Капкан для зверя

Глава 20

— Вы должны подписать здесь и здесь. Без вашего разрешения мы не можем начать поставки товара.

Я посмотрела на Джо, моего консультанта-секретаря и скептически поджала губы.

— Я подпишу только после того, как мне предоставят полный отчет. Полный, Джо.

— Но Николас…

Я постучала костяшками пальцев по столу, раздражаясь.

— Мне наплевать, как вы работали раньше. Сейчас я правлю кланом, и я решаю, каким образом мне вести бизнес с моими партнерами. Бумаги об отчетности мне на стол. Ты свободен, Джо.

— Я просто хотел сказать, что господин Мокану уже давно лично проверил поставщика. Так как он проверяет… несколько секунд он отвел взгляд.

— Я в этом не сомневаюсь, но проверю еще раз. Господин Мокану больше не ваш босс. Теперь я решаю, как вы будете дышать, смотреть, двигаться и говорить, я так же могу решить, что вам больше совершенно не нужно делать ничего из вышеперечисленного, и в таком случае от вас останется горстка пепла.

Он сглотнул, и я увидела, как дернулся его кадык, а над верхней губой появились капельки пота. В воздухе витал запах страха… и мне он нравился. Да, с некоторых пор он начал мне нравится, иногда это пугало.

Опустила голову, рассматривая на экране ноутбука особняки в пригороде. Вчера я купила новый дом. Просторный, уютный, очень светлый. С утра слуги уже перевезли в него все вещи.

— Госпожа?

С раздражением посмотрела на секретаря.

— Вы еще здесь?

— Полчаса назад пришли бумаги о продаже вашего дома. Сделка состоялась. Через неделю въедут новые владельцы.

Я кивнула и снова перевела взгляд на экран.

— Отличная работа, Джо. Очень быстро.

Он не должен увидеть, как задрожали мои руки, и слышать, как несколько раз замерло сердце. Когда дверь за ним тихо закрылась, я захлопнула крышку ноутбука и уронила голову на руки, зарываясь пальцами в волосы. Вот и разорвана последняя ниточка с прошлым. С Ником.

Я ведь почти не думаю о нем. Почти. Нет, не потому что время лечит, а, скорее, потому что в этом нет смысла. Иногда приходят такие моменты, когда боль, выпитая до дна, притупляется, но она живет внутри тебя, даже дышит, и я знаю о ее существовании. Просто я ее больше не боюсь. Потому что мы с ней единое целое. Так человек смиряется с неизлечимой болезнью и учится с ней жить, подстраиваться под нее. Я научилась жить с болью.

Сколько времени прошло, как мы стали чужими и больше не виделись? Я потеряла ему счет. Вначале дни тянулись бесконечно, потом они переросли в месяцы, а дальше я перестала смотреть на календарь. Сейчас я жила совсем другой жизнью. Я изменилась, все во мне стало другим, иногда казалось, что это и не я вовсе. О Нике я больше не слышала ничего. Возможно, если бы я захотела, я могла бы узнать, куда он уехал, где он сейчас, но я не хотела. Зачем лишний раз кормить мою боль, чтоб она подняла голову и начала сжирать меня? Кроме того, я могла узнать то, чего знать не хотела бы.

Жирная точка была давно поставлена, и я больше не собиралась превращать ее в многоточие. Я занималась делами Братства. Хотя мой бывший муж и передал правление отцу, я настояла, что справлюсь сама. И я справилась, полностью контролируя как торговлю, так и своих подчиненных. Поначалу это было непросто. Сверхсложно. Я не понимала ровным счетом ничего. Я злилась, рвала бумаги, выгоняла своих помощников за дверь, консультанты в моем присутствии бледнели. Сама от себя не ожидала такой агрессии, но я хотела понимать, чем живет мой клан. Его Европейское ответвление. Со временем я разобралась, лично встречалась с партнерами, изучала эти чертовые договора, схемы, законы. Бывало, посреди ночи звонила отцу, и мы разбирались вместе. Через несколько месяцев я могла с легкостью вести все дела, которые вел Ник.

