Капкан для зверя

Глава 25

Я смотрела на него и не понимала, что слышу этот голос у себя в голове, не вслух, а именно так, взрывая мое сознание, он говорил со мной мысленно. Я дышала слишком часто, мне казалось, что я задихаюсь, чувствуя его пальцы на своей коже, мне хотелось перехватить его руку и сжать сильно, до хруста, проверяя, что я не сплю, что он настоящий и он рядом. Когда почувствовала, как Ник очертил пальцем линию моего рта, все внутри задрожало. Каждый мускул, каждый нерв. А потом он прижался губами к моим губам. На мгновение, но мне этого хватило, чтобы сердце сжалось до невыносимой боли и желания зарыться пальцами в его волосы. Еще и еще, чувствовать кожей каждое прикосновение.

Но мой муж позвал стража, отдал приказ привязать меня… и трепыхающиеся бабочки нежности, тоски, голода по нему, словно с оторванными крыльями, перестали трепыхаться, по телу прошла волна холода. За пять лет многое могло измениться. Если он здесь и занимает должность вершителя, то заслужил ее наверняка, выполняя свою работу на отлично. Я в этом не сомневалась ни на секунду.

Когда увидела в его руке нож — судорожно сглотнула, смотрела ему в глаза и понимала, что взгляд непроницаем. Я не вижу, что он чувствует и о чем думает. Тонкое лезвие прошлось по моей щеке, заставляя подобраться и перестать дышать, тонкая струйка крови потекла по щеке. А потом снова его голос в моей голове и это "малыш" — то, что всегда обезоруживало, вводило в смятение, заставляло нежность разливаться по всему телу.

— Валерия Свирски. Клан Черные Львы. Я убила Асмодея… он не выполнил условия сделки… — я должна была играть ту версию, которую мы приготовили с Зоричем, и я играла. — Красный порошок… ублюдок не дал мне красный порошок.

Он сжал мое горло, не сильно, но от прикосновения по коже пошли мурашки и мне захотелось закрыть глаза и зарыдать, впиваясь в его руки, целуя ладони, захлебываясь запахом его кожи.

— Купила зелье. Дорого заплатила… очень дорого.

Голос сорвался, и я посмотрела ему в глаза — голубой лед…

Нет, мне не было страшно за свою жизнь… мне было страшно, что он здесь. Кто он теперь? Что чувствует? О чем думает, когда задает мне эти вопросы. Меч еще не нашли — он становится невидимым, если его не касаться. Когда его найдут, мне придется или заговорить, или замолчать навечно… но мой муж заставит говорить… он сумеет вытащить любое признание. Не зря занимает эту должность.

В этот момент внутри возникло то самое сомнение. А вдруг это игра, стратегия? Его голос в моей голове, который отличается и по тону, и по звучанию от металлического голоса вслух. Ведь получить признания можно разными способами.

Вздрогнула от свиста плети в воздухе, сжала руки в кулаки, и волна страха прошла по телу. Я все еще панически боялась этого звука… хлыст, рассекающий воздух, а потом мою плоть. Зажмурилась, увидев, как в равнодушные глаза загорелись бешенством. Я причинила ему боль своими словами, когда сказала об Асмодее.

Ник схватил меня за волосы, и я невольно сжалась, видя, какой дикой яростью горит его взгляд, а потом эта ярость сменяется отчаянной злостью. Он отпустил мои волосы и сжал руки в кулаки.

— Я знала, что меня ждет. Я знала на что иду. Что тебе рассказать? Я убила демона. Все. Как я это сделала — не важно. Моя семья теперь в безопасности.

Специально подчеркнула слово "моя" и посмотрела на него… Боже. Как же я хотела понять, что он чувствует. Есть ли для него НАША семья или эти годы, когда он превратился в настоящего монстра, стерли его любовь даже к детям?

Ник развязывал мои руки, и я смотрела, как он растирает мои кисти, касаясь… и адреналин забился в висках. Я сжала его пальцы невольно, сильно, до боли в собственных суставах, неожиданно для себя самой. Жажда прикоснуться оказалась сильнее всего, что происходило вокруг. Словно одно измерение внутри другого. В одном — Ник чужой, палач, а в другом — он мой… мой… любимый, который не прикасался ко мне долгие пять лет, и он автоматически сейчас растирает мои руки, смотрит на меня с каким-то диким отчаянием, когда всего секунду назад был готов разорвать на части. И еще он сказал это — "НАША семья". Повернул мои ладони и, увидев подушечки пальцев, прижался к ним губами, я чуть не застонала вслух, в груди застряло рыдание, мешая дышать.

