Кашемировая шаль

Глава 9

— Еще не холодно, — заявил Райнер.

Судя по всему, Райнер не чувствовал этого, но в последнее время воздух в долине стал настолько сырым и холодным, что даже в доме Нерис предпочитала надевать теплый шерстяной фирен и несколько кардиганов под него. Миртл предупредила ее, что скоро ударят лютые морозы и придется, как настоящим кашмирцам, носить под одеждой горшок с тлеющими углями. С недавнего времени женщины чувствовали себя брошенным арьергардом армии — на зиму все знакомые и друзья уехали в теплый Дели. С гор спустился густой туман. Шринагарский клуб был пуст. В углу «скучали» столы для бриджа. Опустел и бар, никто не сидел в креслах, не прятался от солнца под зонтиками. Райнер Стамм был одним из немногих иностранцев, оставшихся в городе. Нерис и Миртл часто проводили время в компании его друзей и значительно расширили круг знакомств. Помимо прочих, их представили профессору из университета Пандит и его дочери, которая занималась музыкой. Также они познакомились с буддистским поэтом и двумя молодыми американцами, чьи занятия и интересы так и остались загадкой. Миртл была уверена, что они шпионы. Нерис и Миртл прекрасно проводили время в этой не совсем обычной компании. Райнер часто заходил в «Эдемские сады» на чашку чая или кофе. В ответ он приглашал их на магические шоу, которые устраивал перед студенческой аудиторией. Сегодня он рассказал Нерис, что получил отказ на запрос, который недавно отправил.

— Британцы отказали мне из-за войны. Ума не приложу, как война может помешать одному швейцарцу взойти на Нангапарбат? Или семье Мэтью Форбса?

— Куда ты хотел забраться? — переспросила Нерис. — И кто такой Мэтью Форбс?

В то утро они пили чай у Райнера дома, в старом городе. Сидели на широком подоконнике и смотрели на убегающую вдаль реку Джелум, любовались мостами, живописно переброшенными через нее. Перед ними открывался великолепный вид на реку и индуистский храм на противоположном берегу, но комната, в которой они находились, была пыльной и грязной. Мебель — настоящая рухлядь, которую Райнер, вероятно, где-то подобрал и свалил большой кучей на когда-то хороший, а теперь потрепанный и выцветший ковер. У Райнера было мало вещей: стопка книг, веревки и коробки, разрисованные «магическими» символами, с блестящим реквизитом для представлений. Нерис нравился Райнер, нравились новые, радостные нотки, которые он привнес в ее серую жизнь, но она до сих пор не знала, кто он такой на самом деле. Немного помолчав, Райнер ответил:

— А ты не знаешь? Нангапарбат — это гора. Одна из девяти самых высоких гор в мире. Находится всего в восьми милях отсюда. Я хочу стать первым человеком, покорившим этот пик. Я запланировал это восхождение год назад. Думал, что немцы меня опередили, но я ошибся.

Нерис начала понимать, каков характер Райнера: перед ней стоял смелый и немного вспыльчивый мужчина. Он говорил о своих планах с таким энтузиазмом и юмором, что даже меланхоличная Нерис заразилась его настроением.

— Теперь понимаю, — сказала она.

Райнер внимательно посмотрел ей в глаза. Он редко был настолько серьезен, разговаривая с ней.

— Правда? Мы с Мэтью планировали быстрый подъем, без тяжелого снаряжения.

— Райнер, я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь! — возмутилась Нерис. — Расскажи мне все по порядку.

Райнер умел рассказывать истории. Ему нравилось владеть аудиторией и быть в центре внимания. Наверное, поэтому его так увлекали магические представления. Он взмахнул рукой, словно демонстрировал Нерис свой очередной фокус.

— Расскажу по дороге. Ты готова?

Вчера Райнер предложил выбраться в одну из деревень и устроить там пикник. Одна мысль о долгой прогулке по холоду заставила Нерис задрожать, но, с другой стороны, присутствие Райнера могло скрасить впечатление от любой, даже самой мрачной, погоды. Миртл, решившая бороться со скукой любыми способами, отправилась помогать добровольцам в военный клуб. Сегодня она участвовала в заседании комитета, занимающегося отправкой индийских сладостей английским детям. Нерис не была членом комитета и могла не участвовать в этом мероприятии, но провести день в одиночестве она тоже не хотела. И она сдалась.

— Да, я готова, — ответила Нерис.

Райнер взял несколько чем-то наполненных холщовых сумок, и они вышли на улицу. На небольшом пустыре в окружении толпы детишек стоял красный «форд». У машины была маленькая закрытая кабина и вместительный открытый кузов, куда Райнер забросил сумки. Мальчишки, как обезьянки, сидели на крыше и крыльях машины. Райнер присвистнул и бросил несколько монет самому старшему. Ребята едва не устроили драку за право открыть перед фокусником дверцу автомобиля. Наконец босоногие лакеи справились со своей задачей. Райнер передвинул рычаг стартера, двигатель начал кашлять, из выхлопной трубы вырвалось облачко. Нерис забралась на пассажирское сиденье. Они медленно поехали по ухабистой дороге. Самые смелые из детей хватались за кузов, поджимали ноги и, хоть недолго, но успевали таким образом прокатиться на красной машине.

— Не знала, что у тебя есть машина, — сказала Нерис, когда Райнер прибавил газу и они оторвались от стайки мальчишек.

— Конечно есть. А еще, только ради тебя, я выпросил целую кружку бензина. Нам хватит, чтобы доехать в одно очень особенное место и, я надеюсь, вернуться назад.

Все горючее было зарезервировано для нужд армии, гражданские с большим трудом могли достать немного бензина.

Нерис рассмеялась:

— Я поражена. Скажи, откуда мы можем не вернуться?

Райнер почесал нос:

— Узнаешь в свое время. Сначала я расскажу историю.

Они выехали из города. Начался сонный пригород, в котором жили госслужащие и учителя. Каждый дом обрамлялся небольшим садом. Нерис постаралась удобно устроиться на жестком сиденье грузовика.

— Тебе доводилось бывать на европейском кладбище в Лехе? — начал Райнер.

— Разумеется. Я иногда приходила туда, особенно в минуты, когда тосковала по дому. Представляешь, там есть могилы с валлийскими именами! И там похоронена семья миссионеров, которые жили в Лехе до нас. Печальное место. Не могу смотреть на могилы маленьких детей, но оттуда открывается прекрасный вид на город.

— Тогда ты должна помнить мемориальную табличку в честь Мэтью Форбса.

Нерис действительно помнила. В памяти возникла простая дощечка, приделанная к кладбищенской стене.

«В память о Мэтью Александре Форбсе из Колледжа Святого Иоанна, Кэмбридж, пропавшего на Нангапарбате в августе 1938 года в возрасте 22-х лет».

— Да, я помню, — сказала Нерис.

Райнер внимательно смотрел на дорогу. Дома остались позади, теперь они ехали мимо рисовых полей и огородов.

— Это я установил эту табличку. Так захотели его родные. Я был с Мэтью в его последнее утро. Помню, он сказал мне: «Увидимся через несколько часов. Я открою банку супа». Это были его последние слова.

