Королева Шотландии в плену

Глава 4 Карлайл

Вдали показался английский берег. В течение четырех часов рыбацкое судно, на котором королева и ее шестнадцать спутников, а также четыре матроса переплывали залив Солвей, старалось пробиться сквозь сильный шторм. Был момент, когда Мария подумала, что их сдует в море; она знала, что ее друзья приняли бы это как знак того, что им следовало плыть не в Англию, а во Францию.

Но теперь они находились в нескольких минутах плавания от земли. Обитатели побережья уже заметили судно и спускались к берегу посмотреть, кто же свалился им на голову. Взоры этих простых людей тотчас устремились на высокую женщину, которая держалась с таким достоинством и была столь красива, несмотря на порванное и грязное платье и выбившиеся из-под шапочки волосы, что поразила их.

Первым заговорил Геррис:

— Это королева Шотландии. Кто является владельцем этих мест?

Пока некоторые указывали на дом, стоявший на склоне невдалеке от берега, двое молодых людей уже бежали в этом направлении, и Геррис с удовлетворением понял, что они собираются известить кого-то важного об их прибытии.

Ливингстоун приблизился к королеве.

— Наверное, нам лучше пойти к тому дому, — сказал он. — Вашему величеству не стоит оставаться здесь, среди этих зевак.

Остальные согласились, и Геррис возвестил:

— Мы идем к дому вашего господина. Проводите нас.

Люди продолжали разглядывать королеву, но некоторые из них уже вызвались показывать дорогу, и небольшая группа тронулась в путь. «Странный эскорт для королевы», — подумала Мария и вспомнила о том, как она путешествовала с помпой и богатством, как подобает коронованной особе.

Еще до того, как они приблизились к Воркингтон Холлу, его владелец сэр Генри Курвен, уже предупрежденный, вышел им навстречу.

Он поклонился королеве и приветствовал ее в Воркингтоне, затем повел гостей в лесистый парк. Мария испытала глубокое облегчение, увидев перед собой красивый дом, похожий на замок, с зубчатыми башнями. Проходя через ворота с бойницами, они увидели жену и мать сэра Генри, которые вышли приветствовать их.

Сделав реверанс, молодая леди Курвен сказала королеве, что Воркингтон Холл в ее распоряжении и что, услышав о ее прибытии, она тотчас приказала, чтобы ей приготовили лучшие апартаменты в доме.

— Нас шестнадцать, — с извиняющейся улыбкой сказала королева, — и мы явились незваными. Но я знаю, что вы почувствуете жалость к нам, когда услышите о наших несчастьях.

— Разрешите проводить вас в мою комнату, пока приготовят ваши, — предложила леди Курвен. — Возможно, там я смогу помочь вам переодеться в чистое платье. Тем временем подадут еду.

— Вы очень добры.

— Мы почитаем за честь принимать королеву Шотландии под нашей крышей, — сказал сэр Генри.

— Я уверена, — вставила вдовствующая леди Курвен, — что наша добрая королева была бы очень недовольна, если бы мы не оказали дружеского гостеприимства ее родственнице.

— Я надеюсь вскоре встретиться с ней, — ответила Мария. — И тогда я расскажу ей, как меня порадовал столь теплый прием, оказанный мне, едва я ступила на ее землю.

Леди Курвен провела ее в свои апартаменты, затем прислала воду и подходящую одежду.

Для Марии принесли платье из темно-красной парчи со вставками из белого атласа; к счастью, оно было свободного покроя, и это давало возможность скрыть, что оно не совсем подходило ей по размеру. Джейн Кеннеди причесала королеве длинные каштановые волосы, убрав их назад с высокого лба, затем надела ей маленькую круглую шапочку с вуалью, окаймленной золотом и грациозно ниспадавшей на плечи.

Когда Мария переоделась в такой наряд, ей стало почти что весело. «Самое худшее уже позади, — говорила она себе. — Следующим этапом станет путешествие на юг ко двору в Гемптон или Виндзор или в любое другое место встречи, предложенное Елизаветой, а затем с помощью Англии начнется мое восстановление на троне».

Сопровождавшим ее женщинам тоже нашлась одежда. Три дня после поражения под Ленгсайдом прошли почти в непрерывном движении, зачастую по ночам, и они испытывали большое облегчение, найдя наконец безопасный приют и переодевшись в чистые платья.

Когда Мария пришла в подготовленные для нее апартаменты, там ее уже ждали еда и вино. Леди Курвен сказала, что ее слуги старались приготовить стол, как они надеялись, подобающий королевской особе.

Выражением благодарности Мария сразу завоевала симпатии Курвенов. Убедившись, что у королевы есть все необходимое и она отдыхает в своих апартаментах, они покинули ее.

Через несколько часов после прибытия королевы в Воркингтон Холл, когда она еще отдыхала, во двор въехал всадник, потребовавший, чтобы его немедленно проводили к сэру Генри Курвену. Когда сэр Генри принял посыльного, тот поставил его в известность, что он прибыл от графа Нортумберлендского, властелина этого округа.

Нортумберленд услышал, что королева Скоттов прибыла в Англию. Он был не так удивлен этим, как сэр Генри Курвен, поскольку слышал от сэра Ричарда Лоутера, что лорд Геррис написал ему, прося предоставить гарантии неприкосновенности для Марии. Поэтому он был наготове; и он знал свои обязанности. Он не хотел, чтобы королева знала, что вновь стала узницей, но именно таковою ей предстояло быть до получения указаний от имени Елизаветы. По распоряжению Нортумберленда королеву, гостью Курвена, следовало на следующий день препроводить из Воркингтон Холла в Кокермаут Холл. Нортумберленд был в отъезде, поэтому Марию предлагалось разместить в доме Генри Флетчера, местного богатого купца. Граф посылает стражников, которые, как надо убедить королеву, будут охранять ее во время этого короткого переезда и сопровождать далее; на самом деле они должны сделать все, чтобы она не сбежала.

Курвен с возмущением выслушал эти инструкции, но не осмелился не повиноваться Нортумберленду; и когда королева вышла к ужину, он объявил ей, что граф Нортумберлендский услышал о ее прибытии и желает принять ее в своем замке. К сожалению, сейчас его нет дома, но он пригласил ее переехать в Кокермаут, где ей окажут подобающий прием до его возвращения.

Мария не огорчилась, и у нее не возникло никаких подозрений. Она знала, что Нортумберленд — католик, поэтому считала его своим союзником.

— Но мне будет очень жаль так скоро прощаться с вами и вашей семьей, сэр Генри, — сказала она. — Вы так тепло приняли меня, и я никогда не забуду, что вы стали моими первыми друзьями в Англии.

Ужин в столовой Воркингтона прошел весело. Мария была очень красива в платье из темно-красной парчи; и когда леди Курвен принесла ей лютню, она сыграла на ней и даже спела.

Королева была полна надежды и удалилась в свои апартаменты в приподнятом настроении. «Я правильно поступила, приехав в Англию», — подумала она, отходя ко сну.

Ее разбудил восход солнца, и прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, где находится. Она встала и выглянула в окно. Англия! Вчера в это время она была в Шотландии, а теперь у нее уже есть добрые друзья здесь — Курвены и Нортумберленд. Скоро она назовет своей подругой и Елизавету.

Следует написать Елизавете; тогда все пойдет без промедления. Она получит теплое приглашение как можно скорее отправиться на юг, и как прекрасно будет встретиться с королевой при дворе в Гемптоне, о котором она так много слышала! Когда же это произойдет? Она с нетерпением ждала встречи.

Мария увидела, что письменные принадлежности, которые она попросила, уже стоят на столе; она села и написала королеве Англии.

«Я прошу Вас как можно скорее послать за мной, поскольку нахожусь в столь плачевном состоянии не только как королева, но и просто как знатная дама, не имеющая ничего на свете, кроме того, что было на мне ц момент побега…»

Мария вздохнула и почти с любовью посмотрела на платье из темно-красной парчи. Она была уверена, что скоро у нее будут наряды, подобающие ее положению. Она была по-женски заинтересована в них. Ей нравилось добавлять к своим нарядам легкие штрихи, придававшие им особую прелесть. Если бы у нее было хоть несколько собственных платьев!

«…Я надеюсь, что смогу поведать Вам о своих бедах, если Вам будет угодно проявить сострадание и позволить мне приехать и изложить их Вам. А сейчас, чтобы не утомлять Вас более, буду только молить Бога даровать Вам здоровье и долгую счастливую жизнь, а мне — терпение и то утешение, которого я жду от Вас, за что заранее покорно Вас благодарю.

Из Воркингтона, 17 мая с.г.

Искренне преданная Вам, любящая сестра и кузина, беглая узница королева Мария».

Она запечатала письмо и вернулась в постель в ожидании своих служанок.

Солнце стояло высоко, когда Мария выехала из Воркингтон Холла, направляясь в Кокермаут. Кавалькаде предстояло преодолеть всего шесть миль. Они пролегали по стране, приводившей Марию в восторг. Она увидела извивающуюся речку Дервент и английские горы с вершиной Скиддоу, тянувшейся к голубому небу, тогда как горы ее Шотландии стояли как мрачные стражи по другую сторону залива Солвей.

Она чувствовала уверенность. Хозяева проявили к ней такую доброту. Вот и сейчас сэр Генри и его сын ехали рядом с ней, а простые люди выходили из домов посмотреть, как она проезжает мимо. Они весело приветствовали ее и теперь, когда на ней было красное платье из парчи и мягко ниспадающая вуаль, смотрели на нее с восхищением.