Но у меня была цель. Иная. И я не хотела, чтобы хоть кто-то узнал о ней раньше времени. Я собиралась сделать то, что до меня не смог никто. Для этого мне требовалось время и полное понимание всего, что происходит в Братстве, всей политики, всей изнанки и подноготной этого мира. Возможно, именно это давало мне много сил жить дальше.

Только иногда, по вечерам, когда я оставалась одна в своем новом просторном офисе и смотрела на ночные улицы Лондона, ловила себя на мысли, что опять его вспоминаю, смиренно выпуская боль на волю. Как сейчас, когда продала НАШ дом. Последнее, что оставалось нашим общим прошлым, кроме детей. Порвала тоненькую ниточку с ним… я надеялась, что порвала. Это как самая жестокая, затяжная ампутация без наркоза, когда даже после прошедшего времени все еще болят старые шрамы. Дико болят. Невыносимо.

И сейчас она не заставила себя ждать. Проклятая агония. Вырвалась наружу, пожирая, изматывая. Я позволила. Давай, терзай меня, сегодня я беззащитна. Сегодня можно. Я налила себе в бокал мартини и посмотрела в окно. Ведь та Марианна умерла. Сегодня я похоронила все, что от нее оставалось… у меня траур. Тронула щеку и отняла руку… слезы. Все же я плачу.

Этой ночью я позволю той Марианне снова метаться в агонии, выть от боли, ломать ногти, кусать губы до крови. В последний раз. А утром… утром я буду смотреть, как мои дети осматривают новый дом, как в него завозят наши вещи, буду улыбаться им и махать рукой из окна. Возможно, еще будут такие моменты, когда я снова стану прежней Марианной, только теперь ее больше никто не увидит. Никто не узнает, что она все еще жива, еще плачет о нем… нет, не вслух, плачет в душе, когда на лице надменная улыбка, а в глазах триумфальный блеск Княгини Европейского клана, перед которой трепещут, целуют руки, боятся сказать лишнее слово. Я сыграла по ней реквием, и каждый день слышу его последние аккорды.

Больше нет Марианны Мокану — она умерла. Есть Марианна Воронова, и она поставила перед собой цель, ради которой пойдет по трупам и по головам.

***

Я помню тот день, когда все изменилось. Правда, тогда я еще не поняла, насколько. Вошла в кабинет Ника и увидела Серафима. Он аккуратно складывал документы в папки. Поднял голову, посмотрел на меня, поздоровался и невозмутимо продолжил складывать дальше. Я прошла вглубь кабинета и раздвинула шторы на окнах.

— Я могу не спрашивать куда он уехал, верно?

Не повернулась к ищейке, а просто рассматривала, как по стеклу стекают растаявшие снежинки. Ответ я не услышала, впрочем, вопрос был мыслями вслух.

— Ты тоже уезжаешь?

— Если меня уволили, то — да.

Я резко обернулась, посмотрела на ищейку. Все эти годы у нас был взаимный холод в общении. Я уверена, что он при первой же возможности уйдет. Потому что с этой должностью его связывала лишь фанатичная преданность моему мужу и уж точно не мне. Я, скорее, любимая игрушка хозяина, которую нужно беречь, пока хозяин хочет в нее играться и спустит три шкуры за ее целостность. Сейчас подобная необходимость отпала. Тогда почему он медлит?

— Нет, я не увольняю тебя. Если хочешь продолжить службу — можешь остаться. Если готов быть предан мне и моим детям так же, как был предан моему мужу… бывшему мужу.

Ищейка вскинул голову и слегка прищурился.

— Я всегда был предан всей вашей семье. Для меня ничего не изменилось.

Это было странно слышать. Точнее, понимать, что у этой машины есть какие-то эмоции и чувство долга. Я многого не понимала, да и не хотела понимать, живя в каком-то коконе, за спиной мужа, который ограждал меня от всего внешнего мира, от общения с его людьми, решение вопросов бизнеса и так далее. Мне это было не нужно. Но то, что сказал Серафим, повергло меня в состояние шока.

— Николас все переписал на вас: имущество, бизнес, счета в банках, ценные бумаги. Вы теперь единственная владелица всего состояния Мокану.

Вы можете назначить Влада доверенным лицом. Так что ваш отец, скорее всего, сам сможет заниматься всеми делами Николаса.