— Продолжай.

— Быстро и налегке — таким был наш план. Мы были в прекрасной форме для успешного восхождения. С нами отправились несколько непальцев и два солдата индийской армии. Мы с Мэтью разбили лагерь на высоте двадцать тысяч футов, переночевали там и планировали на следующий день поднять наш лагерь еще выше. Мэтью остался отдыхать в палатке, а я отправился на обзорную точку, хотел разведать дальнейший маршрут. Я как раз рассматривал вершину в бинокль, когда сошла лавина. Мэтью, палатка, все… все, что там было, стерли с лица земли несколько тысяч тонн снега и льда. Он остался там. — Райнер говорил спокойно, голос его не дрожал, но линия губ стала тверже. — Я добрался до места трагедии, но там ничего и никого не было, только ветер. Я спустился в нижний лагерь. Там остались наши провожатые и солдаты. Мы отправили сообщение семье Мэтью. Его отец тоже был альпинистом. Он понимал, почему его сына так тянуло в горы, но вот мама Мэтью, боюсь, никогда не поймет, почему погиб ее единственный сын. Мэтью был прекрасным человеком и блестящим математиком. Мы были хорошими друзьями. Зимой его семья приезжала в Швейцарию кататься на лыжах, летом — заниматься альпинизмом. Как только Мэтью узнал о моей экспедиции, немедленно попросил взять его с собой. И я знал, что это восхождение ему по силам, иначе я бы отказал. Мы выехали из Дели в Манали, потом поднялись в Лех — нужно было привыкнуть к высокогорному климату. Мэтью очень понравилось это место, поэтому я установил табличку там на кладбище. Покорение этой вершины — настоящее достижение для Мэтью. Мне бы хотелось предоставить ему такой шанс, понимаешь, о чем я? Я должен сделать это за него. К сожалению, горы многое забирают, но ничего не возвращают.

Нерис представила нетерпеливого молодого англичанина, который бродит по извилистым улочкам сонного Леха и взбирается на высокий холм к старому замку, чтобы полюбоваться прекрасными видами изумрудного Инда. Райнеру нелегко было рассказывать эту историю. Нерис прекрасно это понимала, она накрыла его руку своей ладонью и слегка сжала. Ее пальцы ненадолго задержались на его руке, потом она опомнилась и быстро убрала руку.

— Теперь ты понимаешь, почему это восхождение так важно для меня. Когда я окажусь на вершине, Мэтью будет стоять рядом со мной. У меня есть подписанная им книга, которую он оставил в нижнем лагере, я возьму ее с собой и похороню эту страницу на самой вершине. — Выдержка подвела Райнера, его голос дрогнул.

Нерис сама едва не плакала.

— Я понимаю, — сказала она.

— К сожалению, меня не понимают британские власти и не позволяют мне вернуться на гору. Несмотря на то что я инженер и меня приглашают на приемы в резиденцию, заставляют носить костюм и позволяют танцевать с миссис Фаншейв, которая, к превеликому сожалению, выглядит как лошадь, восходить на гору мне запрещают. Хотя… — Он бросил взгляд на Нерис. — Я танцевал с тобой, и это стоило того, чтобы убить время на самой скучной и тенденциозной вечеринке в британском посольстве и узнать о запрете моей экспедиции на самую высокую гору Индии.

— Ничего не знаю про горы и разрешения, но мне очень понравилось танцевать с тобой, — отозвалась Нерис. Она вспомнила несколько нелестных отзывов о Райнере Стамме, которые ей пришлось услышать от знакомых Миртл: авантюрист, мошенник, шарлатан — и это еще самые лестные. Но Нерис было все равно, Райнер заинтриговал ее, она считала привлекательной даже его репутацию человека опасного. Она считала его честным человеком.

Райнер уверенно вел машину. Дорога уходила на север, туман, обволакивавший долину, внезапно распался на отдельные серебристо-серые клубы. На горизонте появилась темная полоса предгорья, поросшая соснами, над ними вздымались белые величественные пики. За последние несколько недель край снеговой шапки опустился на несколько сотен футов. Нерис нравилось наблюдать за неспешным, но неотвратимым наступлением снегов.

— Как красиво! — тихо выдохнула она.

— Я бы хотел отвезти тебя к перевалу и подняться чуть выше — к месту, которое называется Астор. Оттуда открывается прекрасный вид на Обнаженную гору — так называют Нангапарбат, потому что вокруг нет других высоких гор. — Он наклонился вперед и постучал пальцем по пыльной приборной доске. — Но бензина хватит только на дорогу до Канихамы и, по моим рассчетам, на обратный путь.

— Канихамы?

— Подожди, и все увидишь своими глазами.

Грунтовая дорога петляла между высокими тополями вдоль убранных полей. Через час они приехали в небольшую деревню: всего несколько глинобитных домиков, утопавших в яблоневых садах. Солнце, пробиваясь сквозь одеяло из тумана и облаков, нависшее над долиной, окрашивало верхушки тополей в бронзовый цвет. Райнер припарковал машину на небольшой площадке позади домов. Нерис опустила стекло. Сладкий и свежий воздух наполнил ее легкие, оглушительно стрекотали сверчки, чирикали птицы, шумела вода, рядом веселой гурьбой бегала детвора.

— О! — удивленно воскликнула Нерис.

Здесь многое было чужим и непонятным, но вид раскидистых фруктовых деревьев, сочных лугов, звук быстрого ручья заставили Нерис вспомнить о родных краях, где точно так же аккуратные деревни плавали в ароматном дыме на дне чаш из невысоких гор и холмов. Едва не запутавшись в фирене, она выбралась из машины. Канихама была прекрасным местом. Дети перестали играть и с любопытством рассматривали гостей, из домов вышли женщины в разноцветных шалях и с некоторым опасением смотрели в сторону Нерис и Райнера. Мужчины в теплых шерстяных куртках и шапках из овчины оказались менее любопытными и продолжали заниматься своими делами. Райнер обошел грузовик, к ним подошел мужчина с густой черной бородой. Райнер поздоровался с ним, они обменялись парой фраз, затем он вернулся к Нерис.

— Помнишь, ты рассказывала о ткачихе…

Райнер узнал, где живет несчастная женщина, и несколько раз навещал ее в трущобах Старого города. С тех пор как Нерис была у нее, ничего не изменилось — пустая комната, голодные дети и прялка в углу. Он отнес им немного денег и еды и пообещал помочь. В следующий раз он взял с собой Нерис. Индианка смотрела на них пустыми глазами, иногда тень страданий и боли падала на изможденное лицо, а дети, увидев гостя, с криками бросились к нему и все норовили засунуть грязные ручки в карманы пиджака. Самый маленький цеплялся за волосы сестры, он был очень слаб и едва моргал, старший снова достал драгоценную шаль и в отчаянии протягивал ее европейскому благодетелю:

— Купи, купи…

Нерис мягко отвела его руки в сторону и попросила Райнера сказать на кашмирском языке, что они хотят помочь им просто так и не требуют ничего взамен.

— Канихама — родина той женщины, — объяснил Райнер. — Я навел справки, поговорил с местными и выяснил, что мужчина, с которым я только что разговаривал, — ее отец.