Кокермаут оказался столь же прекрасной резиденцией, как и Воркингтон Холл, а Генри Флетчер, уже ожидавший Марию, приветствовал ее с такой же радостью, как и сэр Генри Курвен. Он низко поклонился и сказал, что для нее приготовлены апартаменты на первом этаже, где располагались самые просторные комнаты в Кокермаут Холле. Он почитал за честь принимать королеву Шотландии в своем доме, и если ей что-либо потребуется, пусть она поставит его в известность.

Мария поблагодарила его, и ее любезное очарование произвело на него такой же эффект, как и на сэра Генри Курвена. Она еще больше обрадовалась, обнаружив, что ей предоставили анфиладу из трех огромных комнат, которые станут ее приемной, гостиной и спальней. Генри Флетчер, проводивший ее туда, выразил надежду, что они устроят ее на время краткого пребывания по пути в замок Карлайл, где ее разместят в более подобающих для нее апартаментах. Мария ответила, что не могла бы чувствовать себя более удобно ни в каком другом замке; и если бы только у нее были хоть какие-то собственные наряды, то она чувствовала бы себя совсем как дома.

Флетчер с поклоном удалился, а Джейн Кеннеди и леди Ливингстоун принялись более тщательно изучать апартаменты, чтобы поудобнее обустроить их для своей госпожи.

Пока они занимались этим, раздался стук в дверь и вошел слуга с большим свертком, который он положил на кровать, сказав, что это — подарок с наилучшими пожеланиями от его хозяина. Когда он ушел, женщины собрались возле кровати, где Мария раскрывала сверток; последовали возгласы восхищения, когда пятнадцать метров алого бархата заструились по постели. Генри Флетчер приложил записку, в которой выражал надежду, что в свите королевы найдутся хорошие швеи, способные сшить ей платье.

Несколько мгновений Мария стояла, прижимая к себе богатую материю, и слезы навернулись ей на глаза, поскольку она, как всегда, была глубоко тронута добротой людей, проявляемой по отношению к ней. Затем смех сменил слезы, и, завернувшись в бархат, она обнялась с леди Ливингстоун и Джейн Кеннеди.

— Вот видите, как англичане обращаются с нами! — воскликнула она. — Они такие добрые, как я и думала. И все знаки внимания, оказываемые мне подданными Елизаветы, являются предвестниками того, что я получу от моей доброй сестры.

Она наблюдала, как Джейн Кеннеди рассматривает материю, представляя фасон платья. Мария чувствовала себя счастливее, чем когда-либо с того утра в Каслмилке, когда смотрела с оружейной башни на собирающиеся силы своего врага.

Пребывание в Кокермауте оказалось столь же кратким, как и в Воркингтоне, но до отъезда Мария имела удовольствие познакомиться с несколькими знатными дамами этого округа. Они во главе с леди Скроуп, сестрой герцога Норфолка, а следовательно, одной из самых знатных дам в Англии, приехали в Кокермаут Холл засвидетельствовать свое почтение. Леди Скроуп объявила королеве, что будет сопровождать ее в замок Карлайл и станет фрейлиной ее величества королевы Шотландии. Во время этой встречи Мария сожалела только о том, что не хватило времени превратить пятнадцать метров бархата в платье и она вынуждена принимать дам в подаренном леди Курвен платье из красной парчи. Однако природная красота и королевская осанка выручали ее, и, несмотря на прекрасные наряды английских леди, нельзя было не выделить среди них Марию — несомненно, королеву, несомненно, самое прекрасное создание женского рода.

Во время путешествия в замок Карлайл Мария встретила французского посла в Шотландии, который, услышав, что она бежала в Англию, последовал туда за ней. Она с интересом принялась расспрашивать, что нового в Шотландии, но он не мог сообщить ей ничего утешительного. Многие ее друзья погибли, другим грозила смерть и утрата имущества за их дружбу с ней. Опечаленная Мария продолжила путешествие в сопровождении французского посла.

Проезжая опускную решетку замка Карлайл, построенного из красного камня, Геррис взглянул на Ливингстоуна и увидел на его лице такую же озабоченность, какую испытывал сам. Они поняли друг друга без слов. Это была настоящая крепость. И они находились так же далеко на севере, как в день прибытия в Англию. Если бы королева Англии стремилась увидеться со своей сестрой, королевой Шотландии, разве их путь не лежал бы на юг?

Они не могли разделить оптимизма Марии, въезжая в замок Карлайл.

Сэр Ричард Лоутер, заместитель губернатора Карлайла, которому писал лорд Геррис, приехал в замок Карлайл, чтобы встретиться с королевой. Ему велели разместить ее здесь и немедленно отправить посыльного к Елизавете и ее министрам за дальнейшими указаниями. А пока задержать Марию в своих владениях.

Он был обходителен с Марией и сказал, что надеется вскоре получить указания от своей королевы. До тех пор он распорядится, чтобы ее удобно устроили в замке.

Апартаменты Марии действительно оказались уютными, и майское солнце согревало их. Зимой было бы иначе, но до нее еще очень далеко, и к тому времени Мария надеялась жить либо в роскоши при дворе Елизаветы, либо, еще лучше, вновь вернуться на трон в Эдинбурге.

Ее весьма огорчили известия о страданиях верных друзей, оставшихся в Шотландии. Она не позволит Джорджу или Вилли Дугласу возвратиться туда, пока не восстановится на троне. Эти двое вызволили ее из Лохлевена, поэтому их жизням, несомненно, угрожала опасность. Но сидя у окна и глядя на прекрасную извивающуюся реку Эден, она очень надеялась на лучшее.

Одним из ее первых посетителей был Томас Перси, граф Нортумберлендский. Мария с восторгом приняла графа, поскольку верила, что, будучи истинным католиком, он охотно окажет ей поддержку против протестанта Морэя. Граф низко поклонился и сказал, что очень рад встрече с ней, но его радость омрачена печалью из-за причины, приведшей ее в Карлайл.

— Я с нетерпением жду встречи с королевой Англии, — сказала она. — Все в Англии проявляют ко мне искреннюю доброту, но я нахожу задержку утомительной и не понимаю, чем вызвано это ожидание.

Граф ответил:

— Ваше величество, если бы устройство ваших дел поручили мне, то все обстояло бы иначе.

— В таком случае, милорд, как бы мне хотелось, чтобы за это отвечали вы.

— Я должен посмотреть, что можно предпринять, — сказал он, так как мольбы этого прекрасного создания всколыхнули в нем рыцарские чувства.

— Тогда, — нежно произнесла Мария, — наверное, с каждым днем я буду все больше чувствовать себя в долгу перед англичанами.

Покинув ее, Нортумберленд отправился к сэру Ричарду Лоутеру и несколько высокомерно заявил:

— Теперь ваши обязанности в отношении королевы Скоттов окончились. Я принимаю заботы о ней на себя.

Лоутер возмутился:

— Нет, милорд граф, вы забываете, что ответственность возложена на меня как на человека, облеченного властью в Уордене.

Двое мужчин смотрели друг на друга. В действительности властелином этого округа являлся Нортумберленд, но Лоутер знал, что он сам будет отвечать за королеву Скоттов перед королевой Англии. Более того, из-за своей религиозной принадлежности Нортумберленд не пользовался особой благосклонностью у Елизаветы и ее министров. Граф был простодушным человеком, необычайно нечестолюбивым в политике, но истинно преданным католической вере. Он считал своей обязанностью изо всех сил помогать королеве Скоттов. Будучи католиком, он ставил под сомнение права самой Елизаветы, и ему казалось, что Мария являлась не только королевой Шотландии, но также и очень сильной претенденткой на английский трон.

Лоутер знал об этом, поэтому, несмотря на свой более низкий ранг, оставался непреклонным.

Он подвел Нортумберленда к окну и показал ему отряд, стоявший во дворе.

— Они подчиняются моим приказам, — заявил он. — И несдобровать никому — является он благородным графом или нет, — кто решится препятствовать мне выполнять мои обязанности.

Лицо Нортумберленда побагровело, когда он взглянул вниз на солдат.

— Вы — негодяй! — закричал он. — Вы слишком низкий человек, чтобы претендовать на такую роль.

— Это правда, — ответил Лоутер, — я не знатный граф, но известно, что и благородные графы расставались с головами на эшафоте за неповиновение приказам своих повелителей.

— И как вы собираетесь запретить мне взять на себя ответственность за королеву?

Лоутер знал, что Нортумберленд никогда не был стратегом. Он холодно ответил:

— Поместив вас под стражу и отправив в Лондон. — Он кивнул в сторону двора. — Там мои солдаты… они ждут. Попытавшись взять на себя мою ответственность, вы станете королевским узником.

Отвернувшись, Нортумберленд пробормотал:

— Печальный день для Англии, когда невоспитанные негодяи угрожают знатным графам.

«Как бы то ни было, — мрачно думал Лоутер, — но в этот день я одержал победу». Ответственность за королеву Скоттов осталась на нем.

Несколько дней спустя после визита Нортумберленда, когда Мария с нетерпением ждала вызова от Елизаветы, она была приятно удивлена появлением герцога Норфолка. У него имелись весомые причины для приезда сюда: его сестра, леди Скроуп, находилась при королеве, и он вполне естественно мог навестить ее. Кроме того, его недавно умершая третья жена являлась дочерью сэра Френсиса Лейбурна из Кансвик Холла в Камберленде и вдовой лорда Дакра. У него определенно имелись дела на севере.

Наслышавшись столько об обаянии и красоте королевы Шотландии, ему хотелось выяснить, не были ли эти слухи преувеличенными. Он тотчас понял, что это не так, и был очарован.

Мария предложила герцогу сесть рядом с ней, говоря ему, с каким нетерпением она ждет послания от королевы.

