве я прошу невозможного? У меня куча денег. А толку-то!

Вот теперь я знаю, как ответить.

— Меган, счастье за деньги не купишь.

Именно поэтому клиенты первого уровня так хотят скорее стать клиентами второго уровня. А клиенты второго уровня рвутся на третий уровень. У Люси все продумано, адский планчик работает. Всегда есть к чему стремиться. А предела человеческим амбициям не существует.

Меган вцепляется в простыню и начинает ее скручивать, будто выжимает. Да она плачет! Только этого не хватало. Ненавижу, когда при мне ревут.

— Ви, неужели ты не можешь прекратить отторжение плода? Помнишь, ты как-то сказала, что способна сделать все, что угодно? Ты ведь хочешь помочь? Вот и помоги.

Меган, видимо, ожидает увидеть Суперженщину, но бедняжка и не подозревает, откуда эта Суперженщина черпает свою силу. Не хочу, чтобы Меган страдала. Конечно, я могу прекратить отторжение плода.

От Меган всего-то и потребуется, что душа.

— Пойми одну вещь: мы не всегда знаем, что на самом деле для нас хорошо, а что плохо. Пусть все идет как идет — может, оно и к лучшему.

— Не пори чушь!!!

— Поверь, Меган, я бы помогла тебе, будь это в моих силах, — вру я.

Естественно, я не собираюсь вербовать Мегс. Если кто и заслуживает души, так это она. Большинство тех, с кем я общаюсь, своих душ не заслуживали.

Пойду-ка я отсюда, пока Меган меня не разжалобила. Я считаю себя непоколебимой и несгибаемой, этакой сверхженщиной, но ко всему прочему я еще и совру (в том числе себе) — недорого возьму.

— Я буду в приемном покое. Твой отец скоро приедет.

Меган с головой накрылась одеялом. Она рыдает так, что кажется, сейчас душа у нее сама выпрыгнет. Она даже не замечает моего ухода.

Говорят, что дьявол в подробностях; иногда он еще и в приемном покое. В прямом смысле. Люси тут как тут, цветет и пахнет, несмотря на то что полночи проторчала в больнице. Я наскоро произношу заклинание, которое должно привести меня в приличный вид. Рядом Люси — лучше выглядеть на все сто.

— Люси, какими судьбами?

Не знаю, насколько вежливо получилось. Во всяком случае, я старалась.

— Отличная работа, Ви.

Лицо у Люси довольное, аж противно, голосок сладкий, словно я снова у нее в фаворитках. Ощущение, будто задница сама собой подтягивается. Вообще-то это должно меня несказанно радовать, но я почему-то нервничаю.

— Ну ты сильна, — продолжает Люси. — Меган подпишет контракт через… — дьявольский взгляд на часы, — через час и сорок семь минут. А ты снова окажешься на третьем уровне. Довольна?

По моим представлениям, Люси должна сейчас рвать на себе волосы. Ведь это ее ребенок отторгается, не чей-нибудь. Почему же она радуется?

— Люси, а ты-то чего радуешься?

— Жизнь продолжается, — пожимает плечами Люси.

— Минутку, минутку. Меган ведь носила твоего ребенка. Она не может иметь детей. Ты же говорила, что мечтаешь о дочери. Ты поминала «Омена». Не пойму, зачем ты позволила Меган забеременеть?

— Верно, Ви, я бы хотела иметь дочь. Но эмбрион, который оплакивает сейчас Меган, — самый обыкновенный, каких сотни тысяч.

Так вот оно что! Ключевое слово «оплакивает»! Люси уже знает, что ребенка не будет, для нее горе Меган все равно что Троянская война. Как говорится, проехали.

— Выкидыш все-таки случится, да, Люси? Ну и дрянь же ты! Так вот просто, под настроение, уничтожить ребенка! Тебе нужна еще одна душа, так ты, недолго думая, убиваешь младенца в утробе матери!

— Не я, Ви.

Ну конечно. Люси сама ничего не делает.

— А кто? Меган на званом ужине рыбки поела, теперь малышу точно кранты, так, что ли? Дьявол дал, дьявол и взял? Открытие клуба — званый обед. Не странно ли, что все сроки совпадают?

Люси выдерживает паузу. Люси передергивает плечами.

— Вообще-то, Ви, это ты дала Меган заклятой водички попить. Вот водичка и сделала свое черное дело.

Я столбенею. Пальцы становятся как ледышки.

— Не может быть! Этого просто не может быть!

— Я, как тебе известно, не могу никого убить. Это мое проклятие. Я даю, а не отнимаю.

В словах Люси столько здравого смысла, столько логики.

— Я тебе не верю. Если дело в моей воде, Меган должна была выкинуть сразу. Уж я бы знала.

— Ви, а ты внимательно читала инструкции? Ты читала то, что написано мелким шрифтом? Злые чары действуют не сразу. Как ты думаешь, почему я назначила ужин именно на сегодня?