Бородатый индиец поздоровался с Нерис. Она поприветствовала его на кашмирском языке, он низко поклонился в ответ. К ним вышла женщина. Ее волосы и нижнюю часть лица закрывали мягкие волны пашмины.

— Они спрашивают, не хочешь ли ты посмотреть на их работу, — сказал Райнер.

Один из домов был больше остальных. Возле стен стояли деревянные скамейки — люди могли работать на улице под ярким солнцем. Внутри оказалось одно большое помещение. Десяток деревянных столбиков поддерживали потемневшие от времени потолочные балки. В очаге горел огонь. Ароматный дым уносился вверх по железному дымоходу. Почти все свободное пространство комнаты занимали ткацкие станки. Нерис поверить не могла, что кто-то может управляться с этим хитросплетением нитей и мелких деревянных деталей и делать прекрасные шали. В комнате было очень тихо. Никто не разговаривал. Единственными звуками было шуршание нитей, пропускаемых через туго натянутую основу, и стук рамы, прижимающей разноцветные нити.

Едва гости переступили порог, размеренный рабочий ритм был нарушен, началась суетливая беготня. Ткач, который сидел ближе всего к Нерис, вскочил со своей скамьи и жестами пригласил подойти ближе. За его действиями наблюдали еще один мужчина, несколько женщин и группка любопытных детей, которые пританцовывали у открытой двери, но не решались зайти в мастерскую. Наконец ткач свернул белое полотно, защищавшее готовый фрагмент шали от солнечных лучей и пыли. Нерис с любопытством посмотрела на почти готовую шаль кани. Великолепные павлиньи перья в обрамлении сложного узора из цветов и турецких «огурцов» и цвета, чистые, словно созданные самой природой, заставили ее затаить дыхание и замереть в восхищении. Перед ней была не просто шаль, а нечто, волшебным образом вобравшее в себя всю красоту кашмирского лета: от полуденного аквамарина до предрассветных серебристо-серых тонов, от голубого неба до темно-зеленой озерной глубины.

— Вам нравится? — спросил ткач.

Нерис смогла только кивнуть, не в силах подобрать слова.

Мастер прикрыл шаль и вернулся к работе. Его пальцы пробежались по катушкам с разноцветной пряжей. У него были руки пианиста, да и вообще он выглядел как виртуоз, готовый дать великолепный концерт перед требовательной аудиторией. Его чуткие пальцы выбрали жемчужно-белую нить — и в центре цветущего лотоса появилось светлое пятно. Потом мастер взял серебряную нить и сделал пять рядов по основе, потом опустил рамку, которая аккуратно прижала цветные нити. Он был полностью поглощен работой, и Нерис инстинктивно сделала шаг назад, чтобы не мешать ему. Она внезапно осознала, что затаила дыхание.

Минут через пятнадцать Райнер и Нерис снова сидели на солнечной скамейке возле дома. Темноглазая и очень симпатичная девочка принесла гостям чай. Она улыбнулась Нерис, какое-то время потопталась на месте, но не решилась заговорить с ней. Райнер и местный мужчина были поглощены важным разговором, Нерис совершенно не понимала, о чем они говорят, поэтому, прислонив голову к деревянной стене и расслабившись, наслаждалась прекрасным видом. Ей казалось, что деревня находится в сотнях миль от Шринагара. Тут веками ничего не менялось. Фрукты выращивали в садах, овощи — на огородах, рис — на обширных полях. Рис уже был убран, солому собрали и сложили в аккуратные стога во дворах домов — на прокорм домашней скотине. Впереди была долгая и тяжелая зима. Мальчишки, постукивая палками, гнали стадо овец и коз через весь город. Пять совсем маленьких девочек сидели тесным кружком и играли, подбрасывая белые камешки. Нерис залюбовалась пейзажем, полностью погрузилась в созерцание окружающей ее идиллической картины и не услышала, как Райнер позвал ее. Теперь он разговаривал с двумя женщинами, которые принесли несколько кувшинов и корзин.

— Может, мы слишком бедны, чтобы купить шаль, но на пару яблок и кувшин йогурта мы наскребем, да?

— Конечно.

За несколько рупий они купили кувшин белоснежного холодного йогурта и корзинку с маленькими желтыми яблоками и грецкими орехами. Деревенские были немного разочарованы, но они уже хорошо усвоили, что мало кто может позволить себе приобрести великолепную шаль от местных мастеров.

— За цену, которую он назначают, наверное, только Вивьен Ли может купить себе подобную шаль, — ухмыльнулся Райнер. — Но если бы у меня были деньги, я бы обязательно купил тебе такую.

— Ничего удивительного. Шаль действительно прекрасна и заслуживает самой высокой цены.

Дети постепенно собирались вокруг Нерис и Райнера. Даже пастушки забыли о своих животных и присоединились к остальным детям. Райнер махнул рукой и попросил всех сесть в круг.

— Давайте, подходите! — крикнул он. — Займи их чем-нибудь минут на десять, — попросил он Нерис и направился к своему красному «форду».

Нерис несколько раз моргнула. Дети и взрослые с любопытством неотрывно смотрели на нее. Все оставили свои дела, чтобы узнать, что же задумали гости. Нерис смутилась, сначала ей в голову не приходило ничего подходящего, но потом она вспомнила свои уроки в миссии Леха. Скрестив пальцы на удачу, она начала петь «Старого герцога Йорка». У нее был сильный голос, она часто пела в церкви и постаралась хорошо исполнить детскую песенку, сопроводив ее милой пантомимой. Когда она допела до строчки «их не было ни вверху, ни внизу», малыши начали смеяться и пританцовывать вместе с ней. Вернулся Райнер.

— Неплохо. Может, предложить тебе работу ассистентки? — сказал он.

Из сумки он достал четыре серебристых кольца, соединенных в цепь. Поклонившись, он попросил бородатого мужчину проверить, хорошо ли соединены кольца. Мужчина с силой потянул цепь в разные стороны, но разъединить кольца у него не получилось. Райнер забрал кольца, легко потер их большим и указательным пальцами, подбросил и ловко поймал четыре разъединенных колечка. Зрители изумленно загудели. Райнер подбросил кольца в воздух и поймал их уже снова соединенными в крепкую цепочку. На этот раз он протянул ее жене деревенского старосты. Та хихикнула, плотнее закуталась в шаль и тщательно проверила прочность цепочки.