— Оно придет, — заверил он ее. — Всему свое время. Королева всегда выражала большую заинтересованность в делах вашего величества и, несомненно, очень ждет встречи с вами.

— Я надеялась к сему времени вовсю продвигаться на юг. Я не могу понять, почему считается необходимым для меня так долго оставаться в замке Карлайл.

— Ваше величество, а вы говорили о вашем желании ехать на юг?

— Ну, конечно же, — подтвердила королева. — Сэр Ричард Лоутер очень обходителен, но в этом он непреклонен. Он просит меня набраться терпения, пока не получит указания от своей королевы.

— Он хорошо поступает, выжидая.

— Конечно же, он не хочет вызвать гнев у своей госпожи, но… раз она так жаждет встретиться со мной, а уж я тем более, то трудно выносить эту задержку.

— Да, у нашей королевы вспыльчивый характер. Лоутеру следовало бы помнить об этом. Он, несомненно, получит выговор за то, что не поторопился отправить вас к английскому двору.

— Мне надо не забыть сказать моей кузине, насколько он был добр во всех отношениях. Я уверена, что задержка вызвана только его желанием беспрекословно подчиняться ее приказам.

Мозг Норфолка усиленно работал. Какая она великодушная! Какая всепрощающая! А какая красавица! Он был честолюбив; он являлся первым пэром и самым богатым человеком в Англии. Говарды были знатным и богатым семейством; к тому же его браки всегда оказывались разумными. Хотя сейчас герцогу было всего тридцать два года, за последние десять с небольшим лет он успел трижды овдоветь. Его первая жена, леди Мэри Фитзалан, была наследницей графа Арандела. Она умерла, когда ей исполнилось всего шестнадцать, оставив ему сына Филиппа, унаследовавшего графский титул своего деда. Его второй женой стала Маргарет, дочь лорда Одли и его единственная наследница. Их брак длился пять лет и закончился смертью Маргарет. Спустя немногим более трех лет, в начале 1567 года, он снова женился, на сей раз на вдове Дакра, которая скончалась в том же году. Все эти наследницы внесли свой вклад в его и так значительное состояние. Но при вступлении в брак с ним у Елизаветы Дакр уже был сын и три дочери; а так как ему хотелось сохранить в семье состояние Дакров, он прилагал все усилия, чтобы устроить браки между своими собственными и приемными детьми.

Он не пользовался большим почетом при дворе Елизаветы, так как выступал против ее дружбы с графом, но даже королева не могла пренебрегать первым пэром, к тому же самым богатым человеком в стране.

Во время приятного разговора с Марией ему пришла в голову заманчивая идея. Несомненно, она может вступить в брак. Правда, ее муж, Ботуэлл, еще жив. Что с ним стало? Ходило множество слухов. Этот тип никогда не осмелится вернуться в Шотландию, если ему дорога жизнь. Вполне возможен развод. Можно получить разрешение на развод у папы римского.

Три его жены были наследницами состояний. Сейчас перед ним наследница иного рода — величайшая наследница в мире, если ей удастся вернуть то, что у нее отняли. От этих мыслей глаза у Норфолка заблестели и с уст потекли изысканно любезные речи. Марии они доставляли удовольствие, особенно потому, что могли означать, что этот могущественный англичанин готов стать ее другом.

Визит был очень кратким, но перед уходом Норфолк поцеловал ей руку весьма эмоционально. В Марию влюблялось множество мужчин. Ей еще не было и двадцати шести, но в последние недели она чувствовала себя постаревшей, так как на нее свалилось столько забот. Герцог Норфолк заставил ее вновь ощутить свою молодость, и она была благодарна ему за это.

В замке царило возбуждение в связи с прибытием новых гостей из Шотландии. Королева сидела у окна и заметила их приближение. Она подозвала Джейн Кеннеди и леди Ливингстоун. Всматриваясь, они постепенно узнавали знакомые лица.

— О да! — прошептала Мария. — Я уверена, что это они.

Джейн воскликнула:

— Это Бастиан и его жена Маргарет Кавуд. Я помню тот вечер, когда они поженились…

Она умолкла. Бастиан, камердинер, женился на Маргарет, горничной, в тот вечер, когда убили Дарнли. Мария произнесла, как будто и не слышала:

— Там лорд и леди Флеминг… и, да… Мари Курсель, и моя дорогая… милая Сетон.

Мария больше не могла ждать и спустилась во двор, чтобы приветствовать вновь прибывших. Она чуть не плакала от радости. Тут было не до церемоний; она по очереди обнимала и целовала этих дорогих ей людей.

— Ваше величество, вы не более рады видеть нас, чем мы счастливы тем, что приехали, — сказала Сетон.

— Моя самая дорогая Сетон! — воскликнула Мария. — Не могу выразить, как я тебя люблю!

Теперь, кажется, у нее была свита, подобающая королеве. Ее окружение составляло двадцать восемь человек, поскольку вновь прибывшие привезли с собой повара, буфетчика и кондитера.

— Несомненно, приедут и еще, — сказала ей Мари Курсель. — Когда стало известно, что мы решили последовать за вами в Англию, то многие захотели присоединиться.

— Если бы мы находились сейчас в одном из моих дворцов, то я устроила бы такой пир, как никогда прежде, — сказала им Мария.

— Та встреча, которую вы нам оказали, доставила большее удовольствие, чем что-либо другое, — от имени всех ответил лорд Флеминг.

Как чудесно было сидеть с Сетон и Мари Курсель и слушать новости о Шотландии. Прежде всего они заговорили о Лохлевене и о том, что произошло, когда обнаружили, что Мария сбежала. Сетон рассказала о ярости и отчаянии сэра Вильяма и о том, как леди Дуглас не могла скрыть свою гордость Джорджем, приложившим к этому руку; и, сокрушаясь вместе с Вильямом, она явно надеялась, что Джордж не пострадает из-за того, что помог королеве.

— С ним ничего не случится, — горячо пообещала Мария, — если только я смогу предотвратить это.

Прошло некоторое время, прежде чем сэр Вильям обнаружил пропажу ключей и поднял тревогу; к тому времени Мария уже была за озером. В замке поднялся ужасный переполох. Сэра Вильяма больше всего волновало, как выбраться из замка, объявить тревогу и послать стражников на поиски беглецов.

— Что касается Уилла Драйсдэйла, — продолжала Сетон, — то он, вернувшись, поклялся, что, если когда-нибудь Джордж и Вилли Дугласы попадут к нему в руки, он разрежет их на куски и обагрит руки кровью их сердец.

Мария вздрогнула.

— Я должна позаботиться, чтобы этого не произошло, — отозвалась она.

У Сетон было мало приятных новостей, поэтому она сменила тему и вместо рассказа о том, что происходит в Шотландии, выразила недовольство внешним видом королевы.

— Что у вас с волосами, ваше величество!

— Да, — согласилась Мария, — они страдали без тебя. Я знаю, что ты — самый лучший цирюльник в Шотландии, и не сомневаюсь, что и в Англии тоже. Сетон, когда мы приедем к двору в Гемптон, ты не должна позволить Елизавете переманить тебя от меня.

— Как будто кто-либо может переманить меня от вас, ваше величество!

Говорят, она очень тщеславная, Сетон. Она, несомненно, начнет завидовать, что у меня такой мастер по прическам.

Тогда пусть завидует сколько ей угодно. Мне бы хотелось сейчас же заняться вашими волосами.

— Всему свое время, Сетон. Тебе следует проявлять свое мастерство так, чтобы Джейн Кеннеди этого не заметила. Она считает себя очень хорошей парикмахершей. Нам надо учитывать это. — Мария вздохнула. — Почему я болтаю о всяких пустяках, когда у меня так тяжело на сердце? Но мне нужно продолжать это делать, а то я зарыдаю. Итак, Сетон, как ты собираешься уложить мне волосы? И что ты скажешь, когда увидишь, что у меня всего одно платье из красной парчи, подаренное мне леди Курвен из сострадания к моей бедности? И пятнадцать метров красного бархата… тоже подаренного из жалости. Что мы сделаем из этих пятнадцати метров, а, Сетон?

Мария обняла свою ближайшую подругу, и они стали вместе смеяться и плакать.

На следующий день, сидя наедине с королевой, Сетон заговорила о Ботуэлле.

— Есть новости о нем, — сказала она Марии, — и я не знаю, не опечалят ли они вас.

— Они могут огорчить меня, но я должна их узнать, — ответила Мария.

— Он жив…

Мария молчала. Разговор о нем живо всколыхнул воспоминания; но все же она не была уверена, что хочет видеть его. Она так изменилась из-за всего, что случилось после Карберри Хилла. Она не знала, что может чувствовать по отношению к дерзкому Ботуэллу та женщина, какой она стала.

— …И, — продолжала Сетон, — является узником датского короля.

— Узником! Это явно не по его буйному нраву.

— Морэй пытался добиться его высылки обратно в Шотландию.

— Чтобы убить его, — бесстрастно констатировала Мария.

— Я слышала, что король Дании немного симпатизирует ему. Когда Ботуэлла схватили, он написал королю, что направлялся к нему, чтобы изложить ему и королю Франции все несправедливости, которые он претерпел, и попросить о помощи. Он заверил короля Дании, что его несправедливо обвиняют в убийстве Дарнли. Поэтому король не отправил его обратно в Шотландию, а удовлетворился содержанием в тюрьме.

Он будет страдать в тюрьме, — прошептала Мария — Я уверена, что он предпочел бы смерть.

— Я также слышала, что он пообещал датскому королю острова Оркни и Шетланд в обмен на свободу.

