Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы

Глава 16

Сегодня открытие, и все жители нашего славного города в едином порыве устремились в Бронкс. Каждый чувствует себя стопроцентным янки. Кто же соперник? Конечно, группа «Ред сокс». Вчера я чудесно провела вечер в компании Джорджа С. Вот человек, который знает, как оставаться на пике популярности. Его молитвами, еще добрый десяток лет нас ждет засилье «Бомберз». Ликуйте, фанаты!

Во вторник вечером в клубе «40/40» были замечены Джейми Макгрегор и дочь коннектикутского сенатора. Они до сих пор вместе! Видимо, Макгрегор знает какие-то шотландские штучки, которые превратили синий чулок в аппетитный пирожок по старинному рецепту горцев. Многих интересует, есть ли в пирожке начинка. В любом случае должна признать, что дочь сенатора — просто душка.

Давно мы не писали о заведении «У Эллен». А ведь Нью-Йорк просто невозможно представить без Эллен Кауфман, сидящей за обеденным столом с непроницаемым, как у советского дипломата, выражением лица. Вчера ночью, когда все заведения уже закрылись, у Эллен проходил сеанс спиритизма. Вызывали дух Джеки Кеннеди. Дело в том, что несколько завсегдатаев некой забегаловки в Верхнем Ист-Сайде весьма разочаровались в Кеннеди, прочитав последнюю книгу об этой семье, и хотели услышать правду из мертвых уст первой леди. Неунывающий медиум предпочитает не распространяться о результатах, но надежные источники сообщают, что грядет публикация интервью с духом незабвенной Джеки.

Во вторник у меня назначена встреча с Кэлом у него в офисе, в стенах Сити-Холла. Здание построено в лучших традициях классицизма. Стук каблуков по мраморному полу под сводами мраморных колонн трансформируется, и эхо ружейных выстрелов преследует вас по всему коридору, распугивая мраморные аллегории Правосудия, сжимающие в обнаженных руках разнообразные предметы, ничего общего с правосудием не имеющие. Среди этих предметов почему-то нет грабель, а ведь именно на них с завидной регулярностью наступает наше Правосудие в неравной борьбе с привилегиями.

Исключением явился процесс над Мартой Стюарт, да и то потому, что подсудимая трубила на весь свет о том, как сохранить репутацию незапятнанной. Не будь она такой занудой, тоже бы вывернулась, как двукратный чемпион в этом виде спорта Майкл Джексон и его многочисленные, хоть и не столь одаренные подражатели.

К черту правосудие. Я уже в приемной Кэла. Секретарша смотрит сквозь меня и цедит:

— Вы по какому вопросу?

— Насчет благотворительного аукциона.

Я тоже умею смотреть сквозь. Главное — не тушеваться.

Секретарша щелкает компьютерной мышью.

— Вашей фамилии нет в списке посетителей мистера Бассано.

— А вы кто такая, чтобы контролировать доступ к телу? Мамаша его, что ли?

— Я при исполнении и не потерплю подобного тона. Мы вас в минуту отсюда выставим, и вы так покатитесь, что ни одно такси не угонится.

Не хватало опуститься до перебранки с шестеркой. Я отгораживаюсь от девицы журналом. Просматривая оглавление, обнаруживаю, что в руках у меня «Ежедневный обзор рынка ценных бумаг», морщусь и бросаю журнал на пол.

Церберша ухмыляется.

Фу! К ноге! Тубо! Сидеть!

Стань любезней хоть на треть!

И чудо происходит. Секретарша расплывается в приветливейшей улыбке и набирает местный номер босса.

— Мистер Бассано, пришла мисс…

(Мы же договорились, никаких фамилий.)

— Так проводите ее ко мне! — рявкает Кэл по громкой связи.

Кабинет Кэла больше похож на кошмарный сон работника стеклозавода. На меня надвигается одновременно не меньше дюжины собственных отражений. Чем больше Ви, тем лучше! Я даже не сразу замечаю Кэла. Лучше бы я его вообще не заметила.

Я поспешно отворачиваюсь.

Нет, нужно взять себя в руки. У меня ведь есть цель. Собравшись с силами, я выдавливаю:

— Кэл, как я рада вас видеть. Какой у вас необычный интерьер. Наверное, дизайнер заложил в эти стены весьма неоднозначный посыл.

