Персен Дэ Лоук хромая пересекал древние пески Друинна, находящиеся в сердце империи и невидимые для смертных нарушителей. Лунный свет, переливаясь в кристаллах песка, создавал иллюзорную сферу. Прохладный бриз, наполненный ароматом цветов гартина и элсмет, прошелестел по его щекам и шее подобно призраку, унёсся прочь, взъерошив темные пряди волос. Мерцавшие в небе звезды казались такими близкими, что протяни он ладонь, и сможет дотронуться.
Это прекрасное убежище, созданное его эмоциями, было настоящим издевательством.
Всё его тело сотрясала ненависть и ярость. Он едва мог заставить свои ноги передвигаться, шаг за шагом. Только вчера он проклятием обратил Джохрана эн Сарр в каменную статую. Ещё вчера воин стоял здесь, в самом сердце песков Друинн, но сейчас его нет.
Его нет.
Персен почувствовал магию матери, цветочный аромат её духов и знал, что она тому причина, потому что могла его либо освободить, либо отослать.
Сжав руки в кулаки, он прикрыл веки. Используя внутренний взгляд, он попытался поймать магический поток. Энергия пронизывала воздух слоями, каждый слой другого цвета, в зависимости от заклинания или волшебства и времени, когда оно было использовано. Самое последнее заклинание было красным. Это были чары, работавшие извне, но были направлены в другую реальность, другую энергию, чары, открывающие вихревой поток между мирами.
Он знал, что это она отослала Джохрана. Удачный способ спасти проклятого воина от гнева Персена. Осознание этого бушевало в нем подобно огню, угрожая вырваться наружу.
«Почему ты себя так мучаешь?» — раздался мягкий женский голос за его спиной.
Персен оглянулся. Белые песчинки взмыли в воздух от его резкого движения.
Темноволосая красавица царственно стояла позади него с лазурным амулетом на шее.
Сила океана пульсировала в центре амулета. Плечи женщины были напряжены от беспокойства, притворного беспокойства, надо сказать. Он знал, что она никогда о нем не беспокоилась.
«Пришла позлорадствовать?» — резко спросил он.
«Нет». — Выражение ее лица было непроницаемым, когда она коснулась его плеча.
Его гневный взгляд остановил ее. Она замерла, а затем её рука бессильно опустилась.
«Мне не доставляет радости видеть, как ты расстроен».
«Не делай вид, что тебя волнует, что я чувствую. Я знаю, твоя любовь фальшива».
Ее глаза, бледно-голубые, как и его собственные, потемнели от печали.
— Я твоя мать. Почему ты думаешь, что я могу беспокоиться об одном сыне, но не беспокоюсь о втором? Да, я оставила тебя здесь, но я всегда была предана тебе так же, как и Джорлану. Всегда.
— Лгунья! — Он сократил расстояние между ними там, в тиши белых песков. Ярость вскипела в нем, и он ударил ее. Наотмашь. Вложив в удар весь гнев. Её голова откинулась в сторону, и небольшая струйка крови потекла из уголка ее губ. — Ты лжешь! — Он говорил медленно, тихо. Жестко.
Молчание окутало их, как гнетущая тень, и он наблюдал, как щека его матери покраснела и начала опухать. Это его след, и осознание этого позорного поступка причиняло ему боль. Он затаил дыхание до тех пор, пока его грудь не начало жечь. Он вздохнул — нежный аромат ее духов дразнил его ноздри. Он ждал ее следующие слова, слова, которые бы наконец продемонстрировали ее ненависть к нему.
Но их не последовало.
Слезы затопили ее глаза, подбородок задрожал.
— Пожалуйста, поверь мне, я посвятила свою жизнь тебе. Не потому, что ты мой сын, а потому, что я люблю тебя.
Эти слова били больнее. Лучше бы она его ударила в ответ. Как долго он ждал, чтобы услышать такое чудесное признание? Казалось, всю жизнь. Но это ничего не значило для него сейчас. Ничего!
— Твои действия противоречат твоим словам, мама.
— Это неправда.
— Ты утверждаешь, что любила меня всё это время, и все же ты меня бросила, будто я мусор, в то время как сама наслаждалась жизнью со смертным царем.
— Я оставил тебя с Друиннами, потому что я любила тебя. Неужели ты не понимаешь? Я не могла разлучить тебя с ними, зная, что тебе было суждено стать первосвященником».
— Что значит власть без любви? Все, что я когда-либо желал, это ощутить, как твои руки обнимают меня, успокаивают меня. Услышать твой голос, убаюкивающий меня. Но ты отказала мне в этих вещах, предоставив все это Джорлану.
— Мне очень жаль, — прошептала она, и голос ее стал едва различим, как ветры третьего сезона. — Мне очень жаль. Я не знала, не думала.
Нет, — он прервал ее, хмурясь. — Ты не думала обо мне. Ты никогда не думала обо мне.
— Персен, пожалуйста, прекрати это. Я люблю тебя. Я действительно люблю тебя.