— Ах! Я уверена, он рискнул бы жизнью за свободу, так стоит ли удивляться, что он предлагает острова. И что ответил король Дании?

— Он понимает, что будет трудно удержать эти острова. Поэтому Ботуэлл остается узником. Говорят, сейчас его перевели в новую тюрьму в Мальме, побег из которой практически невозможен.

Мария подумала: «Сегодня он мне приснится. Как будто он рядом со мной, и мы снова вместе, как в те времена до Карберри Хилла».

Так случалось всегда, когда с ней говорили о нем, и она уверовала, что ей до конца своих дней не избавиться от воспоминаний. Но в ту ночь Ботуэлл не явился ей во сне. Ей снилось, как она прибывает в Гемптон к королевскому двору и как Елизавета обнимает ее и говорит: «Отдай мне Мэри Сетон, чтобы она делала мне прически, и я верну тебе твое королевство». Мария, проснувшись, не смогла удержаться от смеха. Тут она поняла, что действительно изменилась. Она избавилась от чар Джеймса Хепберна, графа Ботуэлльского.

До замка Карлайл дошел слух, что королева Елизавета посылает двух верных аристократов к королеве Шотландии, чтобы удостовериться, удобно ли устроилась ее дорогая сестра. Это были лорд Скроуп и сэр Френсис Ноллис.

Услышав о предстоящем их приезде, лорд Геррис, Ливингстоун и Флеминг стали обсуждать ситуацию.

— Мне это не нравится, — сказал Геррис. Ливингстоун и Флеминг согласились с ним.

— Задержка слишком затянулась, — добавил Флеминг. — Что-то не так. Хотелось бы выяснить, что именно.

— По крайней мере мы знаем, — вставил Ливингстоун, — что если теперь королева попытается вернуться в Шотландию, то ей этого не позволят.

— И таким образом, — продолжил Флеминг, — она вновь стала узницей. Карлайл немного приятнее Лохлевена, но все равно это тюрьма, хотя королева и не подозревает об этом.

— Мы можем только предполагать, что она стала узницей, — сказал Геррис. — Давайте не будем сообщать ей о наших подозрениях, пока не узнаем точно, что они справедливы. Она уже и так много выстрадала и возлагает такие большие надежды на разговор с королевой Англии.

— Как вы думаете, зачем присылают Скроупа и Ноллиса? — спросил Флеминг.

— Чтобы сменить Лоутера, который не угодил королеве, позволив Норфолку навестить ее величество.

— Елизавета ужасно завидует нашей королеве, — констатировал Ливингстоун. — Она не желает, чтобы Мария принимала английских джентльменов в своих апартаментах. Возможно, Норфолк восторженно отозвался о ее красоте. Это могло больше всего расстроить Елизавету.

— Я почти уверен, что именно это является причиной устранения Лоутера с должности тюремщика, — отозвался Геррис. — Предлагаю послать меня навстречу Скроупу и Ноллису. Если я спокойно поговорю с ними до их приезда сюда, вполне возможно, мне удастся выяснить истинные чувства Елизаветы к нашей королеве.

Остальные согласились, что это великолепная идея. Пусть он отправится немедленно и встретится с новыми тюремщиками до их прибытия в замок Карлайл.

Лорд Геррис встретился с сэром Френсисом Ноллисом и лордом Скроупом примерно в шести милях от замка. Он представился и сказал им, что если у них нет возражений, то они могли бы поехать вместе, так как ему хотелось бы кое-что обсудить по пути.

Ноллис и Скроуп чувствовали себя неловко. Они получили инструкции непосредственно от сэра Вильяма Сесила. Они должны охранять королеву Скоттов и не дать ей ускользнуть через границу обратно в Шотландию. Они обязаны перехватывать все письма к ней и докладывать обо всем, что могло бы использоваться против нее и оправдывать содержание Марии в тюрьме. Кроме того, надо помешать ей в поисках помощи за границей. И при всем при этом следовало заставить ее поверить, что она не узница. Это была совсем не легкая задача, и оба они были бы счастливы избежать этой миссии.

Сэр Френсис Ноллис являлся фаворитом Елизаветы отчасти потому, что был женат на ее двоюродной сестре по материнской линии Екатерине Карей; она сделала его своим вице-канцлером, и он стал членом тайного совета.

Генри Скроуп, барон Скроуп Болтонский, тоже был на хорошем счету у Елизаветы. Он стал посредником между Елизаветой и Морэем и знал факты, известные лишь немногим. Он также являлся членом тайного совета.

Геррис с тревогой посматривал на этих двоих, гадая, что их приезд сулит его госпоже; они приветствовали его и благодарили за то, что он выехал встретить их.

— Вы найдете мою госпожу в плачевном состоянии, — сказал им Геррис. — С ней обращаются крайне неучтиво и обвиняют в преступлениях, которых она не совершала.

Ни Ноллис, ни Скроуп никак не отреагировали на это, но ответили, что жаждут увидеть королеву, о красоте и очаровании которой так много слышали.

— Я и ее друзья надеемся, что вы везете ей приглашение к английскому двору.

Геррис выжидательно смотрел на лица мужчин. Ноллис ответил:

— До того, как можно будет прислать приглашение, надо еще уладить кой-какие вопросы.

— Как это? — потребовал ответа Геррис. — Неужели эти вопросы нельзя выяснить при встрече королев?

— Ходят дьявольские слухи насчет королевы Скоттов. Ее обвиняют в том, что она сыграла некую роль в убийстве своего мужа.

— Ложь! Клевета! Королева абсолютно невиновна.

Скроуп сказал:

— Наша королева озабочена ее репутацией.

Озабочена ее репутацией! Геррис едва удержался, чтобы не закричать: «Кажется, я припоминаю небольшое дельце, в котором была замешана ваша королева. У ее любовника Дадли была жена, которую нашли мертвой у подножия лестницы. О, тогда она не вышла замуж за Дадли. Она была слишком рассудительной. Слишком холодной, слишком твердой, решившей во что бы то ни стало остаться на троне. Но имеет ли она право ставить вопрос, какую роль сыграла королева Скоттов в убийстве Дарнли, когда существуют сомнения насчет того, какую роль сыграла Елизавета, королева Англии, в загадочной смерти Ами Робсарт?»

Но ему следовало соблюдать осторожность. Если сейчас они лишатся симпатий Елизаветы и ее подданных, то для Марии это может оказаться фатальным. Он был твердо уверен в одном: Марии будет нелегко добраться до английского двора.

— Возможно, — продолжал Ноллис, — королеве Скоттов придется снять подозрения со своего имени, прежде чем королева Англии сможет принять ее.

— Мне надо как можно скорее отправиться к королеве Англии, — сказал Геррис. — Я должен сам убедить ее в невиновности моей королевы.

— Наверное, это отличная мысль, — согласился Скроуп, взглянув на Ноллиса. А Геррис подумал: «Может быть, они только того и ждут, чтобы я уехал? Возможно, они желают избавиться от меня? И что будет со мной, когда я доберусь до Лондона? Не поместят ли меня в одиночную камеру, чтобы я мог там сожалеть о моем стремлении помочь Марии, если они надеются обвинить в убийстве королеву Скоттов?»

— До нашей повелительницы дошли слухи, что ее шотландская кузина нуждается в нарядах. Мы везем сундук с одеждой — подарок королеве Шотландии от королевы Англии.

— Я уверен, моя госпожа с удовольствием примет этот подарок.

По мере приближения к замку Геррис все больше падал духом. Прибытие Ноллиса и Скроупа подтверждало то, чего он все время опасался: было ошибкой ждать помощи от королевы Англии.

Мария принимала Скроупа и Ноллиса в своих апартаментах. На ней было красное платье из парчи, за неимением ничего другого, но Мэри Сетон поколдовала над прической королевы, и это преобразило ее внешность. Она выглядела столь красивой, что Ноллис и Скроуп испытали отвращение к той роли, которую им предстояло исполнять.

Слухи о внешности королевы не были вымыслом, а ее радушие и любезный прием, который она им оказала, заставили их понять, почему так много ее слуг стремилось приехать в Англию, чтобы быть с ней.

— Я уверена, вы привезли мне известия от моей доброй сестры, — сказала она.

— Королева Англии шлет вам сердечный привет, ваше величество.

— Я надеюсь вскоре собственными устами выразить ей благодарность за это.

Ноллис и Скроуп колебались, и Мария прямо задала вопрос:

— Вы привезли мне приглашение к ее двору?

— Нет, ваше величество — Скроуп предоставил объяснение Ноллису.

— Ваше величество, поймите… Вы прибыли в Англию под неприятными подозрениями.

— Подозрения? — воскликнула Мария.

— Ваше величество, ваш второй муж умер при загадочных обстоятельствах, и ходят слухи, поскольку вы так скоро снова вышли замуж после его смерти…

Мария подняла руку. В тот момент она казалась очень величественной и неприступной.

— Ни слова больше, — произнесла она. — Все, кто знает меня, уверены в моей невиновности в этом деле, и я приехала в Англию не для того, чтобы оправдываться.

— Ваше величество, королева Англии строго оберегает свою репутацию.

— Ей это необходимо, — быстро ответила Мария.

— Как королева-девственница, она стремится к тому, чтобы никакие скандалы не касались ее имени. Поэтому она не может принять при своем дворе персону, которая…

Мария рассмеялась. Ей хотелось сказать: «Совсем недавно Роберт Дадли и королева оказались в подобной ситуации».

Она понимала, что одна из причин, по которой Елизавета так стремилась защитить то, что она называла своим добрым именем, заключалась в том, что еще многие помнили загадочную смерть Ами Робсарт и задавали себе вопрос, действительно ли это имя было таким уж незапятнанным, если королева, усердно провозглашавшая себя девственницей, не очень-то настаивала на расследовании этого дела?

