Утро выдалось морозным. Стёкла кофейни покрылись причудливыми узорами, словно зимний художник всю ночь творил свои шедевры. Первые посетители вносили с собой свежесть зимы, отряхивая снег с одежды.
Я механически готовила кофе, а мысли блуждали далеко. Три дня прошло с тех пор, как Кирилл написал «до завтра» и исчез. Ни звонка, ни сообщения.
«Что ты делаешь, Вера? Неужели повторяешь свои ошибки? Разве мало тебе было прошлых шрамов?» — подумала, вспоминая, как после расставания обещала себе не привязываться к мужчинам. Особенно к клиентам. Особенно к таким, как Кирилл — загадочным, с тяжёлым взглядом и редкой улыбкой.
Колокольчик над дверью звякнул, вырывая из размышлений. Сердце ёкнуло.
Кирилл. Стоял на пороге, с волос падали снежинки, щёки раскраснелись от мороза. В глазах — неуверенность и что-то ещё, чему я боялась дать название.
— Доброе утро, — хрипло произнёс он.
— Доброе, — улыбка сама расцвела на моих губах. — Проходи, выбирай любой столик.
Он, конечно же, выбрал свой — в дальнем углу, под старой фотографией Парижа. Повесил пальто, сел, нервно постукивая пальцами по столу.
Я включила бабушкину вафельницу — старую, в форме сердец. Тесто я замесила ещё утром, словно предчувствуя, что сегодня будет особенный день. Пока вафли пеклись, приготовила его любимый американо.
— Спасибо, — Кирилл избегал моего взгляда. — Прости, что не пришёл раньше. Я...
— Всё в порядке, — мягко перебила она. — Никаких обязательств, помнишь?
Он кивнул и отпил кофе. Плечи его заметно расслабились.
Вафельница подала сигнал. Я выложила горячие вафли на тарелку, добавила шарик ванильного мороженого, полила кленовым сиропом.
— Вафли в форме сердец? — на его лице мелькнула тень улыбки.
— Бабушкина вафельница. Она говорила, что еда, приготовленная с любовью, всегда вкуснее.
— Твоя бабушка была мудрая женщина, — Кирилл закрыл глаза, пробуя вафлю, и невольно облизал губы, оставив блестящий след от сиропа. Я заворожённо наблюдала, как двигается его кадык, когда он глотает, как напрягаются мышцы челюсти. Вдруг он открыл глаза и поймал мой взгляд — мне стало жарко, будто я стояла у раскалённой плиты, а не сидела в прохладной кофейне.
Я отвернулась, налила себе чай и села напротив. За окном кружился снег, в кофейне играла тихая музыка. Между ними повисла тишина — не тяжёлая, а какая-то выжидающая. Никто не торопил, никто не требовал объяснений.
— Я должен был прийти раньше, — наконец произнёс Кирилл, глядя на тающее мороженое. — Хотел. Но каждый раз находил причину отложить. Работа, встречи...
— Страх? — спросила я тихо, сама поражаясь своей смелости.
Он поднял глаза — в них мелькнуло удивление, смешанное с каким-то болезненным признанием.
— Да. Страх. Откуда ты знаешь?
Я промолчала. Не потому, что нечего сказать, а потому что иногда тишина говорит больше слов.
— Три года назад моя компания разорилась, — слова давались ему с трудом, каждое — как камень, который нужно сдвинуть с души. — Всё началось с предательства. Денис, мой лучший друг, украл мой проект. Тот самый, над которым я работал ночами напролёт. А потом ещё и Ника, моя жена... — он сделал паузу, сглотнул. — Оказалось, что они встречались за моей спиной.
Кирилл отломил кусочек вафли, но так и не донёс до рта. Просто держал в ложке, словно забыл о ней.
— Судебные разбирательства высосали все силы и деньги. Компания обанкротилась. Теперь я фрилансер, берусь за мелкие проекты. Решил выстроить свою жизнь заново, камень за камнем.
Моё сердце сжалось. Хотелось протянуть руку, коснуться его пальцев. Но я сдержалась. Слишком рано. Слишком хрупко то, что между нами.
