Лика
‒ Ванная там. Здесь все зеркально, так что не заблудишься, ‒ бросил Дамион и стал стягивать с себя рубашку. Передо мной возник обнаженный торс мужчины ‒ идеальный образец мужской красоты. Широкие плечи, узкая талия, рельефный пресс ‒ все это как будто бы принадлежало античной статуе.
Капля воды скатилась с его груди, оставив мокрую дорожку, которую легко можно было бы перехватить губами прямо возле пупка. Я старалась, но не могла оторвать глаз от этой картины. Его тело было как произведение искусства, но эта красота была одновременно опасной и притягательной.
Красив. Чертовски красив.
Но мое оцепенение длилось недолго. В следующее мгновение разум возобладал над чувствами. Я пришла в себя и ощутила, как гнев захлестывает меня.
‒ И это все, что ты хочешь сказать? ‒ возмутилась я. ‒ Это ведь твои покои?
‒ Мои, ‒ легко согласился советник, поднимая на меня потемневшие глаза.
Его взгляд был полон обещания и опасности, и я почувствовала, как мое тело реагирует. Несмотря на гнев, я не могла отрицать искр, витавших между нами. И притяжение... Оно было сильным и непреодолимым, как течение бурной реки.
‒ А за стеной... ‒ я не договорила, чувствуя, как пересохли губы.
‒ Твои, ‒ хрипло ответил Дамион и зачем-то сделал шаг ко мне.
‒ Но разве это не противоречит твоим словам? Я же невеста принца...
Мужчина сощурил глаза, и я заметила, как он сжал кулаки, словно боролся с самим собой.
‒ Была бы моя воля...
Дамион не договорил. Он просто стоял и смотрел на меня так, что ноги начинали дрожать. Столько было в этом скрытой страсти. И желания.
Я вновь скользнула глазами по влажной мужской груди. И ниже. К брюкам.
‒ Ох... ‒ полустон сорвался с моих губ, и я непроизвольно облизнулась.
Реакция советника на меня была очевидной. Да он и не пытался ее скрывать. Только вот и делать он тоже ничего не собирался.
Бес!
‒ Зачем ты поселил меня рядом с собой?
Эти кошки-мышки мне чертовски надоели. Дамион хотел меня, а я... Я отчаянно хотела его. Но раз за разом он отталкивал меня.
‒ Для твоей безопасности.
Ну конечно! Что же он еще мог сказать?
‒ И только?
Теперь уже я двинулась в его сторону. Встала прямо возле него и задрала голову, внимательно вглядываясь в красивое лицо. Дамион молчал, лишь желваки играли на скулах.
Кремень. И тогда я пошла на провокацию. Провела пальцами по его животу, с упоением отмечая, как советник рвано выдохнул и закрыл глаза.
‒ Лика...
‒ Только для защиты? ‒ я подошла еще ближе, почти вплотную ощущая мужской аромат, от которого внизу живота затягивался пульсирующий узел. ‒ Никаких причин больше нет?
Взгляд советника был прикован к моим губам. Он облизнулся, словно ему было трудно сдержаться.
Ну же!
‒ А может, есть еще одна причина? ‒ шепнула я, выдерживая паузу. Еще никогда я не вела себя так из-за мужчины. Но я никогда и не влюблялась так, как сейчас.
Черт! И когда это случилось?
Напряжение в комнате стало почти невыносимым. Тогда я взяла мужскую ладонь и приложила к своей щеке.
‒ Почему ты врешь? ‒ спросила шепотом. ‒ Почему обманываешь самого себя.
‒ Потому что... Я не в праве... ‒ прорычал он и, одернув руку, сделал шаг назад.
‒ Потому что я невеста принца? ‒ спросила с сарказмом, чувствуя, как боль и обида разливается в груди.
Я только что почти вручила себя ему, а он...
‒ Это дело чести, Анжелика. Тебе не понять.
Эти слова были подобны пощечине. Глаза опалило, но я всеми силами сдерживала слезы, не позволяя им пролиться.
‒ Не правда, ‒ возразила с горечью в голосе. ‒ Тут уже дело не чести, а выбора, Дамион. Значит ли это, что если наследник выберет меня своей женой, то ты просто примешь это как факт?
Впервые я видела, как Дамион побледнел. Но между тем он медлил с ответом, и я не стала его дожидаться.
‒ Ясно...
Мотнув головой, я до боли закусила нижнюю губу и по кругу обошла советника, направляясь к ванной комнате. Мне срочно нужно было сбежать.
‒ Лика, ‒ Дамион окликнул меня, но я не остановилась. Влетела в уборную и, закрыв двери, спиной сползла по ним на пол, позволяя себе, наконец, заплакать.
Беззвучно, но в то же время не менее душераздирающе.
В отдалении послышался громкий хлопок. Дамион ушел. И тогда я взвыла в голос со всем отчаянием, на которое была способна.