Мария не упомянула об этом, но ее задело, и мгновенно в ее глазах заблестели слезы. Тронутый ее видом, Ноллис мягко произнес:

— Наша королева сожалеет, что не может сейчас оказать вам честь Предстать перед ней. Придет время, когда с вашего величества снимут подозрения в убийстве. Наша королева очень любит ваше величество, и вы можете положиться на ее благосклонность. Но она не обрадуется, если вы привлечете иностранные силы в Шотландию. Если вы этого не сделаете, то она приложит все усилия, чтобы вы чувствовали себя удобно во время пребывания в ее королевстве.

— Но разве вы не понимаете, — настаивала Мария, — что я приехала сюда в поисках временного укрытия и надеюсь на помощь, чтобы вернуть мое королевство? Если королева не встретится со мной, как я могу надеяться убедить ее разобраться в моем деле?

— Ее величество королева Англии примет ваше величество королеву Шотландии, когда с вас снимут несправедливые подозрения, и мы все уверены, что это будет скоро. Чтобы выразить свои дружеские чувства, ее величество посылает вам подарок.

Лорд Скроуп добавил:

— Мои слуги сейчас принесут его вам.

Ноллису стало дурно от стыда. Он вспомнил, как королева Елизавета послала за ним и Скроупом и заявила им, что желает знать реакцию королевы Шотландии, когда та откроет сундук; на лице Елизаветы играла злобная усмешка.

Принесли сундук, и Мария позвала Сетон помочь ей распаковать его. Сетон задохнулась от возмущения, вытащив две сорочки, обтрепанные по краям и с дырками. Мария, пораженная, перевела взгляд с этого тряпья на Скроупа и Ноллиса, которые не могли поднять на нее глаз. Там было несколько кусков черного бархата, почти рассыпающегося от старости, а также туфли со сбитыми носками и почти разваливающиеся, и нижнее белье, весьма нуждающееся в штопке.

— И это королева Англии прислала для моего гардероба? — спросила Мария. Ее спокойный тон выдавал тем, кто знал ее, чего ей стоят усилия сдержать свой гнев. Она представила себя при французском дворе в синем бархатном платье, расшитом золотом; придворных и короля Франции с мадам Пуатье и юного Франсуа, говорящего ей, что она — самая красивая девочка при дворе, что она умеет так украсить свое платье, что оно превращается на ней в прекрасное произведение искусства. Затем она вспомнила веселые возгласы толпы, когда она проезжала по улицам Парижа: «Да здравствует дофина! Да здравствует королева Англии!»

Какой беззаботной она тогда была! Что сказала и что подумала о ней ее рыжеволосая соперница в Англии, когда услышала, что в Париже ее, Марию, называют королевой Англии? Решила отомстить? И это — месть? Пара кусков грязного бархата, рваные сорочки, сношенные туфли! Не символизирует ли это ту помощь, которую ей следует ждать от королевы Англии?

Она почти не взглянула на остальные вещи в сундуке. Ноллис стал оправдываться:

— Королева Англии подумала, что ваши служанки нуждаются в одежде. Она была предназначена для них.

— Возможно, она прислала это для моих кухарок, — резко ответила Мария. — Но, знаете ли, когда у меня был собственный двор, мне хотелось видеть моих чудесных служанок прилично одетыми.

Она сделала знак, что прием окончен, и Ноллис обрадовался.

Скроуп с опаской взглянул на него. Оговорка о том, что содержимое сундука предназначалось для служанок, была излишней. Неужели Ноллис, как и многие другие, готов поддаться чарам обворожительной королевы Скоттов?

Вскоре после ухода Ноллиса и Скроупа, еще до того, как Мария пришла в себя от гнева, лорды Геррис и Флеминг попросили об аудиенции. Она приказала тотчас впустить их и по озабоченным лицам вошедших поняла, что они разделяют ее опасения. Королева устало улыбнулась Геррису.

— Не говорите, милорд, что вы предупреждали меня не ездить в Англию. Я это помню.

Геррис печально покачал головой.

— Кто знает, что было бы с нами, если бы мы попытались добраться до Франции, ваше величество?

— Но не хуже, чем то, что случилось с нами в Англии. Да, милорды, здесь я чувствую себя пленницей почти так же, как в Лохлевене. Вспомните, как долго я уже здесь. И я совсем не продвинулась в глубь Англии. Я просто сменила Лохлевен на Карлайл.

— У нас есть к вам предложение, ваше величество, — сказал Флеминг. — Кто-то должен изложить ваше дело королеве Елизавете, а поскольку для вас это невозможно, мы предлагаем, чтобы один из нас отправился в Лондон и попытался добиться аудиенции у нее.

Мария переводила взгляд с одного на другого.

— Поехать следует мне, ваше величество, если вы позволите, — сказал Геррис.

— Мне будет не хватать вас, мой добрый и верный советник.

— Теперь ваша свита больше, чем в момент нашего приезда сюда, и все они — ваши верные друзья, — ответил Геррис. — И я могу покинуть ваше величество со спокойным сердцем, зная, что рядом с вами те, кто готов отдать жизнь, защищая вас.

— Благослови вас Господь, — с чувством ответила Мария. — Когда вы намерены отправиться?

— Немедленно.

Флеминг сказал:

— Я пришел испросить у вашего величества разрешение поехать во Францию… если это возможно.

— Во Францию! — Мария широко раскрыла глаза. — Ах, именно туда мне следовало отправиться, покинув Шотландию. Теперь я все поняла. Король Франции отнесся бы ко мне по-дружески. Он стал старше и, возможно, уже не настолько подчиняется своей матери. Вы поедете к нему, милорд Флеминг, и расскажете ему о моем ужасном положении.

— Мы с Геррисом уже говорили об этом, — продолжал Флеминг. — Я расскажу дядюшкам вашего величества графам де Гизам и кардиналу Лотарингскому, что произошло с вами в Англии. Я объясню его величеству королю Франции, что мы не доверяем англичанам, и попрошу у них помощи и совета.

— Я знаю, что могу доверять им, — сказала Мария. — Они действительно мои друзья.

— Мне необходимо получить разрешение на выезд у королевы Англии, — отметил Флеминг.

— Которое она не даст, если будет уверена, что вы собираетесь просить помощь у французов, — добавил Геррис. — Ей меньше всего хочется, чтобы французы вошли в Шотландию. Тогда им будет нетрудно перейти и ее границу.

— Ваше величество, — продолжил Флеминг, — я собираюсь сказать королеве Англии, что король Франции предложил свою помощь, но вы сейчас не в состоянии принять ее и хотите, поблагодарив его, спросить, можете ли вы, если она потребуется, обратиться к нему позже, когда сможете воспользоваться ею.

— Думаете, она поверит в это? — спросила Мария.

— Будем надеяться, что поверит, — ответил Геррис. — Мы должны что-то предпринять. Если мы ничего не сделаем, то можем пробыть здесь еще несколько месяцев.

— Вы правы, — согласилась Мария. — Мы должны действовать, даже если при этом мы только узнаем истинное отношение Елизаветы ко мне.

Вскоре после этого Геррис и Флеминг отправились к английскому двору.

Сэр Фрэнсис Ноллис очень обрадовался, увидев въезжающие во двор замка пять небольших повозок в сопровождении тяжело груженных вьючных лошадей. Он спустился, чтобы удостовериться, хотя уже догадался, откуда они прибыли.

— Вас прислал лорд Морэй? — спросил он одного из возчиков.

— Да, милорд. Эти вещи предназначены для королевы — матери короля Шотландии.

— Тогда разгружайте поскорее, — приказал сэр Ноллис.

Пока шла разгрузка, он направился в апартаменты Марии и спросил, можно ли ему увидеть ее. Она тотчас приняла его, надеясь, что он принес известия от своей повелительницы — королевы. Он улыбался, и она решила, что он рад оказать ей помощь.

— Я вижу, к нам прибыли гости, — заговорила Мария. — Я надеюсь, они приехали от королевы Елизаветы.

— Нет, ваше величество, они от лорда Морэя из Шотландии.

У Марии изменилось выражение лица.

— Они не могут привезти ничего хорошего для меня.

— И все же не думаю, что вы, ваше величество, будете недовольны, когда увидите, что привезли.

— Я не могу ожидать ничего хорошего от моего незаконнорожденного брата.

— Я просил, чтобы эти вещи прислали вашему величеству, — сказал Ноллис. Он улыбнулся. — У меня есть жена, и я знаю, как много такие вещи могут значить.

— Неужели вы хотите сказать, что мне вернули кое-что из того, что принадлежало мне?

— Я обратился к Морэю, чтобы он не удерживал ваши наряды; ведь вам доставит удовольствие носить их.

— Это мило с вашей стороны, сэр Френсис; но вы же помните, когда я попросила об этом, он прислал мне только те вещи, от которых я давно отказалась… брыжи и чепцы, давно вышедшие из моды, и платья, почти превратившиеся в лохмотья. То, что прислал Морэй, было только чуть лучше того, что прислала ваша королева… для моих служанок.

Несколько мгновений Ноллис выглядел смущенным, но быстро оправился.

— Не думаю, что вы разочаруетесь на сей раз. Позвольте принести вам эти вещи?

Улыбка Марии была ослепительной.

— По крайней мере, — мягко произнесла она, — я рада, что у одного из моих тюремщиков доброе сердце.

— Вы не должны считать меня тюремщиком, — настаивал Ноллис.