— Самое мучительное даже не крушение бизнеса, — произнёс он почти шёпотом. — А осознание, что всё это время я существовал в мире иллюзий. Доверял словам, улыбкам, клятвам тех, кого считал родными душами. А они... лишь надевали маски, меняя их по мере необходимости.
— Понимаю тебя, — ответила я, крутя чашку в руках. — Доверие не восстанавливается по щелчку пальцев.
Кирилл посмотрел на меня так, будто впервые увидел.
— Откуда ты...
— Мой бывший парень, — я произнесла слова, которые обычно старалась не говорить вслух. — Мы были вместе два года. Строили планы. А потом он встретил Кристину с её родителями-миллионерами из строительного бизнеса.
Теперь Кирилл слушал, не отводя взгляд. В его глазах я видела то, чего так не хватало мне все эти месяцы — настоящее понимание.
— Он говорил, «ничего личного», «так сложились обстоятельства», «я замечательная, но у него появился шанс, который бывает раз в жизни», — я горько усмехнулась. — Через месяц они поженились.
За окном снег валил стеной, отрезая нас от остального мира. Словно кофейня стала единственным островком тепла во вселенной.
— И как ты с этим справилась? — в его голосе звучал неподдельный интерес.
— День за днём. Шаг за шагом, — я подняла глаза. — Училась заново доверять. Сначала себе. Потом — миру. Поняла одну вещь — нельзя жить прошлыми обидами. Нельзя наказывать всех за ошибки одного человека.
Я недоговорила главного — что каждый вечер, закрывая кофейню, думала о нём. О его редких улыбках. О том, как он читает книги, сидя в углу под фотографией Парижа. О том, как боюсь снова ошибиться, снова поверить не тому человеку.
Кирилл молчал, обдумывая услышанное. А потом вдруг улыбнулся — открыто, без тени прежней настороженности. И эта улыбка растопила что-то внутри меня, какой-то последний осколок льда, который я так бережно хранила.
— Знаешь, эти вафли действительно особенные. Твоя бабушка была права, — сказал Кирилл, отправляя в рот последний кусочек.
Я рассмеялась, чувствуя, как напряжение, сковывавшее плечи, отступает. Что-то в его словах, в том, как он смаковал каждый кусочек, растопило лёд внутри.
— Хочешь ещё? — спросила я, уже зная ответ.
— С удовольствием, — его глаза блеснули, как у ребёнка.
Пока я колдовала над новой порцией, кожей чувствовала его взгляд. Не оценивающий, не требовательный — просто внимательный. Словно он впервые по-настоящему меня увидел. Не просто девушку за стойкой, а... меня. От этой мысли пальцы дрогнули, и я чуть не уронила миску.
«Нет, Вера, стоп. Ты же знаешь, чем это заканчивается», — пронеслось в голове. Но сердце уже не слушалось. Оно бешено колотилось, будто пыталось вырваться из клетки, в которую я его так тщательно заперла.
Мы не заметили, как пролетело время. За окном давно стемнело, фонари окутали улицу мягким светом. Посетители приходили и уходили, а мы всё говорили — о книгах (он любит Маркеса, я — Ремарка), о музыке (джаз для меня — как воздух), о местах, где хотелось бы побывать (его мечта — Исландия, моя — Португалия).
Когда он смеялся над моей шуткой, откидывая голову назад и обнажая сильную линию шеи, я поймала себя на мысли, как хочется прикоснуться к этому месту губами. Это желание возникло так внезапно и так сильно, что я чуть не уронила чашку. Боже, что со мной? Я же обещала себе не поддаваться этим чувствам...
— Мне пора, — наконец сказал Кирилл, бросив взгляд на часы. В его голосе прозвучало искреннее сожаление. — Я ещё обещал заскочить к брату.
— Конечно, — кивнула я, пытаясь скрыть разочарование, но оно предательски просочилось в голос.
Он встал, медленно надел пальто, будто оттягивая момент ухода. Помедлил у двери, словно хотел что-то сказать, но не решался.
— Вера... спасибо. За вафли. За разговор. За... понимание, — последнее слово он произнёс тише, с какой-то особенной интонацией.
— Всегда пожалуйста, — я улыбнулась, стараясь, чтобы голос звучал легко. — Заходи, когда захочешь. Просто на кофе.
— Можно я приду завтра? — в его вопросе смешались неуверенность и надежда.
