Королевская канарейка (СИ)

75. Лихолесская феечка

Помню, как, рыдая, пыталась падать на колени и целовать руки прибежавшей на вопль Силакуи, умоляя сделать хоть что-нибудь, в полубезумии бормоча, что должны быть обряды замещения, позволяющие отдать жизнь матери ребёнку: пусть проведут поскорее, пока есть хоть какой-то шанс! Немного очнулась от пары хлёстких пощёчин: Силакуи очень твёрдо велела успокоиться и сказала, что обряды-то, может, и есть, но проводить их никто не станет — жизнь матери всегда приоритетней. И что беременные эльфийки в таких ситуациях часто просят о подобном, но скорее ребёнка умертвят и по частям вынут из тела матери, чем пожертвуют её жизнью. Поэтому надо собраться и успокоиться. И что послали за Трандуилом — владыка один из лучших целителей Арды, и если можно что-то сделать, то он это сделает.

Заколебалась, услышав про Трандуила — он не заинтересован в рождении этого ребёнка, можно ли ему хоть как-то довериться?

— Больше надеяться не на что, придётся, — голос Силакуи был сух.

И она была права.

Владыку приволокли, в чём нашли — без короны, в тёмной хламиде, с бокалом в руке. Отстранённо подумав, что Трандуил, по своему обыкновению, пил винишко на террасе, начала унижаться уже перед ним, сбивчиво умоляя помочь и обещая за это всё, что угодно.

Он посмотрел своими сиреневыми очами, и во взгляде было столько всего намешано: гнев, укор, сожаление — и что-то ещё, и что-то ещё… у меня руки затряслись, потому что я не понимала этого взгляда. Молча смотрела, не в силах говорить.

Что-то для себя решив, он поставил бокал на столик:

— Еmma vhenan, — о, каким узнаванием, каким теплом ощутились этот мягкий голос и это обращение, никто меня больше так не называл! — Я… понимаю, какое счастье для женщины понести и что ты сейчас чувствуешь. Помогу, чем смогу, и ничего ужасного взамен не потребую. Есть пределы моей подлости, — он невесело усмехнулся.

Хлюпая носом и немного успокаиваясь, пробормотала:

— А! Они есть потому, что ты сказочный король.

Он только засмеялся.

— Немедленно поменяйте простыню и обмойте богиню. Кровь притягивает кровь, её нигде не должно быть. Позовите эру Ардариэля, — Трандуил встряхивал разгорающимися кистями.

Окружающие двигались медленно, как в страшном сне, и он рявкнул:

— Быстрее!!! — и тут-то все забегали.

Стояла босыми замёрзшими ногами на холодном полу, и тело было в безнадёжном липком холодном поту, а внутри были кровь и огонь, и такая же ужасная безнадёжность; но вот простыню поменяли; меня раздели, обмыли и вытерли, и уложили на сухое.

И сказочный король возложил на меня свои сияющие руки.

Проснулась от спокойного тихого разговора.

Полежала с закрытыми глазами, с ощутимой радостью вспоминая, как золотистое пламя пронизывало тело, как уходили безнадёжность, отчаяние и накопившаяся от страха усталость; как вместо крови и болезненного жара в животе начинала ощущаться здоровая безмятежность, и как я, засыпая, благодарно и доверчиво цеплялась за Трандуила, всё вытягивая и вытягивая из него это тепло, эту золотую силу — и он отдавал без счёта, не жалея.

Чувствуя, что выспалась, что хорошо мне, и что, самое главное, драгоценный ребёнок остался при мне и что он жив, счастливо вздохнула и открыла глаза.

Тёмный и Светлый тихо беседовали, сидя в креслах. На столике между ними стояли кувшин и бокалы. Вздохнула, подумав, что никогда не чаяла увидеть их мирно выпивающими, вместе и на равных.

— Тuile, весна моя, доброе утро, — Трандуил внимательно посмотрел и явно в мыслях пошарился, и остался доволен.

Я осталась довольна гораздо менее, оценив размеры синяков у него под глазами, и виновато вздохнула.

Он усмехнулся:

— Это пройдёт. Счастлив, что помогло, — и, обернувшись к Ганконеру, кивнул, — элу Ганконер, позвольте откланяться. Я зайду позже, проверить состояние богини и плода; наши договорённости в силе.

В его голосе впервые при произнесении королевского поименования «элу» не чувствовалось насмешки, и Ганконер так же изысканно и с вежливостью попрощался.

И тут же стало понятно, что сдерживал себя: кинулся, сжал руку, заглянул в глаза; хотел что-то сказать — и смолчал. Я заплакала. Он гладил по волосам, по спине и шептал:

— Обошлось, обошлось… не надо плакать, тебе вредно, надо быть спокойной и весёлой, — и я сквозь слёзы улыбнулась ему.