Нерис громко захлопала в ладоши, жители деревни присоединились к аплодисментам. Нерис и Райнера окружили со всех сторон, взрослые и дети старались подойти ближе и все хорошенько рассмотреть. Нерис заметила, что Райнеру нравилось внимание толпы — он расправил плечи и как будто стал выше. Он бросил кольца в сумку и ловким движением достал оттуда прозрачную стеклянную пластину. Поднял ее выше, чтобы солнечный свет проходил через нее. Покрутил в руках, показывая со всех сторон, и даже постучал по ней — стекло зазвенело на одной чистой ноте. Пожав плечами, он передал стекло ближайшему зрителю, а сам начал шарить по своим карманам, но ничего не нашел. Тогда Райнер подошел к маленькой девочке, на которой был передник с большим карманом. У нее в кармане тоже ничего не оказалось. Райнер сделал вид, будто крепко задумался. Он подошел к другому ребенку, взмахнул рукой над его головой и достал черную шелковую ленту у него из уха. Мальчишка удивленно охнул и, как краб, бочком отошел в сторону. Остальные восхищенно загудели. Райнер зажал ленту между пальцами, туго натянул и щелкнул ею в воздухе, показывая, что она очень крепкая. Затем, вежливо поклонившись своему невольному ассистенту, взял стеклянную пластину в руки и пропустил ленту прямо через нее. Все открыли рты от удивления. Лента свободно прошла сквозь стекло на половину своей длины. Райнер перестал ее тянуть и подошел к жене деревенского старосты. Женщина подышала на пластину, вытерла рукавом запотевшее стекло, и оно ярко блеснуло на солнце. Райнер вытащил ленту, свернул ее и подарил женщине, а стекло осторожно вернул в сумку. Дети были в таком восторге, что даже забыли вознаградить фокусника аплодисментами. Они притихли, похоже, немного испугавшись.

— Дамы и господа, большое спасибо за внимание! — Райнер улыбнулся, поклонился и, пока все переглядывались и шептались, взял Нерис за руку и повел ее к машине.

Вскоре они выехали из деревни и спустились к подножию холма. Машину сильно тряхнуло на ухабе. Райнер посмотрел на Нерис:

— И как тебе?

— Я впечатлена.

Райнер вздохнул.

— Откровенно говоря, мне не нравятся фокусы. Хотел бы я предложить этим людям что-то большее, но, к сожалению, пока не могу жить так, как хочу. К тому же иллюзию принять легче, чем правду. Ну а теперь давай выберем место для пикника.

— Давай. Неужели говорить правду так сложно?

— Для тебя — нет. Но это потому, что ты хорошая, Нерис. А еще красивая.

Нерис часто слышала, что она хороший человек, но ей никогда не говорили, что она красивая. Нерис покраснела и отвернулась. Впереди белели снежные шапки Гималаев. Они нашли тихую, защищенную от ветра расселину между валунами. На теплых, нагретых за день камнях было довольно уютно. Райнер достал из кузова старую, ржавую бочку, пронизанную множеством дыр, и начал собирать сухие ветки. Через считаные минуты огонь весело потрескивал в бочке. Райнер набрал воды из ручья и поставил чайник на огонь. Вода быстро закипела, чайник весело засвистел. Нерис улыбнулась — настолько непривычным был этот домашний звук среди дикой природы. Она заварила чай. Райнер нарезал лук и развернул кусок темного мяса. Он порезал его кубиками и перемешал с луком и специями. Запахло тмином и фенхелем. Нерис почувствовала, что умирает от голода.

— Тебе помочь? — спросила Нерис.

Райнер, не поднимая головы, ответил невпопад:

— Я не могу долго оставаться на одном месте.

Нерис поняла, что он говорит искренне и что она должна воспринять его слова как предупреждение. Они сидели на теплых камнях, ели шашлык из ягненка, йогурт, яблоки и грецкие орехи. Райнер чистил для нее орехи, разламывая твердую скорлупу и раскладывая вкусные ядра на белоснежном платке. Нерис приготовила чай и разлила его по оловянным кружкам.

— Расскажи мне о ткачихе. Почему она живет в Шринагаре, а ее родня осталась в деревне?

Отхлебнув чая, Райнер начал свой рассказ. Девушка родилась и выросла в семье ткачей, красильщиков и вышивальщиков, но влюбилась в бродячего торговца, который продавал масло и алюминиевые кастрюли в ближайших деревнях. Она вышла за него замуж вопреки воле отца. Мужчина был из Шринагара, поэтому она переехала в дом его матери. Так должна поступать каждая замужняя женщина, поскольку после свадьбы уже не ее родные заботятся о ней, а семья мужа. Как и предполагал отец, торговец оказался плохим человеком. Он бросил молодую жену с тремя детьми. Свекровь выставила ее из дома, потому что ее сын голословно обвинил несчастную в измене и потребовал, чтобы она нашла другого мужчину, который позаботился бы о детях. Не могла она и в деревню вернуться, поскольку ее предупреждали о возможных последствиях такого брака. Вот так она и осталась одна, с тремя детьми на руках. Они голодали, но им все же удалось выжить. Нерис и сама видела, как бедствует несчастная семья и как сражается за свою жизнь. Она внимательно слушала, и у нее возникало ощущение, что это не реальная история, что в жизни этого не может быть. Но потом она собралась с мыслями и буквально заставила себя поверить в то, что это правда, а не вымысел.

— С ней очень жестоко поступили.

— Да.

— Мы можем ей как-то помочь?

Райнер покачал головой.

— Предложить немного денег, принести еды — боюсь, это все, что мы можем сделать для нее. Здесь действуют свои правила, которые нам не суждено изменить.

«Так нельзя», — подумала Нерис. Даже то немногое, что она делала для детей в Лехе, приносило свои плоды и, пусть и незначительно, но облегчало жизнь этих обездоленных людей. Эван обязательно попытался бы что-то сделать. Он протянул бы несчастной грешнице руку помощи — во всяком случае, именно так он понимал благотворительность. Нерис на секунду закрыла глаза. Она не вспоминала об Эване с тех пор, как посыльный передал ей приглашение от Райнера.

— В Кашмире много несправедливости, — тихо сказал Райнер. — Но я не хочу, чтобы ты постоянно переживала из-за этого. Или тебя заботит другое?

Он внимательно посмотрел на нее. Нерис не смогла выдержать этот взгляд. Она невесело улыбнулась и опустила глаза. В смятении она подумала, что стала слишком откровенна с Райнером. Она хорошо понимала его, он — ее.

— Расскажи, что случилось, — шепнул он.

Нерис дернула плечом.

— Сегодня утром я получила письмо от мужа. Я думала, что он приедет сюда совсем скоро. Но он написал, что хочет провести зиму в Каргиле. У него слишком много работы в миссии. Он считает, что для меня будет безопаснее, если я останусь в долине, с Миртл. Так что мы встретимся уже после того, как сойдет снег. Потом мы возобновим нашу совместную работу. — Последнюю фразу она произнесла довольно твердо, но почти не верила своим словам.

А еще она точно знала: из Каргила больше не будет никаких писем. Через неделю Лех окажется за стеною непреступных гор. Нерис не стала говорить, что Эван пошел на этот шаг, чтобы она не мешала ему работать и не отвлекала его своими мелочными просьбами. Он любил всех тварей Божьих, без напоминаний и просьб, но жене его любви не хватало.

— Я не знаком с твоим мужем, — сказал Райнер, — но, как по мне, он — дурак.

