Из-за ночных откровений с Лео я проспала будильник. Собирая детей, со стороны, наверное, я выглядела, как на ускоренной перемотке пленки. Отправила малышню к лифту, бросилась одеваться сама. Уже в дверях вспомнила, что забыла надеть ремень. Только втянула его в первую лямку джинсов, как дети завопили, что лифт уже приехал. Я вылетела из квартиры с ключами и рюкзаком в одной руке и спутанными наушниками и висящим ремнем — в другой. Не учла лишь одного: лифт грузовой, и он будет заполнен соседями сверху… Вид у меня был еще тот!
Сашка отпочковался на ближайшем перекрестке — до школы сын добирается самостоятельно. Дорогу до садика на руках с несчастной, еще полусонной дочкой я даже не запомнила. Кажется, были лужи.
Затем ускоренное прощание с Машкой — пришлось строгим голосом обратить на нас внимание воспитательницы — и вот я уже в трамвае. Хотя осталось ощущение, будто все еще бегу.
Книгу в таком состоянии открыть даже не пыталась.
У металлоискателя я так гневно посмотрела на охранника, что впервые в жизни он не стал проверять мой рюкзак.
В офис я влетела с опозданием на три минуты. Бросила рюкзак под стол и медленно подняла голову. Перед моим монитором стоял пластиковый стаканчик кофе. А рядом — второй стаканчик с миниатюрным букетом полевых цветов.
Когда оторопь прошла, я обвела взглядом офис. Лео болтал с Бастиндой у дальнего столика, да так увлеченно, что пропустил мое появление. Но мой взгляд он почувствовал, приветственно мне помахал и завершил разговор, положив руку Бастинде на плечо.
Я отвернулась, лихорадочно соображая, как Лео сюда попал. У него был разовый пропуск — это совершенно точно. Тогда как?!
— Доброе утро! — Лео лучезарно улыбнулся. — Валентина Федотовна любезно помогла мне с пропуском, — тотчас же признался он.
Я не сразу сообразила, что эта милая добрая женщина — Бастинда. Что ж, мир полон сюрпризов.
— Спасибо за кофе. И за цветы. Но это слишком, — пробурчала я, хотя бурчать уже не хотелось.
— Пожалуйста. Просто хотел расположить вас к положительному ответу.
Я прищурила глаза.
— На какой вопрос?
— Пойдете сегодня со мной на пикник? С детьми, конечно. Это же не свидание — обучение.
— Пикник тоже будет в моей гостиной? С заставкой зеленой лужайки на экране?
— Нет, пикник будет самый настоящий. Жду вас в половине седьмого у подъезда, — и он ушел, не дожидаясь моего ответа.
Я пила кофе, машинально ровняя текст в программе, и пыталась вспомнить какой-нибудь пикник из моей прошлой жизни. Подумать только... Это было еще до рождения детей. Мы с Тарасом отправились в парк недалеко от нашего дома. Валялись на покрывале, слушали озерные всплески и кормили друг друга сладкой черешней.
Воспоминания светлые, но от них болезненно заныло в груди. Я выбросила стаканчик в мусорную корзину и погрузилась в работу.
Полседьмого вечера. Мы гурьбой вываливаемся из подъезда. Я хватаю Машку за капюшон кофты, чтобы она не вылетела на проезжую часть.
Лео нет.
Вот уж чего не ожидала! Мне даже весело от того, что в этом идеальном мужчине обнаружился изъян.
Коротко сигналит «ниссан» вишневого цвета, стоящий чуть поодаль.
— Машка, осторожно, машина выезжает! — я держу дочку одной рукой, второй машу водителю, мол, все под контролем, давай.
Но машина не двигается.
Открывается водительская дверь — и выходит Лео!
— Прошу вас! — он галантно открывает дверь и мне.
Я вопросов не задаю.
Для Машки — детское автокресло, для Сашки — бустер. Не придерешься.
Для бездетного человека поездка с моими детьми в машине — то еще испытание. Машка, едва ее попа касается автокресла, начинает петь песни собственного сочинения: «Не беда... Да-да-да-а-а... Не всегда... Навсегда-а-а-а!» Она еще и танцует: машет руками и бьет ботинком в спинку моего кресла. Но, по крайней мере, дочка занята собой. Сашкин энтузиазм обычно направлен на окружающих.
— Скучно! — заявляет он, едва Машка затягивает первые ноты. — Мама, давай поиграем!
— Саш, дай отдохнуть, — я демонстративно опускаю спинку кресла и закрываю глаза.
Пауза и...
— Лео, давай поиграем!
— Давай, — соглашается мой наивный консультант. — А во что?