— А то! Я слышал, что с помощью стекла можно управлять поведением. Так оно и есть: каждый, кто входит в мой кабинет, несколько минут просто не может понять, где он и зачем он. На пути к успеху все средства хороши, не так ли?

— Да вы коварный мужчина!

Кэл расправляет плечи, но я замечаю, что руки его живут своей жизнью где-то под столом.

— Как я рад, что вы пришли. После нашего разговора я составил список служащих Министерства юстиции, которые хотели бы помочь с аукционом и оказать материальную поддержку. Для начала Регина организует ужин.

— Вот было бы чудесно!

Интересно, если сейчас поймать его за руку, облегчит ли это исполнение замысла Хитрой, Беспринципной Ви?

Одна рука Кэла снова оказывается на столе, другая остается на причинном месте. Я решаю больше не отслеживать его манипуляции, а сконцентрировать внимание на широком безмятежном лбу.

— И все же, Ви, нам до вас далеко. За вашей популярностью никому не угнаться, — говорит Кэл, а сам не сводит с меня глаз, восхищенных глаз.

Видно, что он готов на все.

Я повторяю одно из любимых выражений Эми:

— Добрые дела всегда оставляют чувство глубокого удовлетворения.

Кэл подмигивает:

— Как я вас понимаю!

Я позвонила Эми и наплела, что была за границей, потому что внезапно отыскалась моя сестра-близнец, с которой нас разлучили в младенческом возрасте. Эми повелась и выразила радость по поводу моего возвращения как на родину, так и в проект, потому что — цитирую: «Ви, вы именно та VIP-персона, без которой нам не обойтись».

Я сама едва не прослезилась.

Следующие четыре дня я собираюсь с силами, чтобы позвонить Бланш и возобновить наши воскресные матчи. Пора, думаю я, вернуться к привычному образу жизни, а значит, и к шахматам. Признаюсь, я нервничаю. Меня терзают противоречия: мне хочется, чтобы Люси избавила Бланш от «провалов», но я понимаю: на каждый хороший поступок дьявола приходится его же заподлянка, причем с самой неожиданной стороны. Это и называется равновесием.

Что мне ответила Бланш? Вот что: «Наконец-то ты позвонила! Мне нужен выигрыш, чтобы заплатить за свет, вдобавок Марв сказал, что у него вымогают деньги. От тебя, Ви, моему бумажнику сплошная польза». Теперь вам ясно, за что я люблю эту женщину?

В воскресенье я прихожу в парк с опозданием. Бланш уже сидит за столиком. На ней розовое платье, и это здорово — значит, сердце ее по-прежнему занято Юрием. И браслеты на месте, все до единого.

— Ви, где ты пропадала? Я просто извелась.

— Ой, столько дел! Я ездила за границу.

— Скажи честно, заливаешь?

Бланш — это вам не Эми, ее не проведешь.

— Я тоже о тебе беспокоилась, Бланш. Как у тебя с памятью? Провалы продолжаются?

— Представь себе, нет. Юрий говорит, это потому, что я стала есть больше рыбы.

Бланш кивает в сторону нашего «казака», который смотрит на нее как на свою собственность. Я стараюсь радоваться за Бланш. Я даже выдавливаю улыбку — будто кусок цемента разламываю.

— Конечно, Юрий прав. Рыба очень полезна для мозга.

— Зато ты, Ви, выглядишь ужасно — краше в гроб кладут. Что тебя точит? — спрашивает Бланш, начиная игру королевским гамбитом.

Это жестоко даже с ее стороны.

— У меня все в порядке.

— Думаешь, я не вижу? У меня, между прочим, новые очки, очень сильные. Я вижу получше некоторых молодых. Вот посмотри на то дерево. Спорим, ты не видишь, что в четвертой снизу ветке маленькое дупло?

— Бланш, я прекрасно вижу дупло.

— Ну и слава богу. Так что же с тобой происходит? Из тебя слова не вытянешь. Это ненормально.

— Все нормально.

— Ладно, не хочешь рассказывать — не надо.

Но не проходит и двух минут, как Бланш снова принимается за свое.

— А как твоя мама?

— Лучше. Она ищет квартиру, так что скоро мы перестанем действовать друг другу на нервы. Правда, ее не принимают ни в одно жилищное сообщество — наверное, фейс-контроль не проходит.

