Код любви на кофейной гуще (СИ)

Глава 7. Секунда до касания

Дни складывались в недели. Кирилл приходил каждый будний день ровно в 15:30. Всегда садился за третий столик справа. Но теперь заказ звучал иначе:

— Удивите меня, Вера, — говорил он, и в глазах мелькали искорки, которых раньше не было. — Хотя вряд ли вам это удастся.

Я экспериментировала. Латте с кардамоном. Эспрессо с щепоткой морской соли. Капучино с корицей. Каждый раз — новый вкус.

Иногда он оставался до закрытия. В такие вечера я нарочно задерживалась рядом, делая вид, что протираю соседние столики. Сердце колотилось как бешеное, стоило ему поднять взгляд.

— Вы всегда так много работаете? — спросила я однажды, когда кафе опустело и только мы вдвоём оставались в мягком свете ламп.

Кирилл оторвался от ноутбука, моргнул, потёр покрасневшие глаза.

— Работа — это то, что у меня получается лучше всего. Потому что всё остальное… — он замолчал, сжав губы.

— А что ещё у вас получается? — я рискнула сесть напротив, чувствуя, как пересыхает во рту.

Он смотрел на меня так долго, что щёки начали гореть.

— Раньше я играл на фортепиано, — наконец произнёс он, и его пальцы непроизвольно сжались, будто ощущая невидимые клавиши. — Очень давно.

— Почему перестали?

Он провёл по клавиатуре ноутбука, и я вдруг заметила тонкий шрам на его указательном пальце — ровный, как от пореза.

— Решил, что это непрактично, — он резко сомкнул ладонь, словно пряча след прошлого. — Выбрал более надёжный путь.

— Надёжный не значит правильный, — выпалила я, вставая. — Иногда непрактичные вещи приносят больше счастья.

Кирилл промолчал, но его взгляд не отпускал меня, пока я собирала посуду. В тот вечер он ушёл последним, и на прощание сказал:

— До завтра, Вера.

Впервые он назвал меня по имени. Внутри что-то сжалось и оборвалось.

Октябрь сменился ноябрём. За окнами лил дождь. Кирилл по-прежнему приходил каждый день, но теперь иногда задавал вопросы. О кофе, о книгах, обо мне.

— Откуда вы столько знаете о кофе? — спросил он, когда я рассказывала о разных сортах.

— Училась, — я улыбнулась, чувствуя, как пульс стучит в висках. — Три года назад прошла курсы бариста. Потом была стажировка в Италии. А потом… — я запнулась, — устроилась сюда. Маргарита Викторовна дала мне свободу экспериментировать.

Он смотрел на мои руки, пока я говорила. И от этого взгляда по телу разливалось тепло, которого я не чувствовала уже очень давно.

— Вы любите это место, — в его голосе не было вопроса, только утверждение.

— Да, — я кивнула. — Здесь особая атмосфера. Я вкладываю душу в каждую чашку, хоть это и не моё заведение.

Кирилл огляделся, словно впервые замечая детали: потёртые книги на полках, вязаные салфетки; старинные кофемолки.

— Здесь чувствуется... тепло, — произнёс он тихо.

Что-то дрогнуло в груди от этих слов.

— Спасибо, — только и смогла ответить.

Я начала замечать его привычки. Как он хмурится, когда что-то не получается — между бровями появляется глубокая морщинка. Как отстукивает пальцами какой-то только ему известный ритм. Как иногда замирает, глядя в окно, будто видит что-то своё, далёкое.

В тот дождливый день Кирилл пришёл насквозь мокрый.

— Вам нужно согреться, — я протянула полотенце из подсобки.

Наши пальцы встретились, и по телу пробежала дрожь. Его руки были ледяными, но кожу обожгло от прикосновения.

— Спасибо, — он на секунду задержал мою руку. — Вы всегда так заботитесь о посетителях?

— Только о тех, кто заказывает кофе с мёдом, — выпалила я, чувствуя, как горят щёки.

Я приготовила ему горячий шоколад с корицей. И впервые увидела его настоящую улыбку — открытую, живую.

— Это лучшее, что я пробовал за долгое время, — сказал он, делая глоток. На верхней губе остался след от шоколадной пены, и я едва удержалась, чтобы не протянуть руку и не стереть его пальцем.

— У вас... — я показала на свою губу.

Кирилл смутился и быстро вытер рот.

— Неловко получилось, — пробормотал он.

— Наоборот, — возразила я. — Это так… по-настоящему.

В середине ноября случилось непредвиденное — Кирилл не пришёл. Я поймала себя на том, что каждые несколько минут смотрю на дверь. Часы показывали 16:00, потом 17:00, потом 18:00. Третий столик справа пустовал.

— Вера, ты сегодня как на иголках, — заметила Маша, протирая кассу. — Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке, — соврала я, чувствуя, как сжимается желудок.

Когда часы показали 19:00, я смирилась — он не придёт. Внутри разлилась пустота. Глупо было так привязываться к клиенту, но я ничего не могла с собой поделать.

Пустота внутри разрасталась с каждой минутой. Я так привыкла видеть его каждый день, что его отсутствие ощущалось физически — будто что-то оторвали.

На следующий день, ровно в 15:30, дверь скрипнула. Я даже не успела поднять голову — сердце уже ёкнуло, будто узнало его шаги.

Кирилл стоял на пороге. Его рубашка была помята. Под глазами — синеватые тени.

— Всё нормально? — спросила я, чувствуя, как сердце колотится о рёбра.

Он тяжело вздохнул и потёр лицо. Его пальцы дрожали.

— Да, — хрипло ответил и поднял на меня усталый взгляд. — Не спал совсем. Две ночи подряд.

Я машинально потянулась к кофемашине — сделать ему двойной эспрессо.

— Вчера не смог прийти, — вдруг сказал он, наблюдая за моими движениями. — Боялся, что вы подумаете...

— Что я подумаю? — выпалила я и тут же прикусила язык.

Уголки его губ дрогнули, и в глазах мелькнуло что-то тёплое.

— Что мне разонравился ваш кофе.

Я поставила перед ним чашку, но он даже не взглянул на неё. Его взгляд не отрывался от моего лица.

— Я скучал, — сказал он, и его голос звучал хрипло. — По кофе. По этому месту. По...

Замолчал, в тишине между нами вдруг стало так громко, что я услышала, как бьётся моё сердце. Его пальцы слегка дрогнули возле моей руки — не дотрагиваясь, но и не отдаляясь.