Я снова отвернулась к окну. Значит, ушел ни с чем. Полностью пустой. Я горько усмехнулась — гордость. Не дойти до унизительного дележа. В этом весь он. И оставил детей… мысль о детях тогда еще давала надежду, что Ник появится, хотя бы ради них. Потом, со временем, я пойму, что он навсегда вычеркнул из жизни всех нас. Детей тоже. Вопрос "почему" я себе не задавала. Зачем? Если ответа все равно ждать не от кого. Разве что придется объяснять детям… а что объяснять, я тогда не знала.

— Я собираю бумаги для вашего отца, ввести его в курс дела. Есть много нюансов, как по легальному бизнесу, так и по нелегальному…

— Да, подготовь. Я на некоторое время еду с детьми к Владу. Там все и обсудим.

Уже тогда я приняла решение, что не вернусь в этот дом никогда. Не смогу в нем жить больше ни секунды.

***

С того дня прошло почти пять лет. Я изменила свое решение. В тот самый момент, когда должна была поставить свою подпись на доверенности. Положила ручку на стол, посмотрела на отца, а потом неожиданно для себя и обоих мужчин сказала:

— Нет. Я сама хочу править всем бизнесом Мокану. Я хочу все знать. Введите меня в курс дела.

Они этого явно не ожидали, их лица вытянулись, переглянулись.

— Марианна, есть вещи, в которые лучше не лезть и не знать о них, — осторожно заметил отец. Именно в этот момент на меня нахлынула ярость. Какая-то темная злость, о существовании которой я даже не подозревала.

— Не знать? Мне надоело ничего не знать. Думаете, я идиотка? Наивная дура, и не понимаю, что такие суммы, которые крутятся в Братстве, не заработаны на сети ресторанов "Магнолия" и даже не на продаже нефтепродуктов? Я хочу знать. Все знать. Хватит держать меня за тупоголовую слепую овцу, которую водят пастухи. Я имею право. Я такой же член Братства, как и вы. Или у нас процветает шовинизм? Не хотите мне помочь разобраться — я разберусь сама.

Это были первые шаги княгини Марианны Мокану-Вороновой в политику. Тогда еще никто не предполагал, что я справлюсь.

***

Сейчас мне уже странно, что я жила под колпаком, в каком-то счастливом неведении, иллюзиях и придуманном собственном мире. Вначале я изучила весь легальный бизнес, у меня ушли на это месяцы. А когда взялась за нелегальный — волосы встали дыбом от масштабности того беспредела, который контролировало Братство. Но чем больше я вникала, тем больше понимала всю гнилую сердцевину преступной структуры, которая вилась цепочкой до самой верхушки с самых низов. Начиная с бомжей на улице и заканчивая известными и многоуважаемыми политиками, как смертными, так и бессмертными. Наркотики, живой товар, донорская кровь, органы для пересадки, оружие, военная техника. Братство и есть тот самый огромный синдикат, который правит всеми. Если вы думаете, что судьбы стран мира решают президенты и всякие там организации — вы сильно ошибаетесь. Это пешки. Марионетки. Всеми ими управляет кто-то сидящий за их спинами. А этот кто-то и есть синдикат, о существовании которого я даже не подозревала. Вот почему Асмодей так стремился в мир смертных, так хотел свергнуть власть отца и поставить на его место Эйбеля. Вампиры занимают далеко не последнюю лестницу в этой иерархии, и они управляют всей "кормушкой". Это безграничная власть. И мой отец вместе с Николасом стояли у верхушки этой власти. Вот она — обратная сторона медали. Я научилась абстрагироваться от того количества крови и человеческих жизней, которыми платило Братство в своих подпольных грязных делах. Во мне просыпался холодный расчет и… да… жестокость, которой никогда раньше не было. Я менялась с каждым днем все больше, а по мере того, как узнавала каждую мелочь, каждый штрих в этом огромном механизме, я черствела. Первое время не могла отдавать приказы на уничтожение, кару, расправы, а потом и это перестало волновать. Я видела все плюсы и минусы некоторых операций и иногда принимала трудные решения. Самое страшное из них — это поставка доноров клану Носферату и в Асфентус. Нет ничего более жестокого, чем просто поставлять людей, как еду. Решать, кому жить, а кому умирать. Пусть даже жертвы — это отбросы общества. Но я научилась понимать, что если те же Носферату не получат свою пищу, они выйдут на улицы и тогда жертв будет намного больше. И это будут не смертники, и не умирающие наркоманы, а дети, женщины, старики. Начнется хаос. Тоже самое с Асфентусом — Рино раз в месяц присылал мне отчет и запрос, а я отправляла к нему груз. Страшный живой груз, который будет похоронен в сухой земле этого города.