Вы, конечно, можете спросить: Ви, почему ты не заставишь какого-нибудь председателя жилищного сообщества принять мамулю? Я и сама об этом думала. И пришла к выводу: у меня — прогрессирующий мазохизм.

— Да, тебе не годится жить с матерью в одной квартире. Выходит, назад во Флориду она не собирается?

— Увы.

— И все же хорошо, когда родные поблизости. Это так важно. А отец не думает переехать в Нью-Йорк?

Я пожимаю плечами.

— Папе сейчас не до того. Он женится.

— Женится? В его-то возрасте? О чем он только думает?

— Понятия не имею.

Браслеты наигрывают старый мотив.

— Так вот, значит, почему ты сама не своя! Конечно: разводятся родители, а страдают дети. Не расстраивайся, Ви, все наладится. Сходи к психиатру.

Я вежливо улыбаюсь: единственное, что можно получить от похода к психиатру, — это следующий уровень. Я делаю ход слоном. Некоторое время Бланш занята только шахматами.

— А как поживает Люси?

— Что ей сделается!

— Ты расторгла тот контракт? Сделка всегда казалась мне подозрительной.

Подозрительной, ха! Бедняжка Бланш смотрит на мир сквозь розовые очки.

— Не расторгла. Это невозможно.

— А что, если Люси связана с криминалом? В Нью-Йорке свирепствует бандитизм. Не удивлюсь, если они теперь стали вербовать и женщин.

С минуту я размышляю. У Люси нет ни сердца, ни совести, но она преследует не только и не столько корыстные цели.

— Нет, Бланш, Люси работает исключительно на себя. Это такой род бизнеса.

— Ладно, Ви, поступай как знаешь. А Марв мне все рассказал. Он очень рассчитывает на твою помощь.

И когда только окружающим перестанет мерещиться нимб над моей головой! У меня всегда собственные, Ви-центричные мотивы. В моем случае лучше не думать о ближних.

— Помочь Марву не в моих силах.

Мягкая формулировка, специально для чувствительной Бланш.

— Но ты хоть пытаешься. И вообще, Ви, ты же всегда держишь слово. Сейчас это такая редкость! Думаешь, я бы стала играть в шахматы с какой-нибудь балаболкой? Другие вон так и норовят зажать проигрыш, зато уж выигрыш из тебя вытрясут до последнего цента.

Бланш выигрывает первую партию. Просто у меня сегодня сердце не на месте.

Юрий ловит на себе страстные взгляды из-под очков.

— Хорошо, что у тебя появился мужчина. Юрий тебе подходит.

— Мужчина и тебе не помешал бы. Глядишь, ты бы стала поспокойней.

— А я уже стала.

Бланш спускает очки на нос.

— И ты молчала! Как его зовут?

— Натаниэль.

— Что это за имя? Вроде не итальянское.

— Какая разница? Все равно я потеряла Натаниэля.

Бланш гладит меня по руке.

— Эх, Ви! Училась бы у меня. За любовь нужно бороться, поверь моему опыту. Если ты любишь своего Натаниэля, не сдавайся.

Ей легко говорить! Если бы я могла просто прийти к Натаниэлю и сказать: «Я тебя люблю!» Но что это изменит? Может, стоит попробовать быть хорошей? В конце концов, ведь нигде не написано, что проклятая женщина обязательно должна быть плохой.

— Пожалуй, сделаю, как ты советуешь. Вдруг у меня получится? Бланш, я хочу тебя кое о чем спросить. Как ты думаешь, могла бы я просто сидеть на скамейке в парке, кормить птиц и болтать с подружкой? Хватило бы мне этого для счастья?

Мир, конечно, мне не спасти, друзей не осчастливить. Но вдруг мое призвание — кормить голубей в парке? Вот было бы здорово!

Бланш в замешательстве. Ее нижняя губа, как всегда в минуты раздумий, исчезает во рту. Я жду приговора. Бланш качает головой.

— Нет, Ви, ты слишком активная. У тебя ускоренный обмен веществ, поэтому ты не можешь усидеть на месте. Мой дядя Леонард, упокой, Господи, его душу, был точь-в-точь как ты. Просто не выносил безделья. — Бланш указывает на собственную голову. — Тебе, как и мне, необходимо все время чем-то занимать мозг.