— Я не буду, когда получу приглашение к вашей королеве и мы отправимся на юг, — прозвучало в ответ. — Но кто может сказать, когда это будет? А пока давайте посмотрим, что мой сводный брат прислал из моего гардероба.

Мария позвала Сетон, Джейн Кеннеди, леди Ливингстоун и Мари Курсель; тем временем были доставлены вещи.

На этот раз они не разочаровались. Получив просьбу от столь высокопоставленного англичанина, Морэй подумал, что не стоит ее игнорировать. Женщины вскрикнули от радости, развернув девять метров прекрасного черного бархата и по тридцать метров серой и черной тафты. Там оказалось двенадцать пар туфель и четыре пары тапочек, а также шелк для шитья и пуговицы из черного янтаря.

— Теперь, — воскликнула Сетон, — у нас будет чем заняться.

Несмотря на отсутствие Герриса и Флеминга, свита Марии стала больше, чем та, с которой она покидала Шотландию. То и дело приезжал кто-то из шотландцев с просьбой принять в ее окружение для подготовки к тому дню, когда она вернется в Шотландию отвоевывать свою корону.

Джордж Дуглас и Вилли постоянно находились возле нее; она говорила им, что чувствует себя в безопасности, когда они поблизости, и никогда не забывает о том, что они сделали для нее в Лохлевене. Теперь у нее было два личных секретаря, Жильберт Керль и монсеньор Клод Hay, а также резчики, виночерпии, повара и поварята. В замке Карлайл быстро формировался небольшой шотландский двор.

Однажды в замок приехал сэр Николас Элфинстоун с письмами к Скроупу и Ноллису от Морэя. Это вызвало сильное негодование в свите Марии, поскольку Элфинстоун был категорически настроен против королевы.

Джордж Дуглас поклялся, что если встретится лицом к лицу с Элфинстоуном, то дело не обойдется без поединка. Вилли обдумывал, как взять Элфинстоуна в плен. Некоторые лорды тоже выразили желание вызвать его на дуэль. Встревоженный Скроуп направился к Ноллису и с легкой укоризной обратился к нему:

— Вы видите, что происходит. Вы проявляете чрезмерное дружелюбие к королеве Шотландии. Вы позволили ей собрать такое окружение, которое похоже на небольшой двор. В результате, когда приезжает посланник от человека, с которым у нас не было разногласий, они ведут себя так, как будто замок Карлайл принадлежит им и они имеют право заявлять, кого следует принимать здесь, а кого нет.

Ноллис осознавал это и, боясь, что подобные обвинения могут быть переданы Елизавете, решил в будущем действовать осмотрительнее. Вместе со Скроупом они пошли в апартаменты Марии, и Скроуп ринулся в атаку, возмущаясь поведением людей вроде Джорджа Дугласа, бросившего вызов мирному посланнику, приехавшему в замок.

— Вашему величеству следует помнить, что вы в гостях у королевы Англии и что не в вашей власти указывать, кто должен, а кто не должен приезжать в замок Карлайл.

Мария высокомерно ответила:

— Этот человек — шотландец, и он — один из моих подданных.

— Ваше величество забывает, — продолжил Скроуп, — что не все шотландцы называют вас своей королевой.

Мария вспыхнула:

— Так не должно продолжаться!

Лицо Скроупа выражало сомнение, Ноллис выглядел смущенным, и Мария продолжила порывистым тоном, свойственным ей:

— Вы так не думаете, милорды. По выражению ваших лиц я вижу: вы уверены, что лорд Морэй будет править Шотландией от имени моего сына. Но это продлится недолго. Со мной Хантли, Аргайл и другие. Они заверяют меня, что очень скоро я вернусь в Эдинбург всеми признанной королевой Шотландии. Ах, я вижу, вы не верите мне.

Твердо решив доказать истинность своих слов, она пересекла комнату и открыла ящик стола.

— Посмотрите на это, милорды. Видите, письма от моих друзей. Хантли пишет, что за ним весь север. Я могу поклясться, что его шотландские горцы уже маршируют под звуки волынок.

Она бросила им бумаги. Ноллису хотелось остановить ее, но Скроуп уже схватил письма и торопливо читал.

— Интересно, — бормотал он. — Очень, очень интересно.

— Итак, — сказала Мария, — вы убедились, что я не так одинока, как вы… и, возможно, ваша королева думали.

— Нет, мадам, — мрачно ответил Скроуп, — вы не одиноки.

Скроуп обратился к Ноллису:

— Видите, какая интрига плетется под нашим носом. Вполне возможно, что ее увезут обратно в Шотландию прежде, чем мы сможем что-либо предпринять. Хантли и Аргайл пишут ей об этом! Разве мы видим письма? Нет, не видим! А мы получили приказ от нашей королевы просматривать все письма, попадающие в руки королевы Шотландии, и те, которые она отправляет.

Ноллис покачал головой.

— О, Боже, зачем нам поручили такое.

— У меня дурные предчувствия. Но на нас возложили эту миссию, и мы должны ее исполнить. Или накличем на себя беду.

— Что вы думаете предпринять?

— Прежде всего я напишу Сесилу, что этот замок, как я думаю, находится слишком близко от границы. У меня есть замок в Болтоне…

— Это скорее крепость, чем замок.

— Я чувствовал бы себя там спокойнее с нашей пленницей, чем в Карлайле. Затем, мне не нравятся все эти слуги вокруг нее. Я уверен, что нельзя ни одному мужчине из ее свиты позволять ночевать в замке; пусть найдут себе пристанище за его пределами. В комнаты по пути к ее спальне следует поместить наших охранников или поселиться нам самим — пусть у нее не будет друзей поблизости. Ворота замка надо запирать на ночь и открывать не ранее десяти часов утра. Тогда Хантли и Аргайлу будет трудно увезти ее отсюда без разрешения нашей королевы.

— Она явно не знала, убегая из Лохлевена, что меняет одну тюрьму на другую, — печально вздохнул Ноллис.

Не было вестей ни от Герриса, ни от Флеминга. Это не сулило ничего хорошего. Если бы им удалось выполнить свои миссии, то Мария что-нибудь услышала бы от них. Не омрачит ли ее жизнь тень Елизаветы, королевы Англии, как тень Екатерины Медичи, нависшая над ней в детстве?

Однажды в Карлайл заехал известный Генри Мидлмор, направлявшийся в Шотландию с посланиями Елизаветы к Морэю; Мария попросила привести его к ней.

— Вы привезли мне известие, когда ваша повелительница окажет мне честь принять меня? — взволнованно спросила она.

— Мадам, — прозвучало в ответ. — Я могу сказать вам только то, что вы уже знаете. Королева Англии не может принять вас, пока вы не снимете с себя подозрения в убийстве. Пока вы этого не сделали, а факты говорят против вас.

— Как вы смеете говорить мне такое? — возмутилась Мария.

— Потому что это правда, мадам. Ее величество, моя повелительница, просит вас запретить вашим шотландцам в Дамбартоне и других местах Шотландии принимать помощь из Франции, если она будет предложена.

— Почему я должна запрещать другим помогать в моем деле, когда ваша повелительница отказывается помочь мне? — спросила Мария.

— Вы доверились моей повелительнице, и если она рассмотрит ваше дело и установит, что вы невиновны, то, несомненно, поможет вам. Сейчас я еду, к графу Морэю, чтобы от имени королевы Англии просить его подавить все признаки гражданской войны в Шотландии.

Мария немного смягчилась, услышав это, и Мидлмор продолжил:

— Ее величество считает, что вам будет легче дышать вдали от Карлайла, и ради вашего блага вам лучше переехать в какой-нибудь другой замок, который предоставят в ваше распоряжение.

— Королева Англии намеревается отправить меня туда в качестве узницы или хочет, чтобы я поехала по собственной воле? — спросила Мария.

— Я уверен, что королева Англии не желает делать вас своей пленницей. Она будет рада, если вы без возражений примете ее планы в отношении вас. Ей будет приятнее, если вы разместитесь поближе к ней. Это — главная причина, по которой ей хочется, чтобы вы переехали из Карлайла.

— Если это так, то давайте я без промедления поеду к ней. Позвольте мне поселиться рядом с ней при дворе в Виндзоре или в Гемптоне; тогда она не сможет жаловаться на расстояние, разделяющее нас.

Мидлмор проигнорировал это высказывание. Он спокойно произнес:

— Ее величество имеет в виду замок Татбери в Стаффордшире. Прекрасное место, мадам, и вы найдете его весьма удобным.

«Удобным, — лихорадочно думала Мария. — Удобно удаленным от границы, удобно удаленным от двора в Гемптоне!» Что королева Англии задумала против нее? И где сейчас Флеминг и Геррис?

Милдмор ушел, и Мария, чтобы как-то успокоиться, стала писать длинное письмо Елизавете, в котором страстно требовала справедливости, возможности увидеть ее и убедить свою добрую сестру, кузину, в своей невиновности. Она просила отправить лорда Герриса обратно, так как она нуждается в его разумных советах, и сообщить о судьбе лорда Флеминга. Закончив письмо, она задумчиво сидела за столом, глядя в пространство. С каждым днем ее надежды все больше угасали.

А в это время Мидлмор ехал в Шотландию, где регент Морэй и лорд Мортон занимались переводом с французского тех писем, которые были найдены в шкатулке под кроватью Ботуэлла, когда тот сбежал на север. Эти письма должны были доказать Елизавете и всему миру, что Ботуэлл и Мария стали любовниками еще до смерти Дарнли; что Ботуэлл изнасиловал королеву и с тех пор она не испытывала желания ни к одному мужчине, кроме него; что они сговорились убить Дарнли, мужа королевы, чтобы затем пожениться.