Моё сердце пропустило удар, а потом забилось чаще. Слишком быстро. Слишком опасно.
— Завтра, — кивнула я. — Буду ждать.
Он шагнул к двери, но вдруг остановился и повернулся. Протянул руку, чтобы отдать чашку, которую всё ещё держал. Он стоял так близко, что я чувствовала запах его одеколона — древесный, с нотками морозного воздуха. Его дыхание коснулось моей щеки, и по спине пробежали мурашки. Я машинально откинула прядь волос за ухо, и его взгляд упал на эту невольную женственную жестикуляцию. В его глазах промелькнуло что-то тёплое, почти нежное, и я почувствовала, как кровь приливает к лицу.
Его пальцы замерли на моих — шершавые от холода, неожиданно нежные. Он не отдёрнул руку. Даже когда чашка уже была в моих ладонях, его мизинец всё ещё касался меня, будто не решался отпустить.
Его пальцы замерли на моих — шершавые от холода, но неожиданно нежные. Казалось, время остановилось, и весь мир сузился до этого крошечного участка кожи, где мы соприкасались. Моё дыхание перехватило, когда его мизинец едва заметно провёл по моей ладони, будто рисуя невидимый узор. Я подняла глаза и увидела, как его зрачки расширились, поглощая серо-голубую радужку. В уголках его губ дрогнули — не то чтобы улыбка, а скорее тень удивления от того, что происходит между нами.
В его глазах мелькнуло что-то — испуг? смятение? — когда вдруг зазвонил его телефон. Он достал его из кармана, взглянул на экран и застыл. Его лицо изменилось, стало напряжённым. На экране горело имя: «Ника».
Он замер, будто увидел призрака. Пальцы сжались так сильно, что костяшки побелели.
— Тебе нужно ответить? — спросила я, стараясь звучать нейтрально, но голос предательски дрогнул.
Кирилл молча поднёс телефон к уху.
— Да, — произнёс он коротко. — Я слушаю.
Пауза. Его лицо стало каменным.
— Нет, Ника, мы не будем это обсуждать сейчас.
Ещё одна пауза. Его взгляд скользнул по мне, и в нём промелькнуло что-то нечитаемое.
— Хорошо. Через час.
Он опустил телефон, но не положил его обратно в карман, а сжал в руке, будто боялся, что тот снова зазвонит.
— Мне нужно идти, — сказал он, избегая моего взгляда.
— Всё в порядке? — спросила я, хотя уже знала ответ.
— Да. Просто... дела.
Он кивнул на прощание и вышел, даже не взглянув назад. Колокольчик над дверью звякнул, но на этот раз звук был каким-то... чужим.
Я прислонилась к стойке, прикрыла глаза. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его слышно на другом конце кофейни.
«Что ты делаешь, Вера?» — мысленно одёрнула себя. «Ты же видела, как он изменился, когда увидел её имя. Ты же знаешь, что бывшие никогда не уходят навсегда. Особенно такие, как его жена».
Но что-то подсказывало — Кирилл не похож на других. В его глазах я видела ту же боль, те же шрамы, что и у меня. Человек, который прошёл через предательство, не станет предавать сам.
По крайней мере, я хотела в это верить.
И всё же страх не отпускал. Я боялась снова открыться, снова довериться. Боялась, что однажды он просто не придёт — как тогда, три года назад, когда Михаил перестал отвечать на звонки, а потом я увидела его с Кристиной в ресторане.
Но что-то в искренности Кирилла, в том, как он говорил о своих ошибках и потерях, в том, как слушал — действительно слушал — не давало мне отгородиться, спрятаться за привычной стеной.
Завтра. Новый день. Новая встреча. Новая возможность.
И новый шанс на боль.
Но, может быть... может быть, на этот раз всё будет иначе?
Я посмотрела на свою руку, всё ещё хранящую тепло его прикосновения. И впервые за долгое время почувствовала, как внутри расцветает надежда — хрупкая, как первые подснежники, пробивающиеся сквозь лёд.
Завтра. Я буду ждать.
Но теперь вопросов стало больше, чем ответов.
Почему Ника позвонила именно сейчас?
Что она ему сказала?
И главное — почему придёт ли он после этого звонка?