Он взял ее за руку и нежно поцеловал выступающие косточки суставов. Нерис не стала убирать руку. С тех пор как она познакомилась с Миртл МакМинн, ее представления об отношениях между мужчиной и женщиной очень изменились. Нерис не раз становилась свидетельницей того, как Миртл посещала вечеринки, флиртовала на теннисных кортах и смеялась за бокалом вина, но еще она видела ее дома, рядом с Арчи, и твердо знала: Миртл любит мужа, но даже сильная любовь не делает мир простым и черно-белым. Между любовью и ненавистью существует масса оттенков чувств. Отрицая это, она будет отрицать не только истину, но и саму человеческую суть. Нерис хотела, чтобы Райнер прикоснулся к ней. От желания у нее закружилась голова, перехватило дыхание, сердце, как загнанное, стучало в груди. Она наконец-то поняла, о чем говорила Миртл, когда советовала ей немного развлечься. «Боже мой, что делать?» Но Райнер только слегка коснулся броши у ее шеи. Внезапно послышался шорох, а потом треск сухих веток. Звуки доносились откуда-то сверху. Они подняли головы и увидели, что за ними наблюдает бородатый козел. Значит, поблизости бродит целое стадо.

— Думаю, нам пора возвращаться, — улыбнулся Райнер.

В плавучем доме был телефон. Клубок черных проводов висел прямо на стене дома, точно такой же — на деревянном столбе на берегу. Нерис всегда подпрыгивала от неожиданности, когда слышала звонок телефонного аппарата. Она читала, иногда отвлекаясь на веселую возню зимородков в зарослях на берегу. Миртл писала письмо. Вдруг раздался телефонный звонок. Миртл положила ручку и сняла трубку.

— «Эдемские сады», слушаю, — отчеканила она.

Нерис услышала высокий женский голос на том конце линии. Похоже, у собеседницы Миртл была истерика.

— Нет, это не так. Не переживай, — пробормотала Миртл и махнула рукой Нерис.

Женщина продолжала говорить. Миртл только через несколько минут удалось вставить слово.

— Я думаю, тебе нужно сесть в шикару и приехать прямо сюда… Да… Сейчас… Конечно… До встречи. — Она повесила трубку. — Это Кэролайн Боуэн. Кажется, у нее большие проблемы.

— О боже! Мне уйти?

— Нет, останься. И попроси принести кофе.

Миртл подошла к окну, закурила, прислонилась лбом к холодному стеклу. Быстрые лодки неслись по зеркальной глади озера.

Приехала Кэролайн, на ней был теплый фирен, большой капюшон закрывал лицо от любопытных глаз. Маджид принес кофе. Он быстро накрыл на стол и тихо удалился. Только после его ухода Кэролайн откинула капюшон. У нее были красные глаза, распухший нос, она выглядела так, словно проплакала всю ночь. Миртл вздохнула, усадила ее на диван и подала чашку горячего ароматного кофе.

— Кэролайн, милая, немедленно расскажи нам, что произошло. Если мы не будем знать всей правды, мы не сможем тебе помочь. Я права, Нерис?

У Нерис не было никакой уверенности в том, что она сможет чем-то помочь Кэролайн. Несчастная девушка попыталась что-то сказать, но у нее не нашлось слов, она беспомощно смотрела то на Нерис, то на Миртл. Наконец тихим хриплым голосом она выговорила:

— У меня будет ребенок.

Миртл потушила сигарету и с удивлением посмотрела на нее:

— Правда? А почему ты такая грустная?

Кэролайн подняла на нее глаза:

— Ребенок не от моего мужа.

— От Рави Сингха?

Ее молчание было красноречивее любых слов.

— Рави знает? А Ральф?

Кэролайн покачала головой:

— Никто не знает, кроме вас двоих. О боже! Я так рада, что смогла вам рассказать! Это такое облегчение, вы не поверите. Я сходила с ума. Я делала все, чтобы избавиться от ребенка: пила джин, принимала горячие ванны, скакала на лошади, — но ничего не помогло. Мне было очень плохо, я постоянно чувствовала усталость, а сейчас я просто… — Кэролайн замолчала и положила руку на живот, — набираю вес.

— Ты знаешь, какой срок? — тихо спросила Нерис.

Кэролайн прикусила губу:

— Четыре месяца, наверное.

Миртл задумалась.

— Какие новости от Ральфа? — спросила она.

— Ничего конкретного. Обычные письма. Он… редко пишет. Я думала, его отправят в Северную Африку, но выяснилось, что сейчас он в Малайе.

— Есть ли вероятность, что его полк отпустят в ближайшее время домой?

— Нет, это абсолютно исключено. — Кэролайн достала носовой платок и высморкалась. — Мне так сказали. Ральф вообще ничего не пишет о службе.

— Понятно. — Миртл замолчала ненадолго, потом продолжила: — Я хочу задать тебе личный вопрос, но между нами ведь нет секретов? Как Ральф поймет, что это не его ребенок? Он был в Шринагаре все лето. Сроки совпадают. И он точно не будет против ребенка, особенно если родится мальчик. У Рави светлая кожа, твой муж может и не догадаться, а если догадается — мало ли что в жизни случается, верно?

Нерис ничего не сказала, но попыталась подать Миртл знак: «Будь осторожна! Не говори о том, чего не знаешь наверняка». Но было уже поздно. Кэролайн закрыла лицо руками и горько заплакала. Пустая чашка выскользнула из ее руки и покатилась по полу.

— Что случилось? — воскликнула Миртл. — Что я такого сказала?

— Это не может быть ребенок Ральфа. Просто не может и все!

— Но почему? — настаивала Миртл.

Нерис встала, поставила чашку на стол и пересела на диван к Кэролайн, взяла ее за руку и внимательно посмотрела в заплаканные глаза.

— Я все понимаю. Можешь не рассказывать, если не хочешь.

Кэролайн немного успокоилась и решительно тряхнула головой.

— Нет, я хочу… мне нужно выговориться. Я пришла к вам потому, что больше не в состоянии молчать об этом. Раньше я никому не могла доверять, поэтому моя жизнь и превратилась в кошмар. Моя мачеха — хорошая женщина, но она далеко, и мы никогда не общались как мать и дочь. Представить себе не могу, чтобы я обсуждала с ней свою интимную жизнь. Кстати, перед свадьбой с Ральфом я узнала, что нужно позаботиться о таких вещах. Когда я ездила в Дели за подвенечным платьем, заодно посетила врача — миссис Фаншейв дала мне адрес. Он рассказал мне о странной резиновой штуке, которую нужно вставлять внутрь. — Кэролайн внимательно посмотрела на Нерис. «Странный, мужчина на три буквы». Нерис вспомнила, как Арчи называл капитана Боуэна. — Колпачок был со мной в первую брачную ночь, я должна была все сделать, как велел доктор. Но Ральф выпил слишком много и отключился. Я не очень расстроилась, поскольку и раньше видела его пьяным. Утром я пошутила, сказала, что ему придется наверстать упущенное. Ральф не смеялся. Сославшись на то, что заболел, он несколько ночей спал на раскладушке. Я посыпала резиновую штуку тальком и каждую ночь ложилась в постель в самой красивой ночной рубашке, но мой муж так и не сделал то, что должен был.

— У вас ни разу не было секса? — прошептала потрясенная Миртл.

Нерис отметила, что подруге действительно было тяжело поверить в это. Для самой Нерис в этом не было ничего крамольного. Кэролайн подняла голову:

— Не было.