— Ник… меня поздно спасать. Пусть Нейтралы делают свою работу… а о семье и детях я подумала прежде всего и сейчас спокойна — им ничего не угрожает.

***

Меня увели в камеру. Она больше напоминала каменный мешок. В ней ничего не было, ни одного предмета, кроме каменного стола, кольца с цепью в стене, железной миски на полу, грязной, ржавой и крана с длинным шлангом. Своеобразный душ. Я присела на корточки и обхватила себя руками. Больше суток без крови… скоро начнет лихорадить, появится слабость и тошнота. Первые признаки голода, первые разрушения клеток. Повысится чувствительность ко всему, включая холод. А здесь холодно. Не просто холодно, а очень холодно. Смертный превратился бы в кусок льда, которыми покрыты стены и потолок. Тонкой коркой мерзлоты. Двое стражников вышли за дверь, и я закрыла глаза, стараясь успокоиться. Услышала их приглушенные голоса:

— Она заговорит. Очень скоро. У него такие методы развязывать языки, которые не снились никому. Виртуоз, мать его, к каждому заключенному свой подход. Никаких сантиментов.

— Помнишь того из черных Львов, англичанина, который его узнал… вроде даже были близки они.

— Которого освежевали и приварили к лицу маску?

— Да, тот кусок мяса, который дохнет и гниет в подвале.

— Тот самый, который кричал ему, напоминая о былой о дружбе и лишился языка?

Они захохотали, а я сжалась от ужаса. Это о моем муже… о Нике. Это он хладнокровное, бесчувственное чудовище. И самое страшное — я ни секунды не сомневалась, что это правда.

Теперь меня мучало двоякое чувство. С одной стороны, та часть меня, которая так хорошо знала Ника… она была уверена, что он не даст мне погибнуть, а вот другая уже сомневалась во всем… Никогда нельзя быть уверенным в Николасе Мокану, особенно если ты уже давно ничего для него не значиш, и, возможно, он лишь играет для тебя определенную роль.

От голода у меня кружилась голова. То зелье, сыворотка, ослабила все мое тело. Я чувствовала, как трясутся руки и ноги, печет горло. Я потеряла счет времени и теперь раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь согреться, не прислоняясь к стенам. Я даже не услышала лязг замков, шаги.

"Марианна, подними голову"

Его голос врывался в сознание, и я приподняла тяжелую, свинцовую голову.

"Малыш, как ты? Очнись, родная"

— ВСТАТЬ.

Я перевела взгляд с Ника на стражей и с трудом, удерживаясь за каменную стену, встала на ноги.

"Ты вся дрожишь. Тебе холодно?"

Я кивнула. Ник прошел вглубь камеры и махнул рукой, давая стражу знак приступать к истязанию. Вжалась в стену, когда один из Нейтралов подошел ко мне и принялся рвать мою одежду. От прикосновения его липких ледяных пальцев по телу прошла дрожь паники и ужаса. Я еще не понимала, что происходит. Я настолько привыкла доверять ЕМУ, что даже сейчас, после всего, что подслушала, где-то в глубине души верила, что со мной он так не поступит. Наивная? Возможно. Рядом с ним всегда глупая и наивная.

"Малыш, вчера ты спрашивала, хорошая ли ты актрис? Вот сейчас мы это и проверим. Я прошу тебя, Марианна, кричи, так громко, как только можешь…"

— Приступай, — крикнул Ник второму стражу.

Когда меня обнажили полностью — я закричала:

— Не надо. Пожалуйста.

Неужели насилие? При нем? И он позволит?

Посмотрела на Ника и вложила в свой взгляд все презрение и ненависть, увидела, как полыхнули красным его глаза, когда он посмотрел на меня, дрожащую, прикрывающуюся руками. Возбуждение или ярость… Боже, я перестала его понимать и чувствовать, или голод туманит мое сознание?

"Хорошо, Марианна. Молодец. Все будет хорошо. Только слушайся меня…"

Он подошел к каменному столу и сел на него, лениво глядя на меня, потом на стражей. Ни одной эмоции на бледном красивом лице. Нейтрал приблизился к крану, торчавшему из стены, и взял в руки шланг. Мои глаза расширились от ужаса.