Несмотря на бдительность Скроупа и Ноллиса, все больше шотландцев прибывало в замок. Мария прогуливалась по окрестностям с Сетон, когда увидела Джорджа Дугласа, идущего к ним навстречу.

Он низко поклонился, преданными глазами глядя на ее прекрасное лицо, и она одарила его нежной улыбкой. Она подумала: «Бедный Джордж, какая это жизнь для молодого человека! Если мне предстоит остаться узницей, то что будет с ним?»

— Ваше величество, — обратился он. — У меня пакет с письмами, украденными у секретаря Морэя. Думаю, вам будет интересно взглянуть на них. Их привез один из вновь прибывших и дал мне, чтобы я мог передать эти письма вам в подходящий момент.

— Они при вас, Джордж?

— Да, ваше величество, но я боюсь, что за нами следят.

— Вы правы. Они здесь следят за мной почти так же, как в Лохлевене. Нам следует вернуться в замок, а когда Сетон проводит меня в мои апартаменты, она снова выйдет к вам. Не могли бы вы подождать на этом месте и передать их ей? Они не следят за ней так, как за мной.

— Я так и сделаю, ваше величество.

Дамы повернулись и пошли обратно в апартаменты королевы, но вскоре Сетон вернулась на то место, где Джордж ждал ее.

Когда Сетон возвратилась в комнату Марии, королева нетерпеливо схватила то, что она принесла. Это была пачка писем от секретаря Морэя, Джона Вуда, к министрам Елизаветы. Читая их, Мария ужасно возмущалась, так как не оставалось сомнений, что советники Елизаветы вступили в сговор с Морэем против нее, Марии, и что их основной целью стало помешать ей принять помощь от Франции и держать ее узницей в Англии, чтобы Морэй мог править вместо нее.

Но даже теперь до ее сознания не дошло, что Елизавета является частью этой интриги. Она верила, что причина задержки ее встречи с королевой кроется в министрах, в их союзе с Морэем. Не посоветовавшись с друзьями, Мария села и написала страстное послание Елизавете. Она сообщала о письмах, попавших к ней в руки.

«Они заверяют его, что меня будут надежно охранять и сделают все, чтобы я никогда не вернулась в Шотландию. Мадам, если это считать уважительным обращением с той, которая бросилась к Вам за помощью в трудную минуту, тогда я предоставлю судить об этом другим королям. Если Вы позволите, я пошлю копии этих писем королям Франции и Испании и императору; и я направлю к Вам лорда Герриса показать их Вам, чтобы Вы могли решить, разумно ли считать судьями Ваших советников, выступающих против меня…»

Мария прервала письмо и выглянула в окно, из которого можно было увидеть голубые холмы Шотландии. Если бы только она могла вернуться в Ленгсайд, если бы только она послушалась совета доброго Герриса и своих друзей, она не находилась бы сейчас здесь. Она была бы со своими друзьями во Франции, и хотя, вероятно, Екатерина Медичи — ее враг, но ведь там ее могущественные дяди, способные помочь ей, и отчаянно влюбленный в нее король Франции, который не мог бы предать ее.

Она вернулась к своему письму.

«Я умоляю Вас не позволять, чтобы меня предавали здесь, роняя Ваше достоинство. Дайте мне разрешение уехать обратно…»

«Да, — подумала она, — я должна вернуться в Шотландию. Если бы я смогла сесть на корабль, идущий в Дамбартон, то там меня ждали бы верные друзья. Я могла бы присоединиться к Хантли и Аргайлу». Она представила их — этих смелых, решительных шотландских горцев; она как бы слышала звуки их труб.

«Упаси, Господь, их ронять Ваш авторитет подобными действиями, поскольку они пообещали Морэю направлять Вас так, как они хотят, теряя дружбу других королей, приобретая поддержку тех, кто громко заявляет, что Вы не достойны править. Если бы я могла поговорить с Вами, то Вы пожалели бы, во-первых, что так долго не обращали внимания на мои беды, а во-вторых, что составили обо мне неправильное мнение…»

Запечатав письмо, она приказала позвать посыльного и велела ему отправиться как можно быстрее.

Жизнь в замке менялась. Теперь с Марией обращались не иначе как с узницей. Ни одному из мужчин ее свиты не разрешили жить в замке. Лорд Скроуп спал в соседней с ее спальней комнате; при нем были его солдаты, поселившиеся в комнатах по пути в ее апартаменты.

Мария была признательна компании своих женщин.

— И все-таки, — говорила она, — я не могу не опасаться, что они лишат меня и вашего общества.

— Они этого никогда не сделают, — заявила Сетон. — Мы просто откажемся покидать вас.

— Моя дорогая, ты забываешь, что мы — в их власти.

Однажды, когда она гуляла в окрестностях замка, к ней присоединился Ноллис. Ей было приятно видеть его, поскольку его обходительность успокаивала. Она не могла пожаловаться на неуважительное отношение со стороны лорда Скроупа, но из них двоих последний был более жестоким тюремщиком. Когда она вспоминала о грубых манерах Линдсея или думала о Ботуэлле, то испытывала некоторую признательность Скроупу и Ноллису, которые хотя и были вынуждены охранять ее как узницу, никогда не забывали, что она — женщина.

Ноллис сказал:

— У меня хорошие новости для вашего величества. Вам надлежит переехать из Карлайла в более подходящее место.

У нее перехватило дыхание.

— И вы называете это хорошими новостями?

— Замок Болтон находится в прекрасном месте.

— Прекрасном для кого? — спросила она — Для узников?

Ноллис повернулся к ней.

— Мне жаль, — сказал он, — что на меня возложена неприятная миссия — настаивать, чтобы вы покинули это место, но так обстоят дела.

— Значит, меня переводят из одной тюрьмы в другую! Эта недостаточно суровая, дело в этом? Я слишком близко от Шотландии, а те, кто отдает вам указания, беспокоятся, как бы я не ускользнула от них.

— Мы постараемся устроить вас поудобнее в замке Болтон. Леди Скроуп ожидает вас там, чтобы оказать вам гостеприимство.

— Я не уверена, что поеду туда, — отпарировала Мария. — Здесь я не так далеко от дома. До тех пор пока я не получу приглашение посетить королеву Англии, я не намерена покидать Карлайл.

Ноллис вздохнул. Он знал, что не ей решать. Он также знал, что королева отказала Флемингу в выдаче разрешения на выезд во Францию, что она держала Герриса в Лондоне, стремясь переместить Марию, пока его нет с ней; Ноллис был убежден, что дело королевы Скоттов безнадежно; и ему было очень жаль ее.

В течение следующих нескольких дней Мария постоянно думала о Джордже Дугласе. Ей очень хотелось вознаградить его за преданность, поскольку она знала, что он влюблен в нее и это рыцарская любовь.

— Бедный Джордж, — сказала она как-то Сетон, которой доверяла большинство своих помыслов — Со мной он проводит свою жизнь зря.

Сетон, причесывавшая волосы королевы, на мгновение замерла, а затем произнесла:

— Когда для вас настанет время отвоевать трон и Джордж будет рядом с вами, ему это время не покажется потерянным.

— Если я когда-нибудь вернусь на шотландский трон, то Джорджу будут оказаны подобающие почести… и Вилли тоже. Я никогда, никогда не забуду, что они сделали для меня. Вилли еще ребенок, и его положение здесь столь же безрадостно, как и в Лохлевене, но Джордж — иное дело. Он — молодой человек, которому надо пробивать свою дорогу в жизни. Он должен найти красивую жену и жить счастливо с ней, а не проводить свои дни в полуплену, вздыхая по королеве, которая никогда не сможет стать для него никем больше. Сетон, мне бы хотелось что-нибудь сделать для Джорджа, если это в моих силах.

— Вы делаете все, чего он желает, просто существуя, — с улыбкой ответила Сетон.

— Этого недостаточно. Я хочу, чтобы он уехал отсюда.

— Чтобы Джордж… покинул вас! Он никогда не подчинится подобному приказу.

— Он подчинится, если я преподнесу это соответствующим образом. Ты знаешь, что он был обручен с французской наследницей? Мне рассказала об этом Кристиана, и я видела ее портрет. Она очень красивая. Я уверена, Джордж полюбит ее.

— Джордж предан одной-единственной женщине.

— Не улыбайся, Сетон. Я не должна позволять ему напрасно растрачивать свою юность здесь, в Карлайле, или в Болтоне, или, возможно, еще в каких-либо замках, куда меня переведут, поскольку я начинаю опасаться, что мне вообще не позволят встретиться с Елизаветой.

— Вы сегодня печальны, ваше величество.

— Да, так как знаю, что скоро должна распрощаться с Джорджем. Но есть и еще кое-что, Сетон. Мужчинам из моей свиты больше не разрешают жить в замке. С тех пор как я прочла письма Джона Вуда и поняла, какая переписка идет между Морэем и министрами Елизаветы, я подозреваю, что скоро некоторых моих верных друзей отправят обратно в Шотландию. И как ты думаешь, какова будет их участь? Если Джорджа вышлют туда, то за все сделанное им для меня ему скорее всего не сносить головы. Я намерена предотвратить это. А сделать это можно только одним способом. Я попытаюсь послать Джорджа во Францию.

— Кажется, лорд Флеминг не может получить право на беспрепятственный выезд. Сможет ли Джордж?

— Думаю, он может преуспеть в том, что не удалось Флемингу. С его более простым происхождением он может показаться им менее значительным. И я не сделаю ошибки — не отправлю с ним письма.

— Вы это твердо решили? Вы будете тосковать по Джорджу.