— Бедная девочка! — вздохнула Миртл.

— Вначале я думала, что со мной что-то не так, что, возможно, мое тело в том месте уродливо. Но я училась в школе-интернате и видела, как устроено у других. Так вот, я ничем не хуже, а может, и лучше многих других. Потом я начала думать: «Черт возьми, если я хочу, а он — нет, может, это у него проблемы, а не у меня?» Несколько раз мы пробовали сблизиться, но он всегда закрывал глаза, и у меня возникало чувство, будто он где-то очень далеко. У нас ни разу не получилось довести дело до конца. Разве в этом есть смысл?

— Да, есть, — веско произнесла Нерис.

— После медового месяца он почти все время проводил в расположении полка. Ральф военный до мозга костей. У него все разговоры сводятся к тому, что было до Ватерлоо и после Ватерлоо. Он как-то заявил мне, что хочет проверить наш брак временем, прежде чем мы снова попытаемся что-то сделать. Как мне это понимать? Мы уже женаты, ради него я проделала весь этот путь. Чего нам еще ждать? Ральф казался мне симпатичным, и я думала, что нравлюсь ему.

Даже Нерис понимала, что военному с большими карьерными амбициями, такому, как Ральф, нужна жена. Полковник и при нем его жена — таковы условия игры. Кэролайн идеально подходила на эту роль. Она посмотрела на свое обручальное кольцо.

— Я хотела счастливо жить с мужем! Я должна была родить Ральфу сына… О боже… — Она недоговорила и горько заплакала. Слезы катились по ее гладким розовым щекам.

Миртл протянула ей носовой платок.

— А что у тебя с Рави Сингхом?

— Ты и сама догадываешься. Я не должна была позволять ему заниматься со мной любовью, но не устояла. Мне было так хорошо, словно я на небеса попала! Самое главное — все было так просто и изысканно! Мне было весело и не нужно было ничего делать, тогда как дома даже этот чертов слуга игнорировал меня и мебель всегда была в пыли. У Рави есть целая толпа слуг, милые пони и большая машина с шофером. Он угощал меня самой вкусной едой. А сколько у него серебра, золота! А еще у него потрясающее чувство юмора, рядом с ним любой англичанин выглядит как жалкий клоун.

— Знаешь, он не раз демонстрировал свое остроумие, — сухо заметила Миртл.

— Знаю. Ему даже не пришлось соблазнять меня. Он не был настойчив или нетерпелив — ничего подобного. Он просто поцеловал мое запястье, вот тут, — она продемонстрировала изящную кисть, — а потом покрыл поцелуями каждый дюйм моего тела. И он был так скромен и учтив, будто получил позволение прикасаться к самому драгоценному в мире сокровищу. Он делал так каждый день и понемногу продвигался дальше, он дарил мне подарки и говорил слова, которые я ожидала услышать от Ральфа в нашу первую брачную ночь.

Нерис вспомнила пикник в Канихаме. Похожие обстоятельства. Пожалуй, единственное отличие было в том, что она спокойнее относилась к мужчинам и интимной близости, чем Кэролайн Боуэн.

Она почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что Миртл не обратит на это внимания и не поймет, почему она смутилась. Кэролайн опустила голову.

— Это было замечательно, — упрямо заявила она. — Я ни о чем не жалею. И никогда не буду жалеть. Сейчас у меня проблемы, но, поверьте, оно того стоило.

Нерис внимательно слушала.

— Все случилось в летнем доме. Когда Рави снял с меня одежду, мне показалось, что мои руки и ноги завернуты в шелка. Ничто не могло испортить момент — ничто. Я чувствовала себя прекрасной, как цветок, и могущественной, как королева. Понимаете, он оказал мне честь.

Миртл и Нерис молчали. Любовь сделала из простой круглолицей и невезучей англичанки настоящую героиню трагедии. Миртл первая нашлась, что сказать:

— И при тебе, разумеется, не было колпачка, этой отвратительной резиновой штуки?

— Не было.

— И Рави, конечно же, ни о чем не позаботился?

— Нет.

Миртл вздохнула. Кэролайн быстро добавила:

— Но потом я постоянно пользовалась колпачком. По правде говоря, иногда пользовалась. Видишь ли, это совсем не романтично. Если бы мы занимались этим с мужем, не было бы никаких проблем. Можно было бы сходить в ванную.

Нерис не смогла сдержать улыбку.

— Потом я отметила, что Рави перестал со мной церемониться, и чем дольше мы были вместе, тем менее внимательным он становился. А я, наоборот, сходила по нему с ума и хотела его каждую секунду. Я постоянно говорила, как люблю его, и не могла остановиться. Однажды, когда мы уединились, я поделилась своими опасениями по поводу беременности. Рави тогда просто посмотрел на часы и заявил, что ему пора в конюшню. На приеме в резиденции я выпила несколько коктейлей — для храбрости. И когда он пригласил меня на танец, я попыталась поговорить с ним. Но он был как лед. Я представить себе не могла, что он будет игнорировать мой гнев и разочарование. Тогда вы спасли меня. С тех пор я почти не выходила из дома. Сидела в мрачной пустой комнате и ждала чуда. Но чудес не бывает. Кажется, у меня большие неприятности, да?

— Ты так сильно любишь Рави? — спросила Нерис.

Она вспомнила высокого осанистого мужчину с пронзительным взглядом и орлиным носом.

— Люблю. Больше жизни люблю! — воскликнула Кэролайн, но Нерис уловила фальшь в ее пылких словах. Сейчас Кэролайн явно больше беспокоилась о себе, и это был хороший знак.

— Отлично. Давайте придумаем, как тебе помочь, — сказала Миртл.

Кэролайн посмотрела на нее с благодарностью:

— Полагаешь, еще не поздно попросить кого-то о помощи?

— Если ты об аборте, то, боюсь, уже поздно, — заявила Нерис. Она прекрасно понимала, что нормальный доктор ни за что не согласится сделать операцию здоровой женщине, а обращаться к подпольным мясникам — об этом и речи не могло быть.

Подруги внимательно посмотрели на Нерис.

— Когда мы с Эваном были в Шиллонге, я работала в родильном отделении госпиталя. Я видела последствия неудачных абортов. Больше я такого видеть не хочу.

— Ты акушерка? — Миртл открыла рот от удивления. — Замечательная новость!

— Нет, я не акушерка. Я только помогала при родах.

— Не важно. Я никогда не видела, как рождается ребенок.

— Я тоже, — сказала побледневшая Кэролайн, наверное, представив, через что ей предстоит пройти, а вот Миртл заметно оживилась:

— Кэролайн, сними эту штуку, стань боком и дай нам рассмотреть тебя.

Кэролайн послушно выполнила просьбу подруги. Она встала и неловко разгладила складки на юбке, которые образовались над едва заметным животиком.

«Да, шестнадцать или семнадцать недель, — подумала Нерис. — Нормальное развитие плода».

Кэролайн была худой, но сильной и гибкой. Но любая, даже самая сильная и здоровая женщина нуждается в медицинской помощи. Миртл кивнула. Она явно что-то задумала.

— Ты оставишь ребенка? Что ты планируешь делать после его рождения? — спросила она.