— В крестики-нолики, — Сашка рисует сетку в блокноте и протягивает его Лео.
— Э... Дружище... — Лео косит взглядом на блокнот. — Я ж за рулем.
— Ну, поставишь нолик, когда остановишься на светофоре.
Отцепиться от чертополоха в волосах проще, чем от моего сына.
Я поглядываю на Лео сквозь сомкнутые ресницы. Он тоже бросает взгляд на меня.
— Сашка, а давай поиграем в крестики-нолики в уме, — предлагает Лео.
— Это как? — оживляется сын.
— Вот так. Закрой глаза и нарисуй сетку в голове. Готово? Теперь я ставлю нолик в клеточку посередине.
— А я ставлю крестик в верхний правый угол!..
До парка они успевают сыграть четырежды. Счет два–два.
Место для пикника дети выбирают с энтузиазмом. После состязания, кто громче крикнет, и небольшой драки в этот процесс вмешиваюсь я, и мы расстилаем прорезиненный плед на полянке с видом на далекую реку. Земля еще прохладная, но Лео и об этом подумал: для каждого в машине нашлась плоская подушка.
Пока я с детьми гоняю по полянке мяч, Лео разжигает в складном мангале костер. Затем очищает от коры тонкие крепкие веточки и насаживает на них сосиски. Дети, облизываясь, почти не мигая, ворочают палочки над костром.
Затем право приготовить ужин отвоевывает Сашка. Он жарит черный хлеб до хрустящей корочки, вкладывает между двумя ломтиками по сосиске, крепко оборачивает нижнюю часть «хот-догов» салфетками и добавляет в сердцевину полоски огурцов, кусочки помидора и кетчуп.
Лео восхищенно присвистывает.
— А ты крут, пацан!
Что касается приготовления еды, Сашка и в самом деле крут. Я первый блин испекла после замужества, а Сашка — в пять лет.
Забрасываю в мангал шарик бумажной салфетки и растягиваюсь на покрывале, подложив куртку под голову. Небо пронзительно-синее, как в Машкиных сказках. Его пересекает белая царапинка самолетного следа. Прикрываю глаза — и на меня обрушивается шорох листвы.
— ...счастье или удовольствие? — доносится до меня голос Лео.
Открываю глаза. Мне машут ветки каштанов.
— Повтори, — тихо прошу я, все еще летая где-то между ветвей.
— Как думаете, то, что вы сейчас чувствуете, это счастье или удовольствие?
— Совсем забыла, что я не на отдыхе, а на выездном тренинге.
Но все же приподнимаюсь на локтях.
— Не знаю. А какая разница?
— Удовольствие направлено вглубь вас, а счастье — вовне. Удовольствие вы проживаете сами, а счастьем хочется укутать тех, кто рядом.
— Тогда, наверное, счастье. Да, очень коротенький, но яркий приступ счастья. Мне бы хотелось вас всех им укутать... Чипсы будешь?
Услышав кодовое слово, Сашка запихивает в рот остаток сосиски, вытирает руки о майку (я только молча прикрываю глаза) и со всего размаха лупит ладонью по упаковке с чипсами. Открыто!
— Нет, чипсы не буду... А на работе, когда вы пили кофе на балконе, это было удовольствие или счастье? — не унимается Лео.
— Думаю, удовольствие. Хотя тогда мне казалось, что счастье.
— А когда вы представляли себя на необитаемом острове?
— Удовольствие, Лео. Ты совершенно прав. Так что именно тебя смущает в чипсах? Вкус, цвет, запах, фактура?
Лео не произносит то, что собирался. Выдыхает. Я физически ощущаю, как ему сложно прервать лекцию о счастье, но он заставляет себя это сделать и настроиться на мою волну.
— В чипсах меня смущает их ненатуральность. Это как картон жевать. Там Е-добавок больше, чем картошки. Это даже не еда, по сути.
— Не надо обобщать! Картон значительно хуже! — я запихиваю в рот жменю чипсов.
— И что вас сподвигло жевать картон? Любопытно.
— Кто-то сказал, что чипсы по вкусу напоминают картон, вот я и попробовала. Чтобы проверить.
Лео срывает травинку и прижимает ее краешком улыбки.
— Любите все проверять на себе, Анна? Экспериментировать?
— Да. А вы?
— Для многих экспериментов я слишком консервативен, на некоторые у меня фобии, а для остальных я полностью открыт.
— Как-то мало поля для маневров остается.
— Вам это только кажется.
Некоторое время мы, не отрываясь, смотрим друг на друга. В этом сплетении взглядов есть что-то тайное, заговорщицкое, чувственное. Нас прерывает Сашка.
— Кто со мной выпьет воды на скорость?!