"Смотри мне в глаза, Марианна. Смотри, не отрываясь. Все будет хорошо, малыш…"

— Открывай — четкий сухой приказ.

Но я не смотрела ему в глаза, и когда ледяная вода обожгла кожу, я снова закричала. Невольно. От голода сильно понизился болевой порог и порог восприятия. Меня жгло, я тряслась как в лихорадке, прикрываясь руками, захлебываясь, вжимаясь в стену. Что он делает? Это игра? Это идиотская игра? Или что это? Боже. Я ничего не понимаю. Ничего совершенно. Мне холодно и если это еще немного продлится, я замерзну насмерть. Я не могла с ним говорить даже мысленно, мое сознание отключалось, я воспринимала только приказы вслух и попытки бороться с приступом паники и отчаяния.

"Марианна. Смотри мне в глаза, твою мать. СМОТРИ. МНЕ. В.ГЛАЗА"

Услышала его голос, который буквально взорвал мой мозг и, невольно вздрогнув, подчинилась. Как только наши взгляды встретились, жгучие ощущения ожогов от ледяной воды начали отступать, чувствительность притуплялась и мой мозг пронзило осознание — он забирает всю мою боль. Забирает сейчас, глядя на меня, устанавливая зрительный контакт.

"О Боже, кто ты? Что ты теперь, Ник"

Внутри меня поднималась волна ужаса от понимания, на что он способен сейчас и какую власть получил. Сомнения грызли мою душу, но я перестала содрогаться от холода, хотя реакция тела не изменилась. Зуб на зуб не попадал, только я сама перестала это воспринимать.

"Отлично. Умница, девочка моя. Кричи. Тебе холодно. Тебе безумно холодно. Кричи, Марианна"

Я закричала, но не потому он приказал, я забилась в истерическом припадке от раздирающих меня чувств, я кричала по тому, через что мы сейчас проходим, и от непонимания. Что я для него? Что будет теперь? Он и есть то чудовище, которое описывали охранники, или передо мной мой прежний Ник? Он со мной или он против меня? Где они — приоритеты? Они остались? Или я снова пекшка в его игре?

Пытка длилась так долго, что мне казалось, она бесконечная, но оторвать взгляд я уже не могла. Он полностью контролировал мое состояние. До такой степени, что я была не в силах даже моргнуть. А потом отдал приказ остановиться.

Ник спрыгнул со стола и подошел ко мне, закрывая собой от стражей, оставшихся за моей спиной. Я увидела, как он сглотнул и дернулся кадык, когда взгляд невольно опустился на мои возбужденные от холода соски.

Поднял глаза и встретился со мной взглядом.

— Я хотел услышать подтверждение твоего согласия сотрудничать со следствием… — достал из кармана пальто пакетик с кровью. — И у меня есть весомые аргументы в пользу этого.

"Не смей сейчас перечить или я буду бессилен что-либо сделать"

От вида пакета вспыхнули десна, начало драть горло, но я успела заметить голодный взгляд. Не просто голодный, а безумный, прикрылась руками и, стуча зубами, ответила:

— Согласна… согласна… я умираю от жажды.

Посмотрел на стража, и тот накинул на меня плащ, в который я тут же закуталась.

Передал пакетик воину и вышел, не оглядываясь, приказав напоследок:

— Накормить, одеть и привести в мой кабинет. Продолжим беседу.

***

Меня волоком тащили по темному узкому коридору. Я спотыкалась, сбивала ноги о каменные ступени, но кого это волновало? Точно не этих роботов, которые выполняли приказ своего начальника. Но мне было намного лучше. Тело покалывало после ледяного душа, кровь прилила к щекам, и я наконец-то не мучилась диким голодом, от которого мне хотелось орать и выть. Стражи привели меня в сильно освещенный зал с множеством дверей. Одна из них была чуть приоткрыта, и меня втолкнули туда. Дверь с лязгом захлопнулась, послышался щелчок автоматического замка.