— Я все это время надеялась, что все обойдется, что я ошиблась. Старалась даже не думать о ребенке. Я так хотела избавиться от него! Но сейчас… — Она положила руку на живот. — Сейчас я не знаю, что делать. Он растет. Я чувствую его. Но я знаю, что не Ральф его отец и что он никогда не простит мне того, что я сделала. Если я хочу спасти себя, свою жизнь, мне нужно сохранить все в тайне. Думаю, Рави признает ребенка, но никогда не примет в свою семью. Никогда не женится на мне, даже если я получу развод. Я перестала даже мечтать об этом, — грустно подытожила Кэролайн.

— Думаю, Рави Сингх ничего не должен знать, — резонно заметила Миртл. — Он нам не помощник.

— Кэролайн, как, по твоему мнению, лучше поступить? — спросила Нерис.

Молодая женщина невесело рассмеялась:

— Если не рассчитывать на внезапный срыв беременности, я хотела бы родить втайне от всех и найти усыновителя для малыша. Я бы хотела иногда навещать ребенка. Больше ничего придумать не могу. Когда Ральф вернется с войны, мы с ним попробуем еще раз построить семью и жить как пара. — Кэролайн выпятила нижнюю губу и выглядела как обиженный ребенок. — Но, наверное, я слишком много хочу и питаю напрасные надежды.

Слушая Кэролайн, Нерис прониклась к ней симпатией. В конце концов, миссис Боуэн была простой женщиной, с простыми желаниями: муж, любовь, семья. Многим ли сама Нерис отличалась от нее?

Миртл улыбалась, ее глаза сияли. Она уже не выглядела такой грустной, как в первые дни после отъезда Арчи. Она взяла подруг за руки, они стали тесным кружком, почти соприкасаясь лбами.

— До конца зимы мы остались совсем одни. Ральф в Малайе, Арчи — где-то на востоке, а Эван, пока не сойдут снега, не сможет спуститься с Каргила. Мы будем жить вместе, и знаете, что мы сделаем? Мы все забеременеем!

У Нерис пересохло во рту, она едва выговорила:

— Боюсь, это невозможно.

— Разумеется, мы с тобой не сможем, к сожалению. Но мы сделаем вид, что беременны. Можно всю зиму кутаться в фирен и носить под ним горшок с углями. Я часто видела кашмирских женщин с такой грелкой и думала, что они беременны. Кэролайн, пока ты можешь скрывать беременность, оставайся жить в квартале для офицеров и попытайся убедить сплетниц и кумушек в том, что ничего не изменилось. А потом ты скажешь, что тебе одиноко без Ральфа и поэтому ты переезжаешь ко мне, сюда. — Миртл махнула рукой. — Правда, тут тесновато для троих. Дом старый и немного обветшалый, но здесь есть все необходимое для жизни. Нерис тоже будет притворяться. Главное — как следует укутаться в теплую одежду. Если пойдут слухи о таинственном ребенке, никто не сможет с уверенностью указать на кого-то из нас и заявить: «Вот она родила». — Миртл явно была в восторге от своего плана. — Разве я не гений? Немедленно хвалите меня!

— Говорят, гениальность и безумие ходят рядом, — заметила осторожная Нерис. — Я еще не знаю, к чему следует отнести твой план.

Кэролайн слушала, широко распахнув глаза. Миртл продолжила:

— Мы втроем сможем за зиму несколько раз съездить в Дели. За покупками или в гости. Никто не обратит на это внимания и никто не побеспокоит нас в моем доме. Ты сможешь посетить врача. Может, на последнем месяце мы поселим тебя в другом доме, подальше от любопытных глаз. Ребенок должен родиться в Дели. А потом мы найдем ему приемных родителей. Идет война, а значит, многие дети останутся сиротами. — Миртл почти сияла.

Нерис почему-то стало не по себе.

— Миртл, — мягко произнесла она.

Они никогда не обсуждали, почему у МакМиннов нет детей. Даже после того, как Нерис рассказала о выкидыше, этот вопрос не поднимался. Но Нерис догадывалась, что Миртл и Арчи не могут иметь детей. Наверное, ее собственные раны еще слишком болели, и она неосознанно гнала от себя грустные мысли о Миртл.

Миртл ничего не сказала, только махнула рукой. Она смотрела на Кэролайн. Та нервно покусывала губу. Ее положение было настолько серьезным, что она готова была согласиться на любой план.

— Может, получится, — неуверенно сказала она.

— Нерис, ты с нами? — строго спросила Миртл.

Они переглянулись, наверное, одновременно подумав о мере ответственности за Кэролайн Боуэн и ее ребенка, которую каждая из них, так или иначе, принимала на себя.

— Хорошо, — согласилась Нерис. — Можете рассчитывать на меня.

Кэролайн просияла.

— Вы такие хорошие! Никогда не думала, что у меня могут быть такие подруги, как вы, — пролепетала она и сильно сжала пальцы Нерис в своей руке. — Подруги навсегда! — заявила она.

— Разве я не умница? — рассмеялась Миртл.

В тот вечер Нерис и Миртл вдвоем сидели за обеденным столом.

— Что именно ты хочешь сделать? — спросила Нерис. — Если мы будем сообщниками, я хочу знать о твоем плане до мельчайших подробностей.

Миртл покрутила в руке бокал, наблюдая за игрой света в рубиновом вине.

— Я хочу помочь Кэролайн. Она попала в жесткий переплет. — Миртл наклонилась над столом и понизила голос. — А еще Арчи и я. У нас не может быть детей. Наверное, ты и сама догадалась. Арчи и слышать не хочет об усыновлении. Понимаешь, он не сможет принять чужого ребенка… — Миртл замолчала и тяжело вздохнула. Сейчас она совсем не походила на себя, однако через пару секунд справилась с эмоциями и, упрямо вздернув подбородок, посмотрела на Нерис. — Но если у него перед глазами будет ребенок, нуждающийся в заботе и любви, он может передумать. Это мой шанс, как считаешь?

— Не знаю. Возможно.

Нерис сомневалась. У Арчи был непростой характер, который сочетал в себе мягкость и упрямство. Надежды Миртл были напрасны. Но, видя ее сияющие глаза, Нерис не могла высказаться напрямую. Нерис задумалась и о себе. Ребенок, новорожденный, которому нужен дом. Если Миртл не сможет забрать его, может, получится у нее? Сирота, индийский малыш. Разве сможет Эван отказать ей?

— Что бы ни случилось, мы должны позаботиться о бедной Кэролайн, — сказала Миртл.

— Ты не могла бы мне кое-что объяснить? Кого Арчи называет мужчиной на три буквы?

Миртл подняла темную бровь.

— Он так говорит о людях со странностями, — объяснила она. — Во всяком случае, я думаю, что это именно так.

Шаль Захры

Меир сделала маленький глоток теплого джина, слегка разбавленного тоником. У Кэролайн Боуэн действительно были проблемы со зрением. Чтобы видеть собеседника, ей приходилось держать голову под неестественным углом. Меир начала объяснять цель своего визита в Ладакх и Кашмир, но потом заметила, что старушка почти не слушает ее.