— Да, наверное, ты права.

Я проиграла всухую. Бумажник Бланш потяжелел на две сотни баксов.

Заплатит теперь за свет на год вперед.

Следующий день у меня с большой буквы «Д» — я обедаю с Люси. Настало время проверить эффективность моего плана, поэтому я без звука согласилась на встречу. Главное — делать вид, что довольна судьбой дьяволовой пешки и даже не замечаешь, что ты дьяволова пешка. Эту премудрость я усвоила.

Люси поджидает в «Святом Эмброузе». Я смотрю на шоколадные пирожные глазами женщины, которая знает: дорога в ад вымощена далеко не благими намерениями. Нет, она вымощена соблазнами — шоколадом и стройными бедрами.

После обеда (телятина по-милански — пища богов) Люси переходит к делу. К делу о душах.

— Пять душ меньше чем за две недели. Идешь на рекорд, Ви.

— То ли еще будет, — говорю я, смачно жуя шоколадный ганаш[30] с восхитительным малиновым соусом.

Мои манеры, конечно, оставляют желать лучшего, но при виде десерта я и о них забываю. Это мне удается лучше всего.

— Ты вышла на финишную прямую. Когда я тебя впервые увидела, я сразу поняла: ты станешь одной из первых в нашей организации.

Я скромно опускаю глазки.

— Наверняка, Люси, ты это всем говоришь.

Люси с улыбкой наклоняется ко мне.

— Итак, Ви, чем бы тебе хотелось заняться? Останешься в мире моды? А может, попробуешь себя в политике?

По-моему, скучнее политики трудно что-нибудь представить, но у Люси на ней просто бзик. Интересно, сколько уже веков дьявол орудует в это сфере? Я до стольких и считать не умею.

— А что от меня потребуется, если я выберу политику?

— Ви, ты, верно, думаешь, что это все связано с Меган?

Я вздрагиваю.

— Понятия не имею, потому и спрашиваю. Ты опять помогла ей забеременеть?

Люси смотрит на меня с нежностью.

— Это ведь ее практически единственное желание. Можно сказать, навязчивая идея. Как бы ты поступила на моем месте?

Вот почему Люси так опасна. Нет, она не превращает людей в скот и не насылает саранчу — она просто с ласковой улыбкой протягивает вам веревку и мыло.

— Думаю, Ви, ты бы тоже исполнила заветное желание Меган. Уж если ее прокляла судьба, я, по крайней мере, должна обеспечить ей маленькое женское счастье. В конце концов, именно поэтому и Программа работает. Мы находим людей, которым чего-то не хватает в жизни, и их невзгоды горят синим пламенем. Разумеется, в переносном смысле.

С минуту Люси испытующе смотрит мне в глаза.

— Ви, мне бы очень хотелось, чтобы это была ты. Ты просто создана для этого.

— Для чего для этого?

— Для того чтобы быть моей дочерью. Правда.

Дочерью Люси? Воспоминания о том, что Люси говорила о мечте иметь дочь, о том, что она вынудила меня сотворить с Меган, еще слишком свежи. И я понимаю: Люси не шутит.

Я откидываюсь на стуле и взвешиваю свои мысли. Они сконцентрировались на разработке стратегии самосохранения. Люси хочет, чтобы я была ее дочерью. Ее дочерью…

Когда первый приступ отвращения отпускает, я ловлю себя на том, что польщена. Люси (будучи дьяволом) хочет, чтобы я была ее дочерью. А моя биологическая мать (которая тоже дьявол) не испытывала ко мне никаких родственных чувств, пока я не стала богатой, знаменитой и не переплюнула саму Коко Шанель.

— Люси, но почему именно я?

— Потому что мы с тобой сработались. Потому что мы с тобой обе язвы — нам на язык лучше не попадаться, все обговорим, от платья до качества подтяжки. В общем, мы понимаем друг друга с полуслова, как мать и дочь, которые к тому же лучшие подружки. Моя работа обрекает меня на одиночество. На полное одиночество.

— Ты могла бы выйти замуж. Разве нет?

Не знаю, имеет ли дьявол право на личную жизнь. Наверняка дьявол имеет право на все. Люси только рукой машет.

