Кавказский отец подруги. Под запретом

Глава 13

Шерханов

После стремительного побега Аллы, замечаю на полу комок нижнего белья. Поднимаю. Обычные хлопковые трусы белого цвета, без всякого кокетства. Но как же, черт возьми, меня возбуждают они!

Что эта девчонка делает со мной?

Опять вошла в мой душ. Да еще и голой меня встретила.

Испугалась, застыла, сразу видно — не ждала.

А я стоял, как идиот, и разглядывал ее прелести: аккуратные торчащие грудки, впалый животик, тонкую талию и пушок внизу. Ширинка мгновенно раздулась, разве что слюна изо рта не потекла. Я же зрелый мужчина, и это нормальная ситуация на голую девушку с идеальными формами. Да, но… Алла моя студентка.

Проклятье!

Едва удерживаюсь от того, чтобы понюхать ее трусики. Я нормальный мужик. Не извращенец какой-то. И не буду этого делать.

Решительно захожу в душевую кабину и включаю воду. Похолоднее, да вот, чтобы пыл остудить.

Мысль о том, что она стояла здесь, обнаженной, и мылась моими средствами — не дает эрекции опасть.

Член ноет от неудовлетворенности, и мне приходится сильно сжать его пальцами.

Шайтан!

Перед глазами стоит голая Алла, ее розовые соски топорщатся, грудь вздымается от волнения. Я волную ее, о да! Ее кожа покрыта капельками воды, и я слизываю влагу с ее острых вершинок.

Мои пальцы касаются ее промежности и раздвигают ее влажные губки. Они такие маленькие, бархатные, аккуратные…

Кончик моего указательного пальца нетерпеливо проникает в ее узкую щелочку, Алла закатывает глаза от удовольствия и позволяет мне ввести его глубже, чуть-чуть разведя бедра. А затем я… кончаю, брызжа на стеклянные стенки душевой.

Твою же…

В голове пусто, словно ее набили ватой.

Касаюсь лбом прохладной стенки и наконец отпускаю член.

Я дрочил, фантазируя о своей студентке. О том, как сунул ей палец в вагину. И мне кабздец как стыдно, что я веду себя как малолетний пацан.

Понимаю, что в реальности такого никогда не произойдет.

Этого не будет! А о фантазиях моих никто не узнает.

Набрасываю на себя халат и выхожу из ванной.

Завтрак и работа. И никаких крамольных мыслей об Алле Астаховой больше!

Одеваюсь к столу и прошу Тину позвать Аллу и Самиру на завтрак. Девчонка после неловкого момента будет старательно меня избегать. Думаю, ей все-таки стыдно.

Едва Алла появляется в столовой, как у меня всё по новой оживает в штанах. Да вашу ж…!

На ней трикотажная розовая юбка до колена и такой же топ с длинным рукавом, открывающий животик. На ее фигуре костюм сидит в обтяжку, и она похожа на Барби.

Так и хочется усадить эту куклу к себе на колени, впиться в ее совершённый рот и заставить ее скакать на моем члене…

— Утра, пап, — голос Самиры приводит меня в чувство.

— А где слово «доброе» затерялось? — спрашиваю мрачно, чувствуя, как в штанах поджимаются яйца.

Алла садится за стол и старается на меня не смотреть. И правильно делает, потому что у меня сейчас такой вид, будто я вот-вот взорвусь. От сексуального желания, преследующего меня, как подростка в пубертате.

— Приятного аппетита, Булат Муратович, — говорит Астахова, беря вилку.

— И вам того же, — буркаю, отводя глаза от розового совершенства.

Как есть омлет, когда у тебя стоит? Интересно, на ней есть трусы?!

Голод и стояк — это вообще две несовместимые вещи.

— Пап, можно я сегодня пойду на учебу? — спрашивает Самира.

— Нет. Ты еще не до конца здорова.

Я даже благодарен дочке за то, что она завела этот разговор. Спор с ней отвлечет меня от похотливый мыслей.

— Я в порядке, правда.

— Врач тебе что сказал? До пятницы будешь сидеть дома.

— Ну, па-ап, — дует губы Самира.

— На улице прохладно, дождь. Хочешь воспаление легких схватить? Нет, Самира. Ты будешь выполнять все рекомендации нашего доктора.

— Вот всегда ты так!

— Как?

— Излишне строг ко мне. Запрет на запрете. Ты меня душишь, давишь ими…

— Меня заботит твое здоровье. И я вовсе не хочу тебя давить запретами. Просто мне виднее, что для тебя лучше. Хватит уже спорить, бери вилку и ешь!

Встаю из-за стола и раздраженно бросаю салфетку на столешницу.

— Тина, подай мне кофе в кабинет! — прошу экономку.

— Хорошо, Булат Муратович, сейчас.

Ухожу, ощущая на себе наблюдающий взгляд Астаховой. Даже странно, что она не вступила в спор, сидела молчала. Не похоже на нее. Значит и вправду стыдно даже глаза на меня поднять. И это хорошо, что она не бесстыдная девка, выставляющая себя напоказ. Помнится, на днях я обвинял ее в этом грехе, говорил, что она такая.

Так что же меня так триггерит в ней?

То, что она такая красивая, открывает свою красоту другим?

Я привык, что наши женщины прячут прелести под закрытой одеждой. Мы не ревнуем своих жен, зачем?

А то, что я испытываю к этой девчонке, напоминает мне ревность. Не для меня же она так вырядилась! Пойдет на улицу, а там парни начнут к ней подкатывать, приставать, номерок просить. И не запрёшь ведь ее дома. Не имею права…

Вместо утреннего просмотра новостей за чашкой кофе, я снова думаю о ней. Даже не заметил, как кофе проглотил! Всё удовольствие испорчено. Гнать бы ее, конечно, от себя подальше, но я же обещал помочь.

Встаю и возвращаюсь в столовую. Девчонки оживленно о чем-то болтают. Никак меня обсуждают, какой я паскуда бессердечный, и не поездишь на мне.

И при моем появлении расслабленный вид Астаховой и ее улыбка исчезают. Плечи ее опускаются, а глаза упираются в чашку с напитком.

— Алла, давай мне номер своей матери. Я хочу поговорить с ней.

Она вздрагивает и удивленно смотрит на меня. Кажется, я впервые назвал ее по имени. И лично для меня это переход красной черты, которую я сам же воздвиг в отношениях со студентками. И дистанцию впредь сохранять будет очень трудно…