— Что вы говорите? Простите, я давно не принимала гостей, — сказала миссис Боуэн.

Меир к этому моменту успела рассказать половину своей истории. Вернулась сиделка. Она с негодованием посмотрела на гостью:

— Я же сказала вам, что миссис Боуэн очень устала за сегодня!

Меир осторожно придвинула свой стул ближе, стараясь не задеть стул, на котором покоилась забинтованная нога пожилой женщины.

— Пустяки. На самом деле извиняться должна я. Вы только посмотрите, как я принимаю гостей! — Улыбка Кэролайн Боуэн была искренней и жизнерадостной.

На секунду, словно сквозь толщу прозрачной воды, проступил облик молодой улыбающейся девушки, и Меир успела разглядеть, какой Кэролайн была в молодости. Ей показалось, что она где-то уже видела ее.

— Ох, Аруна, перестань. Я рада возможности поговорить с новым человеком. Мне очень скучно. Как вас зовут, не напомните? Боюсь, у меня с памятью совсем плохо.

— Меир.

— Откуда вы?

— Из Уэльса.

Кэролайн наклонила седую голову, словно пытаясь заглянуть под полог только ей видимого тумана:

— Валлийка, значит…

— Миссис Боуэн, может, вы помните события сороковых годов? Мои бабушка и дедушка по материнской линии в то время работали в пресвитерианской миссии, и я очень хочу узнать об их судьбе. Понимаю, прошло много времени, но, может, вы знаете что-то о них?

Миссис Боуэн подняла голову с таким видом, словно туман в ее голове на секунду развеялся и она вспомнила что-то очень хорошее.

— А как их звали? Где они жили? Я была в Шринагаре в 1940 и 1941 годах. Тяжелое время было, но вы и так это знаете. Мой муж был офицером индийской армии. Он участвовал в обороне Сингапура. Тогда погибло много смелых мужчин.

— Ваш муж тоже погиб?

Аруна сделала шаг из угла комнаты. Кэролайн повернулась лицом в ее сторону, попыталась что-нибудь разглядеть бесцветными, почти ослепшими глазами.

— Ральф? Нет. Он был очень смелым, он победил. Мне жаль, дорогая, я не знаю никого по имени… Кстати, как звали вашу бабушку? Аруна, бокал нашей гостьи пуст. Аруна, куда ты ушла?

— Спасибо, думаю, мне не стоит злоупотреблять вашим гостеприимством. — Меир потянулась за своим рюкзаком — пора было уходить.

Кэролайн заволновалась:

— Пожалуйста, останьтесь! Мне редко удается поговорить с новым человеком.

Меир стало не по себе. С Кэролайн Боуэн было что-то не так. Возможно, сказывался ее почтенный возраст, возможно, изоляция и необходимость долгими днями сидеть в четырех стенах.

— Я не хочу утомлять вас.

— Вы меня не утомляете. Знаете, у меня масса времени для отдыха. О чем мы говорили?

— Вы рассказывали о войне и о вашем муже. С тех пор вы все время жили в Шринагаре?

Аруна снова подала Меир знак, явно желая прекратить этот разговор. Кэролайн его тоже заметила и беспечно махнула рукой:

— Нет. Когда мне исполнилось сорок пять, я вернулась в Англию, а Миртл с мужем остались тут. Многие тогда уехали, а они остались… После разделения все изменилось. Не стало старой Индии. А Кашмир… Ох, это очень грустная история. Аруна, ты не помнишь, каким тогда был Кашмир. Было очень весело. Такие чудесные времена! — Кэролайн закрыла глаза.

Наверное, образы ее внутреннего взора были намного ярче, чем те, которыми снабжали ее слабые глаза.

— Я много болела. Меня отправили в Англию, в дом для престарелых. К тому времени, когда я поправилась, вернее, когда они решили, что я поправилась, умер мой муж.

«Они решили? — подумала Меир. — Интересно, кто это — они? Может быть…»

— Дорогая, вы замужем?

Меир улыбнулась:

— Нет. У меня были парни, но еще ни с кем мы не доходили до точки, после которой брак стал бы необходимостью.

Кэролайн была в восторге:

— Вы очень смелая и независимая. Я завидую вам. Значит, вам не грозит участь стать вдовой!

— Ну, если я так и не выйду замуж, то нет.

— Это чудесно. Советую вам не менять своих убеждений и никогда не выходить замуж.

Они обе рассмеялись. Снова Меир увидела лицо молодой Кэролайн и снова промелькнула мысль, что оно ей почему-то знакомо. Сейчас она почти ухватила эту мысль за хвост, но той вновь удалось юркнуть в дебри подсознания.

— А что произошло потом? — спросила Меир.

— Когда?

— После смерти мужа.

— О, вам это будет неинтересно. Страна, в которой я выросла, сильно отличается от теперешней Англии. К тому времени, когда я наконец поняла, чего хочу от жизни, Индия стала мне гораздо ближе, чем Англия. Поэтому я вернулась сюда и решила остаться здесь до конца своих дней. Мне удалось все устроить, хотя это и потребовало больших затрат.

— Пора принимать лекарства, — сказала Аруна, беря со стола поднос.

Почти пустая бутылка джина звякнула о тоже почти пустую бутылку тоника.

Меир подумала, что Кэролайн живет на небольшую пенсию и здесь, в Индии, ее сбережений хватит на дольше, чем в родной Англии. Аруна вышла из комнаты. Меир взяла рюкзак и повязала голову платком из коричневой пашмины.

— Мне пора.

Едва она произнесла эти слова, в ее голове словно что-то щелкнуло. Она изумленно посмотрела на лицо пожилой женщины и почти в ту же секунду узнала ее. Она достала из рюкзака заветный сверток с шалью.

— Но перед тем, как я уйду, можно вам показать кое-что? — Она встряхнула шаль, и та мягко легла на колени миссис Боуэн.

В комнате стало очень тихо. Кэролайн взяла шаль в руки и поднесла к глазам, сжала в горсти мягкую шерсть, глубоко вдохнула легкий аромат индийских пряностей, который все еще хранила старая ткань, внимательно всмотрелась в цвета яркого кашмирского лета.

Меир показалось, что пауза растянулась на целую вечность.

— Откуда у вас эта вещь?

— Шаль принадлежала моей покойной бабушке.

Кэролайн тяжело вздохнула и прошептала:

— Жаль, я не могу рассмотреть вас.

Меир опустилась на колени рядом с пожилой женщиной. Чуткие пальцы Кэролайн исследовали ее щеки, подбородок, овал лица.

— Вы из Уэльса, я правильно запомнила? — прошептала она.

— Да. Мою бабушку звали Нерис Уоткинс. У меня есть фотография, на которой вы стоите рядом с ней. Судя по всему, она была сделана здесь, в Шринагаре.

— Нерис была моей лучшей подругой. А это, — Кэролайн сжала в руках мягкую ткань, — шаль Захры. Ее приданое.

В комнату зашла сиделка с подносом, уставленным лекарствами. Меир и Кэролайн замолчали. Каждая держала край яркой кашемировой шали, и со стороны могло показаться, что шаль соединила прошлое и настоящее.