Ник стоял посредине кабинета и смотрел на меня исподлобья. Больше не было равнодушия… я чувствовала этот взгляд кожей. Он кричал взглядом. Там, в сверкающей синеве — боль и отчаяние. Много боли. В ней можно было потонуть, захлебываясь ею, содрогаясь от осознания мрака, в который он погрузился. Но эта боль граничила с исступлением, когда голодная лихорадка затмевает все остальное. Я видела только его глаза и читала в них адскую смесь ярости и желания. В ответ все мое тело наполнилось жаром. Неконтролируемым безумием, что-то темное зарождалось внутри, демоническое, сжирающее мою волю. Оно заставляло кровь бежать по венам, сердце биться быстрее, даже вызывало приступ боли от желания, чтобы он ко мне прикоснулся. Кончиками пальцев. Унизительная жажда. Только не сейчас. Не здесь. Не в этом каменном мешке, где слово "доверие" обесценивается настолько, что даже не понятно его значение. Попятилась назад и наткнулась на стену. Меня привели к нему. Вот он стоит напротив меня, сложив руки на груди. Такой нереально, безумно красивый, чужой, но в то же время до боли родной, все еще безумно любимый: жесткий взгляд, тяжелый, как свинец, и в то же время блестит голодным блеском. Я помнила этот взгляд очень хорошо. Ник шагнул ко мне и стены закружились перед глазами.

Почувствовала спиной холодную стену, согреваясь в той жалкой тонкой робе, которую мне выдал страж.

— Как ты себя чувствуешь?

Его дрожащие пальцы коснулись моих мокрых коротких волос, и я судорожно сглотнула, видя его настолько близко, чувствуя жар его тела. Мне стало тесно в этом маленьком помещении. Мне стало нечем дышать.

— Это имеет значение для инквизитора Нейтралов?

Мне хотелось сбросить его руку от моего лица, но я не знала, что за этим последует. Мне было страшно… я больше ему не доверяла… и себе… Особенно себе.

Ник потянул на себя завязки плаща, не отрывая от меня горящего взгляда, наблюдая, как судорожно я сглотнула.

— Для него имеешь значение ТЫ, Марианна.

Каждое слово лезвием по обнаженным от голода и возбуждения нервам. Я почувствовала его дыхание, и мой собственный взгляд поплыл как от наркотика… сердце забилось в горле, а губы пересохли.

Я тоже тосковала… безумно, до сумасшествия, но вслух тихо прошептала:

— Не делай этого сейчас… пожалуйста.

Уперлась руками ему в грудь и почувствовала, как сильно бьется сердце.

— НЕ делать чего? Не целовать тебя, любимая? Я не могу, Марианна. НЕ МОГУ. Я.Хочу. Тебя. Безумно.

Подтолкнул меня к стене и прислонился лбом к моему лбу. Я видела, как сильно сжаты его челюсти, до скрежета, как горит безумной бездной взгляд.

— Я соскучился, малыш. Я подыхал от тоски по тебе, понимаешь? Все это время. День за днем умирал без тебя, — пробежался пальцами по моей щеке.

От его слов по телу прошла дрожь, неконтролируемая дикая волна сумасшедшей радости. Как пересохшая губка, как умирающий от жажды впитывает каждую каплю воды, я впитывала этот хриплый, срывающийся голос, умоляющий, неуверенный. Никогда не слышала, чтобы Ник говорил таким тоном. Прикосновение подушечек пальцев к моим щекам — и из горла вырвался стон. Мучительный, болезненный, неконтролируемый отчаянный стон тоски по нему. Я не смогла его сдержать. Все вокруг разбилось вдребезги. Остались только его синие глаза, темнеющие от первобытной страсти, и я… задыхающаяся, слабая, сломанная долгой мучительной разлукой и беззащитная в этот голый момент разорванных в клочья масок лицемерия. Когда все чувства обнажились до кровоточащего мяса, до костей, и у меня больше не осталось сил прятать их под слоем лживого равнодушия.

Коснулся моих губ — и все тело пронизало током, внутри поднимался ураган, совершенно неконтролируемая волна сумасшествия. От испепеляющей страсти в его темно-синих глазах сердце неистово забилось, пробуждая во мне самой голодное обезумевшее животное.

В горле резко пересохло и я почувствовала, как бешенно бьется сердце в груди и болезненно ноет низ живота. Я хотела его. В эту самую секунду мне было наплевать, где я, кто я, и кто он. Для меня он был, прежде всего, моим мужчиной, которого я дико хочу, до боли. Может быть, позже я пожалею об этом… а сей час… мне слишком больно от этого желания на грани с агонией.

Почувствовала губы Ника на своих губах и громко застонала ему в рот, терзая с таким же голодом, впиваясь в его волосы дрожащими холодными пальцами, сатанея от его запаха, дыхания. От вкуса его губ я сошла с ума, мой стон был похож на рыдание. Это был не поцелуй, это напоминало нечто звериное, дикое, первобытное, когда от страсти не можешь думать, когда даже боль причиняет адское удовольствие. От его запаха по венам растекался яд, похлеще любого наркотика, отравляя меня самой примитивной потребностью чувствовать его всем телом.

