Кавказский отец подруги. Под запретом

Глава 7

Шерханов

Дочь вбегает в мой кабинет, даже не спросив на то разрешения. Ясно, что пришла за подружку просить. Но разве я могу допустить, чтобы эта девушка дружила с Самирой? Ответ: нет.

— Папа, разреши Алле остаться у нас! — требовательно просит дочь.

— Нет.

— Но, пожалуйста, она…

— И не проси, Самира. Астахова не годится тебе в подруги. Она пьет алкоголь, дерется с мальчишками, плохо учится. Не может быть и речи, чтобы ты общалась с такой девушкой. Чему она тебя научит?

— Отец, Алла ушла из дома.

— Это еще почему? — спрашиваю хмуро.

Что опять случилось у этой девчонки по имени Неприятность?

— Она поссорилась со своими домашними, — робко отвечает Самира, опуская глаза. — Они выгнали ее. И теперь ей некуда идти.

Я тяжело вздыхаю. Вот тебе и Неприятность. Разве хорошего человека могут просто так выгнать из дому? Что-то тут нечисто.

Сколько раз я говорил Самире, чтобы держалась подальше от этой девчонки? Но сердце ребенка не обманешь. Самира всегда была сердобольной, готовой помочь каждому, кто в беде. Ну вот, теперь эта беда стоит на пороге моего дома.

И что мне делать?

Выгнать Астахову, чтобы она разделила привокзальную площадь с бомжами? Это уж как-то слишком!

— Умоляю, пап. Не выгоняй Аллу. Пусть она останется.

— Хорошо, но только сегодня. И пусть располагается в комнате для гостей.

— Спасибо! Я пойду, скажу ей.

Самира уносится прочь, а я встаю и подхожу к окну. На улице накрапывает дождик. Куда бы она сейчас пошла? Искать приключения на свою задницу?

Я, кстати, не знаю, с кем она живет. Астахова о себе не особо распространяется.

С первого же занятия я заметил эту девчонку с белыми волосами.

Она выделяется из общей массы. И не только внешностью. В ней чувствуется стержень. При этом взгляд у нее настороженный, как у дикого волчонка.

Астахова всегда садится на последний ряд и почти не задает вопросов. Но когда я прошу ее ответить, она выдает такие глубокие и оригинальные мысли, что я невольно заслушиваюсь. О таком не прочитать в учебниках, к этому можно только прийти самостоятельно.

И при всем этом девчонка ведет разгульный образ жизни! Вот где ее голова? Не глупая ведь, а ведет себя по-дурацки. Ремня, видимо, некому дать.

Я запрещаю себе думать о ней. Запрещаю даже смотреть в ее сторону лишний раз. Запрещаю называть ее по имени. Потому что… Не могу. Нельзя.

Когда я сегодня вошёл в комнату дочери, Астахова пела. У нее приятный голос, и я невольно заслушался. Потом, конечно, мысленно отхлестал себя по щекам и потянулся к колонке, чтобы выключить ее. Я не ожидал увидеть студентку в своем доме.

Телефонный звонок отвлекает меня от раздумий. Жанна. Она хочет отношений, а я… не хочу от нее ничего. Отключаю звук. Потом перезвоню. Сейчас я слишком взволнован, чтобы вести разговоры с коллегой. Буду слишком рассеян. Потому что, черт возьми, та самая девчонка, которая чем-то зацепила меня, сейчас находится в моем доме!

Нахрена я велел ей прийти завтра в мой кабинет? Оценить знания, верно. А если она не справится? Я не хочу быть соучастником отчисления Астаховой из института. Если это случится, то пусть только по ее вине.

Знаю, знаю, как студенты меня называют — Профессор Паскуда. Они считают меня плохим, дотошным, злым. Девушки пытались решить проблему с зачетами своими молодыми телами, но я не из тех преподавателей, которые из-за похоти ставят свою карьеру под удар.

Один невинный поцелуй со студенткой — и можно прощаться с рабочим местом, заодно и с репутацией.

Нет уж. Спасибо.

Я прекрасно могу удержать свой член в штанах.

Если припрет, уж лучше поеду к Жанне. Но пока не приперло.

Потому что не представляю, как можно трахать человека, к которому ты не испытываешь чувств. Это невкусно.

Решаю посмотреть, чем заняты девушки.

Тихо подхожу к комнате Самиры, дверь приоткрыта.

— Она даже не выслушала меня, — всхлипывает Астахова.

Она что, плачет? Похоже, случилось что-то серьёзное. Никогда не видел плачущую Астахову.

— Как будто я грязь под ее ногтями…

Самира бормочет что-то успокаивающее. А мне хочется узнать подробности, но не решаюсь войти и задавать вопросы. Девчонка только закроется. Потом лучше расспрошу дочь, она не посмеет мне соврать.

Отхожу от двери и иду в свою спальню.

На прикроватной тумбе стоит фотография моей покойной жены, и я некоторое время смотрю на нее немигающим взглядом.

Всегда думал, что мы вместе состаримся. Что она единственная женщина в моей жизни. Мы женились рано, в восемнадцать лет. Договорной брак, но счастливый и удачный. Мы полюбили друг друга с первой встречи. До супруги у меня никого не было.

В девятнадцать уже родилась Самира. Потом неудачная беременность сыном и последующие проблемы по женской части. Я всегда мечтал и сыне, но понимал, что не имею право требовать от жены родить его любой ценой.

А потом Лайла… так звали мою жену, проходила мимо стройки, и на нее рухнула бетонная плита. Страшная трагедия унесла ее жизнь.

Я решил уехать с Кавказа, как раз предложили место в институте. Уехал, не думая, потому что больше не мог жить в своем городе, проезжать мимо того дома, где она… Это невыносимо больно.

Я заменил Самире и мать, и отца. И всё, чего я прошу — это послушания.

Я должен уберечь дочь от всего, что может навредить ей.

Я должен уберечь ее от Аллы Астаховой любой ценой…