— Связаться с мужчиной! С ходячим геморроем! Миром правят женщины. Ты это знаешь, я это знаю, вся Америка это знает. Если я найду мужчину, он тут же захочет присвоить мою власть. Он по природе своей просто не сможет смириться с тем, что женщина сильнее. Лучше раз и навсегда определить мужчин в разряд развлечений. Они способны доставить удовольствие, но не более того.

— Как я тебя понимаю! Различие во взглядах на жизнь убивает всякие отношения, — говорю я, имея в виду Натаниэля.

Люси делает глоток минералки.

— Ви, ты так и не сказала, согласна ты или нет.

— Я думала, ты и сама догадалась. Люси, у меня уже есть мать. Она, конечно, не ангел с крыльями, но мы в последнее время сблизились.

— Ви, скажи мне одну вещь. Как, по-твоему, женщина, которая завербовала девять клиентов, собирается пройти тест на характер?

Иногда спорить с дьяволом очень трудно.

— Я не особенно надеюсь, что пройду какой бы то ни было тест.

— И тем не менее ты его пройдешь. А от полного счастья тебя отделяет только привычка надеяться.

Я вцепляюсь в край стола, изо всех сил стараясь ни о чем не думать. Осторожно, Ви!

— Люси, я бы не хотела быть твоей дочерью. И привычка надеяться здесь ни при чем.

В глазах Люси разочарование, но она понимающе кивает. Я быстренько меняю тему:

— А когда это у тебя началось? Когда тебе захотелось иметь дочь?

Люси берет ложечкой кусочек торта. Люси встряхивает волосами.

— Очень, очень давно. Желание пришло само собой. У Бога есть дитя. А дьявол чем хуже?

— Так ты, выходит, знакома с Богом?

Люси делает большой глоток кофе и лишь потом отвечает. Вот не знала, что ей больно об этом говорить.

— Видишь ли, я когда-то жила в раю, но там все такие ханжи. Бог сказал, что я слишком амбициозна, от меня одно беспокойство и я вношу раскол в небесное воинстве. А потом, вместо того чтобы выслушать мои аргументы, дал мне пинка.

— Наверняка насчет раскола он был прав.

Люси именно так действует на людей, уж я-то знаю.

— Я ему говорила, что человек всегда будет стремиться к личному превосходству. Богу мои речи не нравились — не всем нравится горькая правда. Он всегда питал иллюзии насчет рода человеческого. А я — никогда.

Люси пожимает плечами — ясно, что она весьма (и уже давно) разочарована в людях. Да, такова Люси. Она видит лишь то, что хочет видеть. Я не собираюсь спорить.

— А на кого Бог больше похож — на Джорджа Бернса[31], на Моргана Фримена[32] или на Чарлтона Хестона?

Мысленно я ставлю на Чарлтона Хестона.

— Он очень высокомерный, этакий всезнайка.

Да, я это чувствую. Люси завидует, завидует, завидует. Мы с ней действительно очень похожи.

— А ты скучаешь по нему? В смысле по раю?

— Иногда. Зато у меня есть Нью-Йорк. А это почти то же самое.

Как-то не верится, что Люси действительно разговаривала с Богом. Что Бог и дьявол могут вот так сесть поговорить под… шоколадный ганаш. Я оглядываюсь по сторонам, просто на всякий случай — вдруг в ресторан заскочил Чарлтон Хестон. Не заскочил, конечно. Пожалуй, я слегка разочарована.

— Так ты хочешь доказать Богу, что он был не прав?

— Разумеется.

Люди за столиками буравят друг друга завистливыми глазами. Вот зачем я продала душу — чтобы никому больше не завидовать, потому что я и так круче всех. Но я обломалась: всегда найдется кто-то более крутой, неважно, с душой или без. Я могу без устали доказывать обратное, но от зависти мне избавиться не удалось. Я тоже буравлю глазами окружающих. Даже сейчас. Это чувство неистребимо. Какой же Бог все-таки наивный!

— Люси, ты победишь.

Она кивает:

— Я знаю.

Обед прошел в теплой, дружеской обстановке. Появляется официант. Он что-то шепчет Люси на ухо, она поворачивается и машет рукой экс-мэру Нью-Йорка.

— Люси, в чем дело?

— Он любезно предложил оплатить наш обед.

Будете в Нью-Йорке, не вздумайте держать пари против янки. Ну и конечно, против дьявола.