— Я думала об этом. Расставание будет печальным для нас обоих, но мне так нравится этот молодой человек, что я не могу позволить ему растрачивать свою жизнь зря ради меня. Он так молод. Со временем он забудет свою любовь ко мне. Я навсегда останусь его королевой, а он — моим верным подданным. Но он будет счастливее с женой, с детьми и с надеждой устроить свою жизнь.

— А когда вы, ваше величество, вернетесь на трон?

— Первое, что я сделаю, это — пошлю за Джорджем Дугласом и окажу ему почести по заслугам.

— Значит, вы намерены встретиться с Джорджем. И когда?

— Кажется, нет смысла больше откладывать. Пусть это свершится сейчас, Сетон. Пошли его ко мне.

Джордж стоял перед ней, и, увидев скорбь в его глазах, она заколебалась. Пусть он останется с ней. Он хотел именно этого; и она желала того же. Будь что будет… Но в тот же момент Мария спохватилась.

— О Джордж, — произнесла она, протягивая ему руку, которую он взял и покрыл поцелуями, — не думайте, что я хочу, чтобы вы уезжали. Мне будет очень не хватать вас. Знайте, я никогда не забуду, что вы сделали для меня.

— Я прошу только позволить мне остаться рядом с вами, защищать ваше величество, если возникнет необходимость, служить в радости и в горе.

— Я знаю, Джордж. Ни у одной королевы не было более верного подданного, ни у одной женщины не было более любящего друга. Но вы видели, что происходило с момента нашего приезда в Англию. Очень нужно, чтобы мои друзья во Франции узнали, что происходит со мной. Джордж, я начинаю понимать, что только оттуда я могу ждать помощи. Вы послужите мне. Я хочу, чтобы вы поехали во Францию. Не думаю, чтобы королева Англии отказала вам в праве на беспрепятственный выезд, как лорду Флемингу. Я хочу, чтобы вы встретились с королем, который является моим очень хорошим другом. Мои дядюшки, графы де Гизы, и кардинал Лотарингский станут вашими друзьями и представят вас ко двору. Там вы сможете сделать для меня больше, чем здесь, в Англии.

На лице Джорджа появилось выражение готовности. Он поверил ей; и если он мог лучше услужить ей, будучи лишенным ее общества, он был вполне готов принести себя в жертву.

— Я не дам вам никаких писем к ним, но я напишу французскому послу, чтобы он сообщил им о вашем приезде. Так что они будут ждать вас; и когда вы окажетесь там, Джордж, я знаю, вы изложите им мое дело лучше, чем кто-либо, потому что все, что вы делаете для меня, исходит от любви ко мне, а не в надежде на какие-либо почести, которые я когда-нибудь могла бы оказать вам. Вилли должен остаться со мной. Не бойтесь, что я не вознагражу его, когда появится возможность. Я никогда, никогда не забуду те дни в Лохлевене и чем я обязана вам обоим.

Джордж опустился перед ней на колено. Ему хотелось сказать, как он обожает ее, повторять вновь и вновь, что он жаждет отдать за нее жизнь.

Она поняла и, заставив его встать, нежно поцеловала его.

— Ничего не говорите, Джордж — сказала она. — Я понимаю. И такая дружба, как ваша, дает мне силы выносить мои несчастья с легкостью на сердце.

Джордж сказал:

— Когда-то, ваше величество, вы дали мне сережку. Я всегда дорожу ею. Останется ли она символом, если возникнет необходимость послать ее вам?

Он вынул сережку из небольшого мешочка, висевшего на цепочке у него под камзолом, и показал ее королеве.

— Ах да, я очень хорошо ее помню. Вторая у меня, и каждый раз, когда я вижу ее, то думаю обо всем, что вы сделали для меня.

Она хотела отдать ему и вторую сережку в качестве подарка его невесте. Но решила, что не стоит, поскольку он бы понял истинную причину, по которой она отправляла его. Нельзя дать ему догадаться об этом. «Может быть, позже, — подумала она, — когда он уже обручится, когда поймет, что мужчине нужно больше от жизни, чем такая любовь, как у нас».

— Я хочу дать вам еще кое-что, Джордж, кроме этой сережки. На память обо мне.

Она прошла в приемную и вышла оттуда со своим портретом. Это была очаровательная картина, с хорошим сходством, на которой она выглядела безмятежной и красивой; прозрачный материал, ниспадавший с ее прически, мягко ложился ей на плечи; ворот окаймляли тончайшие кружева, а изящные белые пальцы правой руки указывали на драгоценный камень, висевший у нее на шее.

Джордж был настолько тронут, что не мог произнести ни слова, а Мария с трудом контролировала свои эмоции. Зная, что является порывистой натурой, она была уверена, что если он не уедет, то она однажды бросится в его объятия, говоря: «Почему мы должны думать о будущем? Что даст нам будущее? Ты молод, и я не намного старше».

Она отвернулась от него и, глядя в окно на шотландские холмы, подумала о страже вокруг замка и о планах перевести ее в более укрепленную крепость. Она также думала о других мужчинах, любивших ее, — о своих трех мужьях, которых унесла трагическая судьба. Она принесла счастье только одному из них — маленькому Франсуа, нежному, льнувшему к ней Франсуа, для которого она стала и няней, и партнершей для игр. Но это была скорее детская дружба, чем замужество. Затем Дарнли, который после их краткого и бурного союза стал жертвой убийства. Если бы он не женился на Марии Стюарт, то явно не умер бы насильственной смертью в Керк о'Филде. И Ботуэлл… Какая судьба могла бы стать для него более невыносимой, чем положение узника! И это случилось с ним потому, что он женился на Марии Стюарт.

«Я приношу несчастье тем, кто любит меня, — думала она — Но этого не должно случиться с Джорджем. Джордж — невинный юноша, каким не был ни один из них, возможно, за исключением Франсуа». Нет, она знала, что является импульсивной женщиной, руководимой своими эмоциями, а не здравым смыслом. Но она была способна извлечь кой-какие уроки, и этот она усвоила.

«Я могла бы причинить ему только страдания, если бы удержала его возле себя, сделав его своим любовником. Я не должна этого делать. Ты должен бежать отсюда, Джордж, к свободе и к жизни, не столь тесно связанной с приносящей несчастье Марией Стюарт».

— Возьмите этот мой портрет, Джордж, — решительно произнесла она, — а теперь идите. Готовьтесь к отъезду. Я еще увижу вас перед отъездом.

Он поклонился, а она даже не взглянула на него, когда он уходил из комнаты.

Сэр Френсис Ноллис пришел в ее апартаменты и попросил аудиенции. Он выглядел встревоженным, и она догадалась, что у него плохие известия.

— Ваше величество, — заговорил он, — я сожалею, но мне приказывают. Вы должны приготовиться к немедленному переезду в замок Болтон.

— От кого исходят эти приказы? — спросила она.

— От министров королевы, ваше величество.

— Могу я увидеть эти приказы?

Ноллис протянул их ей.

— Я не вижу подписи королевы Англии.

— За нее подписывает Сесил, ее секретарь.

— Я не позволю королевским министрам командовать мною, — отпарировала Мария — Я не тронусь из Карлайла без четкого распоряжения вашей королевы.

Ноллис вздохнул и пошел посоветоваться со Скроупом, а Мария тем временем села и написала еще одно страстное послание Елизавете, объясняя, что она уверена, что Елизавета не приказала бы ей переезжать туда, куда она не желает, и умоляла ее помнить, что, как королева Шотландии, она находится на равных с королевой Англии.

Но вскоре Мария убедилась, что находится во власти Елизаветы. Она услышала, что королева Англии посылает собственную карету и лошадей для переезда королевы Скоттов из Карлайла в Болтон. Кроме того, привезли письмо от Елизаветы к Марии, которое последняя схватила с нетерпением.

«Милорд Геррис рассказал мне о двух обстоятельствах, которые кажутся мне очень странными. Первое, что Вы не намерены отвечать ни перед кем, кроме меня самой; второе, что Вы без принуждения не сдвинетесь с того места, где находитесь, до тех пор, пока не получите разрешение приехать ко мне! Если Ваша невиновность такова, как я надеюсь, то у Вас нет необходимости отказываться отвечать какой-либо благородной персоне, посланной мною, и отвечать разумно, и только заверить меня в этом своими ответами; и не делая заявлений своим подданным, которые могут быть неправильно поняты, но посылая их изложить мне все для Вашей защиты, чтобы я могла опубликовать их публично перед всем миром после того, как они удовлетворят меня, что является моим главным желанием. Затем, что касается того места, которое я определила для Вашего почетного и безопасного пребывания, то я прошу Вас не давать мне повода думать, что все данные Вами обещания были брошены на ветер, когда Вы написали мне, что Вы сделаете что угодно, что покажется мне наилучшим…»

Письмо выпало из рук Марии. Она знала, даже не читая дальше, что должна будет повиноваться желаниям Елизаветы.

«Я намерена, — продолжала Елизавета, — задержать лорда Герриса здесь до тех пор, пока не получу ответа на оба эти вопроса…»

Значит, до тех пор, пока она не покинет Карлайл, она будет лишена услуг одного из самых преданных друзей. Мария отложила письмо и закрыла лицо руками.

Прошло два месяца с тех пор, как она бежала с поля боя у Ленгсайда, полная надежд на помощь Елизаветы. И вот пришли королевские приказы. Переехать из Карлайла в Болтон — из этого убежища, окна которого выходили на милые холмы Шотландии, в Болтон, о котором, это она слышала, сэр Френсис Ноллис отозвался как о замке с самыми высокими крепостными стенами, которые он когда-либо видел.

Что готовило будущее для пленной королевы?