Возможно, я не окунулась бы во все это, если бы не та пустота, которая пожирала меня… После того, как я поняла, что Ник никогда не вернется. Я утешалась детьми и правлением кланом. Какое-то время. Пока не докопалась до документов, которые Ник и отец не стремились кому бы то ни было показывать. Списки жертв братства от руки демона. Персональный счет Асмодею. И он шел на сотни. В этом списке числилась моя мать, Криштоф, Самуил… Все они, неотмщенные превратились в ничто, в то время, как эта тварь спокойно бесчинствует в Мендемае и, нарушая запрет суда, появляется в мире смертных, проворачивая свой бизнес. Ищейки следили за его передвижениями и доносили мне лично. Потому что я знала — это не конец игры. Пока он жив — нашей семье не будет покоя. Ни моим детям, ни моему отцу, ни моим подданным. А еще эта тварь виновата в том, что распалась моя семья. Пусть косвенно, пусть не напрямую, но это он поднял мятежи, разжег войну внутри Братства, спонсировал весь тот беспредел, который унес жизни сотен моих собратьев. Асмодей отнял у меня то, что стоило дороже всех сокровищ вселенной — он отнял у меня возможность дышать и быть женщиной. Это он убил Марианну Мокану руками моего мужа.

Моя ненависть к нему росла пропорционально пониманию, что я никогда не смогу убить эту мразь. Ни я, никто бы то ни было из вампиров. Мы бессильны перед ним примерно так же, как смертные бессильны перед нами. Соотношение сил одинаково. Плюс покровительство Нейтралов. Демоны — высшая раса. Никто не смеет ликвидировать ее без разрешения Суда Нейтралов. Значит, Асмодей будет жить и строить жуткие планы по уничтожению моей семьи, и кто знает, возможно, в этот раз у него все получится. Крепнем мы — крепнет и враг.

Я думала так около года, пока не узнала о существовании сундука. "Ящик Пандоры" — так называл его отец и Серафим. Я случайно подслушала их разговор после поездки отца в Испанию. Именно тогда я поняла, что больше не могу думать ни о чем, кроме этого. День изо дня я вспоминала эту короткую беседу и прокручивала в голове каждое слово, пока не приняла решение. А приняла я его после информации о том, что Асмодею удалось освободить Эйбеля из-под стражи и добиться его помилования. Довольно странно, учитывая те обвинения, которые предъявили барону.

От его фамилии меня бросало в дрожь. Изабелла Эйбель-Мокану. Женщина, которая удостоилась чести носить одну и ту же фамилию с моими детьми. Сейчас, спустя пять лет я знала о ней все. Начиная с ее появления на свет и заканчивая исчезновением. Она пропала перед отъездом Ника. Иногда меня посещали мысли, что они уехали вместе… и я ненавидела ее еще больше. Я презирала всеми фибрами моей души.

Теперь я надеялась только на одно — ищейка поможет мне осуществить план. Серафим знал то, чего не знал ни один бессмертный — тайну, как убить демона, и я хотела, чтобы он рассказал мне о ней. Надо отдать ему должное, весь этот год он всегда был рядом. Как и Дэн. Они помогали вести мой бизнес, Дэн лично занимался охраной дома и моих детей. Он сопровождал меня везде, я знаю, за моей спиной поговаривали о том, что мы любовники, а мне было наплевать. Я не собиралась ни опровергать, ни подтверждать эту информацию. Пусть думают, что хотят. Я свободная женщина. Кроме того, это обеспечивало мне некую защищенность от домогательств других мужчин. Желающих стать мужем Марианны Мокану становилось все больше, пропорционально росту моего состояния и связей.