Я изо всех сил напрягаю мозги, но, хоть режьте, не могу вспомнить. Будто сто лет прошло. Неужели я это сделала? Боже мой, я убила ребенка. Дрожащей рукой я пододвигаю стул и почти падаю. Я закрываю глаза, но зловещая улыбка Люси преследует меня, светится кислотным огнем на внутренних веках. Я это сделала.

Боже, я это сделала.

Я это сделала.

Из груди вырывается маловразумительный лепет — наверное, оправдания. Мне больно, словно я — не я, а Меган. Боль поедает меня изнутри.

Я так поступила с Меган.

От ужаса кровь стынет в жилах. В комнате невыносимо холодно, меня трясет, и я не в силах унять дрожь.

Я это сделала.

Люси обнимает меня за плечи, но я стряхиваю ее руку. Не хватало еще принять соболезнования от дьявола.

— Не переживай. Ты с этим справишься, — утешает Люси.

Я раскачиваюсь на стуле. Нет. Я не могла. Это ночной кошмар, и он скоро кончится.

Я не хочу «справляться». Самый страшный мой грех — в том, что я пыталась стать хорошей. А я — все равно что Люси, даже в зеркало не надо смотреться.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться. На стене висит пейзажик, я пялюсь на него, пока в глазах не начинает рябить. Количество гор, деревьев и цветов растет в геометрической прогрессии.

Я это сделала.

— Что будет с Меган?

Люси пожимает плечами.

— Я подремонтировала ей матку. Она снова сможет забеременеть. Правда, только с моей помощью. — Люси улыбается. — Контракт у меня с собой. Я видела Меган: она готова подписать что угодно. Разумеется, ее душу я засчитаю как твой трофей.

Я раскачиваюсь на стуле, пялюсь на дурацкий пейзаж и постепенно превращаюсь в кусок льда. К горлу подступает тошнота.

— Люси, скажи, почему ты так вцепилась в Меган? — Заледеневший язык плохо слушается. — Почему для тебя так важно получить именно эту душу?

Неужто душа Меган такая ценная, что ради нее стоило уничтожить меня?

— А дело не в Меган, Ви. Дело в тебе. Ты что, до сих пор не поняла? Ты так стараешься изменить свое будущее. Ты запарилась искать в себе хорошее. Не парься — не найдешь, потому что хорошего в тебе просто нет.

В голове раздается легкий щелчок, будто свет выключили. И я знаю, что это за звук. Так умирает надежда.

— Я думала, мое призвание — спасти мир от маленького Дэмьена.

— Знаю. До чего смешно было за тобой наблюдать, ты не представляешь! Ты билась как рыба об лед! Умора!

Люси улыбается так, будто знает, что я сделаю в следующий момент.

Умора?! Как же я ненавижу этот ее взгляд! Я не Бонни, а Люси не Клайд. Я не гильотина, а Люси не мадам Дефарж[26]. Я сопротивляюсь изо всех сил. Взгляд падает на руки — они в крови. Я вытираю ладони о юбку, но кровь проступает снова.

Люси и это предвидела.

— Что и требовалось доказать, Ви.

Я даю ей пощечину — не могу больше видеть эту самодовольную улыбочку, словно говорящую: «Да, Ви, ты убила невинного младенца». Темные глаза Люси затуманивает печаль.

— Теперь полегчало?

Красное пятно исчезает на глазах, словно его и не было.

— Нет.

— Ви, смирись. Прими себя такой, какая ты есть. Будешь куда счастливее, можешь мне поверить. Я это выстрадала.

— Люси, я не могу быть злой, — говорю я, но при этом думаю: «И тем не менее ты злая, Ви».

Люси тяжко вздыхает.

— Еще какая злая. Или, по-твоему, убийство младенца в утробе матери — хороший поступок? Даже трудно себе представить что-нибудь хуже. Я лично ничего хуже никогда не совершала.

Люси облокачивается о спинку стула.

— Неужели ты думала, что я не знаю о твоих похождениях? Вспомни хотя бы благотворительный аукцион. Или помощь Кимберли и Марву. А теперь ты решила спасать мир. Зачем? Ви, как хочешь, а я тебя не понимаю. У тебя все есть. Глупо отказываться от своего же счастья.

— Я не собиралась помогать Кимберли. Я только хотела помочь Бланш.

По лицу Люси пробегает тень улыбки.

— Бедная старушка. У нее обнаружили болезнь Альцгеймера.

Я в ужасе смотрю на Люси. Все последствия продажи души тут же обрушиваются на мой и без того уставший мозг. Наивная Ви думала, что она сама по себе, а мир сам по себе.

— Это твоя работа?

Люси отрицательно качает головой, но в глазах ее вопрос. Она хочет, чтобы я открыла ящик Пандоры. Решение где-то близко, прямо у сердца. А собственно, что мне терять? У меня ничего не осталось.

— Люси, ты ведь можешь вылечить Бланш!

Именно так, с восклицательным, а не с вопросительным знаком.

Люси щелкает пальцами.

— Легко. Только слово скажи, Ви.

Я медленно киваю, и Люси улыбается — она явно не сомневалась, что именно этим дело и кончится. Как я дошла до жизни такой? Когда, в какой момент человек начинает прибегать к помощи дьявола?