Кавказский отец подруги. Под запретом

Глава 19

Открываю дверь в квартиру, и в нос шибает какой-то кислый запах. Наверняка это снова маринованные грибы, которыми Таисия Петровна запасается на зиму в промышленных масштабах.

Стягиваю куртку, вешаю ее в шкаф, между вязаными платками и выцветшими шалями. Я замерзла, пока гуляла с Самирой по парку.

— Алла, это ты? — голос Таисии Петровны доносится из кухни, немного приглушенный работающим радио. У нее там вечно играют какие-то музыкальные спектакли.

— Я, Таисия Петровна. Уже вернулась!

Прохожу на кухню. Старушка сидит за столом, утопая в бумагах. Очки в массивной роговой оправе сползли на кончик носа. Подслеповато щурится. На столе — горы квитанций, счетов, каких-то исписанных огрызков бумаги.

— Как хорошо, что ты пришла! Милочка, помоги мне, пожалуйста, разобраться с этим беззаконием… с этим ЖЭКом, прости Господи! — она произносит это слово с таким отвращением, будто у нее личный конфликт с каждым работником этой организации. — Опять начислили какие-то космические суммы за отопление. Ну, куда это годится, я тебя спрашиваю? Совсем стыд потеряли! Грабить старушку вздумали!

Усаживаюсь напротив нее. Делаю глубокий вдох. Сейчас начнется.

— Конечно. Давайте посмотрим, что у вас тут. Спокойно разберемся, — стараюсь говорить уверенно, как настоящий юрист, хотя на самом деле сама в этих коммунальных платежах разбираюсь немногим лучше, чем она. Но учиться же когда-то надо, верно?

Следующие пару часов мы проводим в кропотливом изучении этих цифр, формулировок, дат. Высчитываем, складываем, вычитаем. Сравниваем с прошлогодними квитанциями. Пытаемся понять, откуда взялись эти «общедомовые нужды», которые, кажется, с каждым месяцем растут в геометрической прогрессии.

Пишем жалобу. Таисия Петровна диктует эмоционально и сбивчиво, я перевожу ее гневные тирады на сухой язык юридических формулировок.

Когда, наконец, жалоба готова в двух экземплярах, Таисия Петровна облегченно вздыхает.

— Вот спасибо тебе, Аллочка! Золотая ты девочка! Быстро управилась. Одна бы я, наверное, неделю бы ковырялась. И все равно ничего бы не поняла.

Она встает, кряхтя, и направляется к старинному серванту. Открывает дверцу с мутным стеклом и достает оттуда… оу, хрустальную вазу.

А внутри… Конфеты!

Не просто какие-то там «Ромашки» или «Кара-Кум», а настоящие сокровища кондитерского искусства. В блестящих, шуршащих обертках. С иностранными названиями, которые я вижу впервые в жизни. «Бельгийский трюфель», «Пралине с фундуком», «Марципановая роза».

На столе, как по волшебству, появляется старинный фарфоровый сервиз с тончайшей золотой каемкой. Чайник, чашки, блюдца — все из одного набора.

Пьем чай с этими невероятно вкусными конфетами. Они просто тают во рту, оставляя после себя нежное послевкусие. Атмосфера становится какой-то теплой, уютной, домашней. Кажется, даже свет на кухне стал ярче.

— Ты скажи мне, девонька, за что тебя сослали из дому-то? Али чего натворила?

— Потому что мама любит мужа больше, чем меня.

— Витьку-то? Вот же дуреха! Ну ничего, прозреет скоро маменька твоя.

— Думаете? — вздыхаю горько. — Я и сама об этом мечтаю.

— Гулящий он, слабый на передок. Не может долго с одной женщиной быть.

— Уже год они вместе.

— Значит скоро проявит себя. Вот увидишь.

— Спасибо вам большое! — в порыве чувств обнимаю старушку, и она смущенно отмахивается, мол, прекрати.

Мне была так нужна надежда, а Таисия Петровна ее дала мне. Ведь она хорошо знает своего внука. Очень скоро мама приедет сюда и с виноватым видом будет просить меня вернуться домой. Только вот, знаете что?

Я откажу ей.