Я знала, что Дэн ко мне чувствует, а он и не скрывал. Весь этот год он был рядом. Его любили мои дети, которые скучали по мужскому обществу. По обществу отца. После того, как Ник уехал, они тоже собирали себя по кусочкам и учились жить без него. Я с трудом сдерживала слезы, когда Ками плакала, что скучает по папе, спрашивала, где он и когда вернется. Его маленькая принцесса не могла смириться с тем, что Ник больше не рядом, а я не могла объяснить, почему и где он. Я только говорила, что нужно подождать, отец вынужден был уехать, и он про них не забыл, просто там, где он сейчас, нет связи… Я лгала своим же детям, потому что сама не знала ответов на их вопросы. Точнее, я знала… рано или поздно мне придется сказать, что я ушла от их отца и поэтому он уехал. Когда-нибудь я наберусь смелости и расскажу им все. Хотя, Сэми и так все знает. Иногда я ловила на себе его взгляды и понимала, что он не только знает о том, что произошло между мной и Ником, а также то, что я до сих пор плачу по ночам у себя в комнате.

С Дэном дети подружились не сразу. Спустя два года постоянного присутствия в нашем доме. Его признала даже Ками. Какое-то время они его ненавидели, особенно мой старший сын, когда читал сплетни в газетах. Ненавидел до тех пор, пока я не позвала Сэми и не сказала ему, что в моей жизни есть место только для троих любимых мужчин. Это Сэми, Ярик и мой отец. В тот день Самуил впервые пожал руку Дэну. Иногда мы выезжали все вместе на радость папарацци, которые снимали во всех ракурсах Марианну Мокану с детьми и личным охранником, с которым у нее любовная связь. А Дэн, он ничего не просил, а я ничего не давала, кроме доверия, уважения и дружбы. Я еще не была способна на новые отношения и вряд ли когда-нибудь буду.

Четыре года назад, после того, как узнала о сундуке, я позвала Серафима на встречу, назначив ее не дома, а за городом. Ищейка приехал сразу же. По первому зову. Я смотрела, как он поправляет воротник пиджака, стряхивая невидимые пылинки, и усмехнулась — педант. За этот год мое отношение к нему сильно изменилось, я поняла, как много он делает для клана и Братства. И не только по долгу службы — он по-настоящему предан нашей семье. Поэтому то, что я собиралась сказать или даже сделать на этой встрече, вызывало во мне противоречивые чувства, но я приняла решение. Я обдумала его, взвесила все "за" и "против", и пришла к выводу, что нам не избежать войны в ближайшем будущем, если мы не избавимся от Асмодея.

Когда Серафим услышал от меня о сундуке, его лицо вытянулось, а глаза забегали из стороны в сторону. Он занервничал, а когда я сказала, что собираюсь воспользоваться его содержимым. Ищейка расхохотался. Так громко и унизительно, что я не знаю, каким образом, но уже через секунду вдавила его в ствол дерева, удерживая за горло. Он корчился от страшной головной боли, когда я невольно жгла ему мозг. Его плоть дымилась под моими пальцами. Когда разжала ладони, ищейка потирал горло и сплевывал черную кровь на землю, пока я смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Я даже не знала, что способна на такую ярость.

— Это было неплохо, — наконец-то пробормотал он, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Ты поможешь мне?

Он снова усмехнулся:

— Я похож на смертника?

Теперь уже усмехнулась я.

— Похож, очень похож. Особенно учитывая все те грязные делишки, которые проворачиваешь за моей спиной, думая, что я ничего не знаю.

Улыбка пропала с его лица, он явно не ожидал, а я продолжила:

— Живая кровь, красный порошок — это та малая часть, которая уже может стоить тебе головы. Я молчу о ваших прошлых делах с Ником и моим отцом, да и о самом сундуке, который явно достался вам не за деньги или какие-то блага, а полит кровью бессмертных. Сколько их было, Серафим? Десятки? Сотни?

Ищейка поправил воротник и посмотрел на меня исподлобья.

— Ваш отец тоже в этом замешан.

— Верно. Но ведь ты знаешь, что королю намного легче избежать кары, чем тебе.