Его руки сильно сжимали мою грудь, лаская соски быстро, жадно с каким-то исступлением, словно отражая мое собственное безумие, мои глаза закатились от наслаждения, прогнулась навстречу ласке, обхватывая его бедро ногой, накрывая ласкающую его руку своей и сильно сжимая запястье. Ник подхватил меня за талию, приподнимая, и я обвила его бедра ногами, прижимаясь до хруста в костях. Моя одержимость им никуда не делась, она стала в разы сильнее. Порочная, невероятная по своей силе, опустошающая как ураган. Я гладила его лицо, затылок, сжимала плечи, сходя с ума от страсти.

Я хотела его во мне. Сейчас. Утолить дикую жажду. Чувствуя нетерпение, которое передавалось мне, заражая лихорадкой бешеной страсти, граничащей с болью. Одержимости одним единственным желанием — почувствовать его в себе. Как умирающая от голода, как последний глоток воздуха. Ничего не имеет значения в этот момент. Чувствовать, касаться, сильнее, до боли. Я хотела его немедленно. Глубоко. Унять голод. Сумасшедший и болезненный. Пожалуйста. Пусть возьмет меня, иначе я сойду с ума. Я целовала его волосы, путаясь в них дрожащими пальцами. Почувствовала, как Ник лихорадочно задирает мою робу до талии, и когда он резко вошел в меня, я закричала, запрокидывая голову назад, впиваясь пальцами ему в плечи. Крик перешел в гортанный стон.

— Твою мааать, — хриплое рычание, и я задохнулась от той страсти, которую слышала в его голосе.

Я подалась навстречу бедрами, каждый мускул и нерв моего тела вибрировал от напряжения, на спине выступили капельки пота. Я так хотела видеть его лицо в этот момент.

Обхватила за лицо дрожащими руками и посмотрела в глаза, мои непроизвольно закрылись, но я открыла их снова, задыхаясь… Мне был необходим его вигляд — вот этот звериный, горящий сумасшествием дикий взгляд. Снова застонала, извиваясь на нем, сильно сжала его бедра ногами и от ощущения этой наполненности внутри себя, от осознания, что он меня взял с такой властной жадностью, сердце забилось в горле. Вскрикнула снова, чувствуя горячий жадный рот на своей груди, дрожь его большого тела, хриплое со свистом вырывающееся дыхание.

— Тсссс…

Оторвался от моей груди и посмотрел в лицо, в мои затуманенные от страсти глаза, на прикушенную губу, обхватил мой затылок, впиваясь в волосы.

— Я так изголодался по тебе, маленькая…

Он закрыл мне рот ладонью, сделал первый толчок внутри меня, и мы оба застонали, я непроизвольно впилась в его руку зубами, чувствуя, как быстро и резко он проникает в меня. Рвано, хаотично, в безумном ритме, подрагивая, срываясь на сдавленные стоны, и от осознания, насколько он истерзан голодом по мне, чувствую, как меня накрывает с головой. Как неумолимо разорвет на части от мощного взрыва. Сердце выпрыгивает и груди, лихорадочно впиваюсь в его шею, царапая затылок до крови, запрокидывая голову, извиваясь в его руках. Словно мое тело не принадлежит мне… оно целиком его, наполненное им, разрываемое им безжалостно, жестоко. От наслаждения, граничащего с болью, хочется орать до хрипоты, во рту привкус его крови, а по щекам катятся слезы.

Ник зарычал, вздрогнул, и на секунду замер, а потом продолжил бешенно двигаться во мне. Я почувствовала, как пульсирует внутри его плоть, как растекается его семя, как он, взмокший и дрожащий, пытается сдержать рык удовольствия, зарывается лицом в мои волосы, а я сжимаю его еще сильнее ногами, ощущая, как схожу с ума от понимания, что у него давно никого не было. Слишком быстро, слишком яростно, слишком хорошо его знаю. Услышала тихое "Спасибо" — и сорвалась в пропасть, выгибаясь дугой в его руках, сильнее впиваясь зубами в ладонь, сокращаясь вокруг все еще пульсирующего члена, рыдая от бешеногон наслаждения и облегчения, когда боль от голода по нему немного стихла после этой дикой схватки.