— Не надо! — протестую я, но внимание уже переключилось на дочку, которая сняла ботинки и носки и с хохотом носится по траве. Прошу ее обуться — конечно, и ухом не ведет. Тогда я вскакиваю с пледа. Машка улепетывает, я — за ней, попутно объясняю, как сильно ей от меня сейчас попадет.
— Дайте ей побегать! — останавливает меня Лео.
Я так не ожидала его вмешательства в воспитание моей дочери, что и в самом деле возвращаюсь. Ни о чем не спрашиваю: уверена, у меня красноречивый взгляд.
— Посмотрите, Анна, сколько у взрослых рамок и ограничений. «Так себя вести нельзя», «так поступать невежливо», «плохо подумают», «это опасно», «это приведет к плохим последствиям»... А у вашей дочери только одно ограничение — вы. И если она с вами договорится — или убежит от вас — ограничений больше не будет. Она сможет беспрепятственно наслаждаться жизнью. Вы ругаете Машку за то, что она хочет получать кайф от жизни, хочет этого даже неосознанно, интуитивно.
Я все еще не верю, что он это серьезно.
— Маша может простыть, Лео.
— От пятиминутной пробежки босиком?
Да, он серьезно.
— Я смотрю, ты хорош в теории, Лео. А как насчет практики? Сам-то ты умеешь быть счастливым, не обращать внимания на рамки, делать то, что хочется? Вот что бы тебе хотелось сделать прямо сейчас? Ну?!
Лео хватает ртом воздух, но снова заставляет себя остановиться. Он смотрит на меня как-то странно, будто именно от меня ждет следующего шага. Его щеки едва заметно розовеют.
— Мои желания сейчас неважны, Анна. Мне платят деньги за то, чтобы я сделал счастливой тебя. Так что вот мое первое практическое задание. До конца этого дня вы делаете только то, что хотите. Никаких рамок и ограничений… кроме Уголовного кодекса.
Это очень, очень заманчивое предложение. В такую игру я бы сыграла.
— Хочу выпить бутылочку пива, — говорю первое, что приходит на ум.
— Хорошо. Где ближайший магазин?
— У меня с собой.
— Отлично. Давайте.
Я достаю из рюкзака жестяную банку, еще прохладную. Крышка вскрывается с легким «пфф». Ложусь на бок, пью пиво и смотрю, как дети палочками гоняют по траве какого-то жука. Что ж, неплохо для начала.
Делаю большой глоток.
Еще не успеваю опустить банку, как внезапно формулируется следующее желание:
— Я тоже хочу походить по траве босиком.
Лео кивает: вперед!
Я разуваюсь, снимаю носки с мультяшными совами, ставлю ступни на траву. Прохладно и влажно.
Пробую ногами землю, будто ступаю по другой планете. Чувство знакомое, но далекое — из детства, пахнущего сеном и коровьим молоком.
Делаю несколько шагов. Замечаю лужу в песке, закатываю джинсы и направляюсь к ней. Этот маневр разгадывает Машка. Она влетает в лужу передо мной — впрыгивает в нее одновременно двумя ногами, поднимая стену брызг.
Ах, так!
Я тоже подпрыгиваю в луже — теперь у нас обеих мокрые штаны. Но это нас не останавливает. Мы резвимся до тех пор, пока не выплескиваем из лужи всю воду.
— Звездочка моя, я уже замерзла. И ты наверняка тоже, — трогаю ее уши — две ледышки. — Пойдем, наденем носочки.
Машка протягивает ручки: не пойдем, а поедем.
Я прижимаю ее к сердцу, обнимаю так, чтобы поделиться теплом как можно больше. Машка крепко, как обезьянка, обхватывает меня руками и ногами. Счастливые, мы возвращаемся на плед. Нас догоняют Лео и Сашка, чумазые после игры в футбол.
Я переодеваю Машке штаны, Сашке даю чистую майку. А вот себе я сменную одежду не брала: не думала, что буду купаться в луже. Искоса поглядываю на Лео. Пожевывая травинку, он смотрит на нас таким загадочным, глубоким взглядом, словно допил мое пиво. Но нет, банка, как и была, наполовину полная.
— А теперь я хочу домой.
Улыбаясь, Лео отшвыривает травинку.
— Ваше желание будет исполнено!
В этот вечер дети засыпают рекордно рано: нет и одиннадцати. Перед тем, как выйти из спальни, я проверяю поцелуем лоб Машки. Все в порядке.
Лео дожидается меня на диване в сумраке гостиной, я падаю рядом без сил. Некоторое время мы лежим молча, не шевелясь. Хорошо, что мне не хочется пить. Потому что я лучше умерла бы от жажды, чем поднялась за стаканом воды.