Я обошла Зорича со всех сторон и остановилась напротив, посмотрела в его серые глаза, которые моментами вспыхивали красным фосфором:

— Мы должны положить этому конец, Серафим. Эйбеля вернули не просто так. Пройдет несколько лет, и мы переживем такую же войну, если не хуже. Только на этот раз противник подготовится намного лучше.

— На этот раз, Марианна, нет вашего мужа, который проберется в его тыл и спасет наши задницы.

Я вздрогнула. Пощечина. Весомая такая оплеуха. Браво, Зорич. Напомнил мне, почему я сейчас разведена и почему Ник ушел… точнее, я его прогнала из своей жизни. Преданный пес вспомнил о любимом хозяине. Укусил. Больно.

— Наши задницы не нужно будет спасать, если ты мне поможешь.

— А если нет?

— Если нет, то завтра же Совет Братства получит от меня все бумаги о твоих преступлениях и нарушениях закона.

Его глаза загорелись так ярко, что я резко выдохнула. Злится. Это хорошо. Больше всего меня всегда бесила его невозмутимость.

— Серафим. Пойми. Это нужно Братству. Нужно всем нам.

— А вы подумали о семье, о детях?

— Подумала. Прежде всего, я подумала о них.

— На кого вы их оставите?

— А ты уже пророчишь мне проигрыш?

— Да. Изначально гиблая затея. Думаете, вы умнее нас всех? Думаете, мы не перебрали все способы уничтожения демона? Поверьте — это провал. Выбросьте из головы даже малейшую мысль о подобном безумии, если хотите жить.

— Возможно, для вас, мужчин, она и гиблая, но не для женщины. Как ни странно, но здесь у меня намного больше шансов, чем у вас было год назад.

Он удивленно приподнял одну бровь.

— Разве Асмодей будет ожидать подвох от хрупкой, одинокой женщины?

— Вы уже далеко не хрупкая и все об этом знают, — в этих словах прозвучала и доля восхищения.

— Так ты поможешь мне или нет? С тобой или без тебя, но я это сделаю.

Он размышлял несколько минут, а потом спросил:

— Что от меня требуется?

От него требовалось всего три вещи: во-первых, держать язык за зубами, и это он умел делать превосходно, во-вторых, научить меня драться на мечах, а в-третьих, раскрыть мне всю информацию об Асмодее, даже ту, которую он предоставлял в отчетах Николасу.

***

Мы готовились четыре года. Четыре долгих года тренировок на износ, изучения материалов, охраны помещения, карты дома, привычек демона и его расписания. Его вкусы и предпочтения даже в сексе. За это время я знала Асмодея как родного, и научилась драться как дьявол. Серафим рассказал мне об особенности препарата, спрятанного в сундуке, о времени его действия и побочных эффектах. Мы просчитали все варианты развития событий, и я приближалась к тому дню, когда верховный демон откроет лично мне ворота своего особняка, чтобы встретить свою смерть. Ведь в течении последнего года я сделала все, чтобы помешать его личному бизнесу и перекрыть все точки поставок живого товара в Мендемай. Скоро он сам выйдет со мной на связь. Ведь легально ставить мне палки в колеса он не может. На нем запрет Суда Нейтралов.

***

Сегодня я наконец-то продала дом, переписала имущество на детей, назначила Влада опекуном Ярика. Сэми и Ками уже стали совершеннолетними и учились в Лондоне. Домой они приезжали несколько раз в год. Если что-то пойдет не так, отец позаботится о них. Впрочем, мы просчитали все до мелочей. Подготовились так основательно, что у нас не оставалось сомнений в том, что задуманное пройдет без сюрпризов. Впрочем, Серафим предупредил, что мы не можем учесть всего, и в доме Асмодея может быть много ловушек, тем более после вторжения моего отца. Только я все решила, меня уже нельзя было остановить или переубедить. Последнее, что мне оставалось сделать — это вывезти оставшиеся вещи из проданного дома. Попрощаться с прошлым окончательно и поговорить с Дэном. На случай моего провала я обеспечила ему безбедное будущее.

Я встала из-за стола, поставила недопитый мартини и выдохнула. Проведу неделю с детьми в новом особняке — и можно приступать. Позвонила секретарю и попросила забронировать чартерный в Лондон.