Опять эти слова. Как они врезались в его душу, заставляя его истекать кровью внутри, мучиться от боли, оставляя за собой пустоту, где когда-то было сердце.
— Как я уже сказал, твои действия противоречат твоим словам. Ты утверждаешь, что любишь меня, и все же ты отправила Джорлана далеко, мешая мне осуществить мое самое большое желание.
Ее глаза были закрыты, губы сжаты.
— Да. Я это сделала, я отослала его подальше.
Последовало долгое молчание.
— Скажи мне, мама, если я дам тебе еще один шанс, ты, наконец, докажешь свою любовь ко мне? — спросил Персен.
— Все, что захочешь, все — прошептала она полным надежды голосом, все еще не оборачиваясь.
Он точно знал, чего хочет.
— Верни статую назад ко мне.
— Нэй, только не это. — Она покачала головой. — Никогда.
— Будь ты проклята, почему ты забрала его у меня? Почему? Любящая мать не препятствовала бы моей мести.
Наконец ее глаза встретились с его. Он пронзил ее полным ярости взглядом. Она не отвела взгляда от него на этот раз и выдержала с гордо поднятым подбородком.
— Джорлан такой же мой сын, как и ты, и я не хочу, чтобы он страдал за мои грехи.
Ее слова преданности его самому ненавистному врагу резанули его больнее острых когтей.
— Отправив его в другой мир, ты наказала меня. Значит ли это, что тебе нравится видеть мои страдания?
— Твое счастье означает для меня так же много, как его, но я не могу позволить тебе лишить свободы твоего брата. — Как темный ангел на фоне белого песка, она опустилась на колени и зачерпнула горсть мелких кристаллов, пропуская песчинки между пальцами.
Одна одинокая слеза упала на ее ладонь, намочив и уплотнив песок.
— Если бы я могла снять заклятие, я бы сделала это вместо того, чтобы отправлять его прочь.
Ноздри Персена раздувались. Все свое детство он молился о любви этой женщины, нуждался в ней всеми фибрами своего существа. Но все, что он получил, — лишь пустота.
Только пустота. Он предположил, что он не должен был винить Алану за то, что она оставила его. Как же должна мать обожать сына, чтобы смотреть на него с отвращением?
Он знал, что его шрамы, осунувшиеся черты лица порой слишком тяжело нормально воспринимать.
Это одна из причин, по которой он ненавидел Джорлана так сильно. Джорлан обладал красотой древних легенд и силой воина. С мускулами, подобно которым не было ни у кого, красавец-гигант был более опасным, чем казался. Свала встречала каждое его действие, в отличие от мрачного признания, полученного Персеном, когда его собственные мистические силы стали востребованы. Это его навыки и магия должны были восхваляться.
— Он твой брат, Персен, — тихо сказала она. — Освободи его.
— Он мой самый большой враг, мама. Я увижу его смерть первым.
Она сделала глубокий вздох и опять попыталась прикоснуться к нему. Персен попятился. Сейчас он не примет её ласку.
— Тебе нужна женщина, — рассеянно сказала она и зачерпнула еще одну пригоршню песка. — Кто-то, кто залечил бы твои душевные раны.
— Какая женщина меня захочет? — Он рассмеялся, его смех, резкий и полный горечи, резал уши.
— Какая женщина захочет человека, чья кожа покрыта шрамами, а тело изуродовано и скручено?
Она ответила без колебаний.
— Женщина, способная заглянуть внутрь и разглядеть прекрасную душу.
— Это говорит женщина, не только отказавшаяся от первого сына, но и уничтожившая второго.
Ее подбородок дернулся вверх, и она заглушила его последние слова.
— Не говори этого. Не говори этих страшных слов.
— Что? Боишься, Друинны услышат твоего сына? Я знаю, что ты сделала чтобы…
— Персен, — оборвала она его снова, отчаяние сквозило в её голосе. Гордо выпрямившись, она договорила: — Довольно.
Он помолчал, раздумывая над её мольбой.
— Ты права. Твои грехи против смертных мало что значат для меня. По правде говоря, я приветствовал твоё поведение. — Он запрокинул голову и взглянул вверх, на небеса. Две Луны светились, создавая сферы фиолетового света. Почему жизнь такая сложная? Человек должен жить любя. Вместо этого он жил страдая и продолжал страдать.
— В какой из миров ты отправила Джорлана?
Ее веки затрепетали, когда она понял, а что он увидел облегчение на её лице.
— Я отправила его далеко, где однажды любящая девушка освободит его. Он заслуживает счастливой жизни.
— А я не заслуживаю? — Персен ударил кулаком по ладони.
— Я этого не говорила, — мягко заверила она его. — Но твоё счастье не в страдании Джорлана.
— Да, в нем самом. Хотя возможно, его искупление в страданиях другого рода. Я закалю Джорлана так же, как твоё пренебрежение закалило моё сердце, — сказал он скорее себе, чем ей.