— Сегодня был хороший день? — спрашивает Лео.
Я открываю глаза, моргаю от света бра, который нацелен на меня, и понимаю, что вопрос прервал мое погружение в сон.
— Да, хороший. Только я не чувствую своих ног. И рук.
— Но вы счастливы?
— Да-а-а. А ты?
— Тоже.
Я снова закрываю глаза. Чувствую, как нагревается мое плечо от близости руки Лео. Мне приятно и спокойно рядом с ним. А еще я чувствую легкую щекотку в солнечном сплетении. Похоже на ожидание чего-то неизвестного, но хорошего — вроде поездки на море в детстве.
— Знаешь... — я усилием воли перекатываю свое тело на бок и кладу ладонь под щеку, чтобы рассмотреть профиль Лео. Красивые четкие губы, густые ресницы, упрямый подбородок. Его легкая небритость магнитит кончики моих пальцев. — Пашка — мой лучший друг — всегда желал мне счастья. Правда, в некоторой извращенной форме. Еще до замужества он все время сватал меня за кого-нибудь. То за толстяка с добрым сердцем, то за домашнего мальчика со скрипкой, то за ответственного научного сотрудника с правильным взглядом на жизнь.
— И что вас смущало? — уголки его губ вздрагивают, ресницы по-прежнему сомкнуты.
— Наверное, слова «добрый», «домашний» и «правильный». Во мне всегда все горело, я жаждала приключений. Искр во взгляде. Оголенных нервов. Ну, знаешь, автостопом через полстраны ради единственного поцелуя и тому подобное.
— И почему вы думаете, что домашние мальчики на это не способны?
— Потому что их мама не отпустит, — улыбаюсь.
Алкоголь делает меня уступчивее самой себе, позволяет расцветать мыслям, которые обычно даже не прорастают. Я представляю, как провожу подушечкой пальца по губам Лео. Они теплые и податливые.
— Ты уже многое узнал обо мне — почти все. А как проходит твой день? Что ты делаешь, когда просыпаешься утром? Что ешь на обед?
Лео поворачивает ко мне голову, и я осознаю, что наши лица находятся слишком близко, даже сложно долго смотреть друг другу в глаза. Но никто из нас не отодвигается.
— Ты действительно хочешь это узнать? — он скользит взглядом по моей переносице, по губам — и снова смотрит в глаза.
Щекотка в груди усиливается.
— Очень.
— Тогда возьми завтра отгул и приходи ко мне.
— Нет, — я улыбаюсь: настолько несбыточно это желание, — я не могу.
— Это не предложение, Анна, — он чуть отодвигается, и теперь я могу сколько угодно смотреть в его глаза. — У нас уговор. До конца этого дня вы делаете только то, что хотите.
— Мы же на завтра...
— Но отказываете вы себе в этом сегодня.
— Нет, — коротко отвечаю я.
— Очень жаль.
От тона его голоса мне становится горько.
Я жду, пока он встанет, чтобы продемонстрировать свое отношение к моему поступку. Но он все еще смотрит мне в глаза — внимательно, будто разговаривает с моей душой. Кажется, ему действительно жаль.
— Я не могу, Лео.
— Конечно, можете, — он улыбается.
Какая неожиданная реакция на мой отказ.
Мне нравится его улыбка. Он словно знает обо мне что-то, чего не знаю я.
— Хорошо. Отгул так отгул.
Теперь мы улыбаемся друг другу.
— Это отличное решение, Анна.
— Не думаю.
— Завтра посмотрим, — Лео встает с дивана, протягивает мне руку. — Я буду ждать вас.
Я отпускаю его руку только у двери. Тепло его ладони остается со мной. Так и стою: одна рука теплее другой.
Перед тем, как открыть входную дверь, я машинально щелкаю выключателем. И не сразу понимаю, что не так. Свет зажегся! Черт побери, я две недели завязывала шнурки на ощупь!
— Вкрутил лампочку, пока вы укладывали детей, — признается Лео. — Едва разобрался с плафоном: очень странная и неудобная конструкция.
— Дизайнерская лампа, — с нежностью в голосе произношу я.
— Так и думал... Знаете что, Анна? Сейчас вы кажетесь если и не счастливой, то удовлетворенной.
Я хихикаю.
— Так и есть.
— Сохраните это чувство до следующей встречи.
— Оно сохраняется автоматически. Автосейв.
— Отличная функция, — Лео заканчивает фразу с такой интонацией, словно собирается сказать что-то еще. Но прощается кивком и выходит из квартиры.
Я закрываю за ним дверь и прислоняюсь к ней спиной.
Сладких снов, Лео.