— Ты поживёшь здесь до родов, чтобы не рисковать путешествием, и владыка Трандуил согласился остаться на это время.

Опустила глаза, думая, что Трандуил мог за это попросить и что за договорённости, про которые он упомянул. Выяснилось, что владыка, с точки зрения Ганконера, был весьма сдержан и благороден: он помогает дракончику родиться и уезжает. В день совершеннолетия моего сына владыка вернётся, и между ним и Ганконером произойдёт честный поединок. Но это он бы и так сделал, а условие его помощи в том, что я улыбнусь победителю, кто бы им ни стал, и, если это будет Трандуил, то беспрекословно уеду с ним в Эрин Ласгален, даже не дожидаясь коронации сына. Такие дела.

— Владыка боялся, что ты проклянёшь его и останешься с сыном, и что сложно будет уговорить тебя… эльфийки очень привязаны к детям, и он не знал, чего ждать. Поэтому выставил условие. Но не бойся, я уверен в себе, я убью его. Мы проживём вместе долго, глядя, как меняется Арда, как цветёт наше королевство, дождёмся внуков, — лицо Ганконера было светло и голос мечтателен.

Меня ничья победа не порадовала бы, но условие я сочла… щадящим. И только хрипло спросила:

— В каком возрасте у эльфов наступает совершеннолетие?

Услышала безмятежный ответ:

— В четыреста лет, Блодьювидд.

Давясь истерическим смехом, с облегчением выпалила:

— Ну, столько я не проживу!

Ганконер изумлённо поднял шелковистую бровь:

— Но почему? В этом теле ты проживёшь лет пятьсот… а там посмотрим. Я понимаю, что богиня любви не примет чужое тело, и не предлагаю тебе такое; но думаю, за это время я смогу создать тело, достойное тебя…

Не удержалась и фыркнула:

— Из говна и палок?

Ганконер мечтательно, мягко улыбнулся:

— Из слив, из смокв, из виноградной крови царей, моя прекрасная, будет создано тело, достойное принять твоё пламя…

Ближе к вечеру Трандуил, который, я так поняла, мог теперь беспрепятственно входить ко мне, принёс питье, составленное эру Ардариэлем. Пока я пила, он завёл вкрадчивый разговор, из которого выходило, что ждать четыреста лет владыке скушно, и что нужно только моё согласие: он тут же вызовет Ганконера. В случае победы разнести войска Мордора не составит большого труда: грозовая завеса, сдерживаемая только силой Тёмного, двинется вперёд и испепелит всё — за исключением своих, которых Трандуил сможет защитить. Владыка клялся, что дитя, которое я ношу, благополучно родится и в Эрин Ласгалене будет усыновлено по всем законам. Что дракончик станет принцем и наследником, следующим за Леголасом. И что мстить он не будет — его воспитают эльфом, а у них не принято мстить за смерть в честном поединке; поединок же будет честнее некуда.

— Не бойся: дети очень ценятся. Во время войн они всегда усыновляются и воспитываются победителями, как свои. Даже упыря-полукровку, как видишь, приняли и воспитали, а тут ТВОЙ сын. Сын богини. С ним всё будет хорошо в любом случае. Согласись, и вернёшься из варварского Мордора в светлый Эрин Ласгален. Я знаю, ты скучаешь. Я тоже, — владыка сглотнул.

Было видно, что ему очень хочется уговорить.

Я вздохнула:

— Да, я скучаю. Но это предложение неприемлемо, владыка.

Он только вздохнул:

— Что ж, значит, мне придётся подождать четыреста лет. Не будь жестокой, не покидай этот мир.

И буднично добавил:

— Раздевайся, полечу.

Я настолько таяла от его магического тепла, что, окончательно разомлев, сонно вцепилась, желая, чтобы он лёг рядом и согрел телом, но услышала насмешливое:

— Valie, если Великий Дракон застанет нас в одной постели, он не станет ждать четыреста лет, а вызовет меня сразу. Наши разногласия разрешатся тут же, на месте. Не то чтобы я был против; я очень за, но тебе эта прекрасная идея почему-то не нравится, так что разожми лапки. Я позову элу Ганконера, пусть тебя греет он. И не жалей ни о чём: за четыреста лет ты сможешь насладиться счастьем материнства, и дитя твоё наследует империю… Если бы не я, этого могло бы и не быть.

В полусне разочарованно отпустила его и услышала шорох одежды удаляющегося владыки, а потом почувствовала теплоту объятий Ганконера. Засыпая, думала, что вот как всё хорошо сложилось… но что настанет время, и в день совершеннолетия моего сына из Лихолесья явится адская феечка-крёстная и попробует убить его отца.