— Но, может, мне стоит ожесточить тебя вместо него?
И как только слова были произнесены, он осознал, что именно хотел сказать. Если бы она стала камнем, то не смогла бы произнести слова, которые его ранят. Не смогла бы бросить его в одиночестве и без средств к существованию. Не смогла бы снова выбрать Джорлана.
Она, должно быть, поняла о его намерениях по глазам, потому что сказала:
— Персен, не делай этого. — И попятилась. Она даже сжала амулет, чтобы отправить себя в другую реальность.
У него было значительно больше сил, чем у нее; Друинн предвидел это. По Элизе он заморозил её, сжимающую кулон, не позволяя ей ни двинуться, ни переместиться при помощи магии.
— В прошлый раз все твои действия были продуманы и взвешены. Здесь был Джорлан, но теперь его нет и некому защитить тебя от моей магии. Мы оба знаем, что он не обладал моими магическими способностями, но ты всегда выбирала слабейшего из своих сыновей. Подумай об этом.
— Персен.
Усмешка искривила его губы.
— Просто помни, что я единственный, кто может освободить тебя от этого заклинания. Один из парадоксов жизни, я полагаю, заключается в том, что тот человек, который делает тебе больно, это именно тот, кто может спасти тебя.
Находясь под влиянием эмоций, он достал из своих одежд скипетр и поднял руки высоко в воздух. Драгоценная рукоять блестела в лунном свете, отражаясь цветными сферами на песке.
— Плоть и кровь ты возможно. — Он сфокусировал свою магическую энергию на матери. — Но увидеть всё только будучи камнем сможешь.
— Не делай этого, — попросила снова она, расширив глаза от ужаса.
Он не слушал ее мольбы. Разве она хоть раз за долгие годы вняла его мольбам? Мало того, казалось, она слишком торопилась отказаться от него. Нахмурившись, он закончил свое проклятье:
— Как мрамор холодной ты станешь, Как камень ты будешь тверда.
Я проклинаю тебя!
В королеву каменную обращаю!
Пока моя кровь не прольется И не освободит тебя.
Налетел внезапный ветер, холодный, как дыхание ада. Молния пронзила небо и ударила в песок. Её тело начало превращаться в серебристый камень миллиметр за миллиметром.
Свершилось.
Но он не почувствовал облегчения, на которое так надеялся. Ничего из того, что так страстно желал в самой глубине души, но так не получил. Нэй, он почувствовал… стыд, в его сердце начала разрастаться боль и нужда. Бессильно уронив руки, он смотрел на прекрасную женщину, стоящую перед ним.
Его плечи поникли — Должен ли я освободить тебя прямо сейчас? — спросил он, заранее зная, что не сделает этого. — Я иду за Джорланом. Ты ведь знаешь это. То, что ты его отправила в другое измерение, ещё не значит, что я его не найду.
Высоко в небе звезды постепенно исчезали за образовавшимися облаками. Раздался раскат грома, затем все стихло. Казалось, погода отражает эмоции, бушующие в нем.
— Мы оба знаем, что в разных мирах время течет по-разному. Здесь, в Империи, прошел день, но сколько дней прошло для Джорлана? Освободился ли он? Стал ли он старым и немощным? Неважно, каков его возраст, главное, чтобы он был жив, когда я верну его в Империю. Время и расстояние надо мной не властны.
Персен знал, что ему не следует покидать Империю. Но он покинет ее. Если для того, чтобы найти своего брата, ему придется проститься с этим миром и никогда не возвращаться, так тому и быть. Друинны нуждались в нем. Что-то темное зависло прямо над горизонтом. Что-то, к чему жители этой страны не были готовы. Он не знал, что это было, война, быть может, но он знал, что много жизней будет потеряно в ближайшее время. Тем не менее, его месть значила для него больше, чем безопасность его мира.
Первые капли дождя оросили песок и камни, несколько из них упали на лицо его матери и побежали по щекам, будто слезы.
— Если я верну его тебе, откроешь ли ты и для меня свое сердце? Найдется в нем хоть немного настоящих чувств и для меня?
Ответом ему была тишина.
Тишина повисла над песками, подобно белой тени; казалось, даже дождь не смеет барабанить. Персен упал на колени, прижавшись лицом к животу матери, ему так хотелось ощутить её объятия на своих плечах.
— Если я верну его тебе, ты полюбишь меня по-настоящему? Возможно, даже полюбить больше, чем ты любишь его?
Снова ответом ему было молчание.
Ничего другого он и не ожидал, но никак не мог заставить себя перестать надеяться на то, что она его слышит. Что его нужда в ней смягчит её. Однако, глядя на её лицо, он ясно читал: «Ты моё самое большое разочарование!»
Так не должно быть.
— Я найду его, — сказал, наконец, Персен. Он поднялся на ноги и провел рукой по её щеке. — Я обыщу все галактики, если потребуется, и найду, куда ты его отправила. И тогда, милая матушка, я верну его к тебе. Поверженным и уничтоженным.