Проклятие Бессмертных: Король в Белом (книга 4)

Глава 17

Каел

Снег тяжело хрустел под моими сапогами. Илена шла за мной след в след по тропе, которую я прокладывал в пушистой целине. Снега намело немало за эти дни — ей почти до колен. Идти ей было тяжело.

Я обожал холод и снег, хотя мой дом носил имя Огня. Моей стихией были огненные битвы, но душа тянулась к морозу.

Илена шла позади, кутаясь в меховую накидку. Капюшон натянут поглубже. Я прокладывал широкую удобную тропу, и ей оставалось лишь ступать в мои следы. Я вышел в этот леденящий вечер не по собственной прихоти — меня попросили.

Но я не стал бы жаловаться, даже если бы жаловалась она. А ночь и впрямь была прекрасной. Снегопад только что закончился. Моё дыхание превращалось в облака пара на колючем морозе. Я, казалось, радовался этому. Морозу и снегу было самое место в этом мире. Их отсутствовало слишком долго.

Моя любовь к простой правде рождала особенную признательность к суровым условиям стужи. Всё просто и прямо. Или ты ешь, или голодаешь. Живёшь или умираешь. Охотник или добыча. Сражение было таким же — либо побеждаешь, либо нет.

Возможно, именно эта любовь к простоте заставляла меня не выносить Самира. Чернокнижник олицетворял всё противоположное. Тот вечно играл с окружающими, скручивая их по своей прихоти. Манипулировал, чтобы те служили его замыслам. Не заботился о тех, кого превращал в невольные пешки.

Но когда я увидел, что чернокнижник встал на защиту Нины, я увидел в нём другого человека. Это был не эгоист, а существо, охваченное праведным гневом. Просто мужчина, который хочет защитить то, что ему дорого.

Теперь, оглядываясь назад, мне было ясно — я был слепцом. Не разглядел очевидного. Самир опекал девушку, когда та была смертной, не ради её секретов. Просто она сумела высечь искру из догорающей свечи его души.

Неудивительно, что чернокнижник пришёл в такую ярость, когда я убил её.

Я невольно покачал головой. Я считал себя везунчиком — до сих пор сохранил глаза. Чернокнижник, в конце концов, не славился своим милосердием.

«И всё же я вижу, что ты и сам нашёл в себе то, чего, казалось, и в помине не было, мой повелитель, — прозвучал в моём сознании голос Илены. — Позволить им быть вместе».

«Я знаю, что такое любить. И знаю, что значит потерять эту любовь. Я клялся никогда не опускаться до его уровня. Я… лелею надежду за них. Возможно, этот мир наконец узнает покой, если этот негодяй будет счастлив».

Именно поэтому я в конце концов и вышел в этот леденящий ночной холод.

Тишина, что пришла на смену недавней зимней буре, помогала мне думать. Щебетавшие птицы и суетливые твари, вернувшиеся в мои леса, притихли под тяжестью снежных шапок. Ветви деревьев склонились низко. Белая пелена переливалась призрачным сиянием всех цветов радуги в свете луны. Крошечные льдинки в снегу сверкали, словно звёзды на небосводе.

Было красиво. Но мои мысли оставались мрачными.

Меня терзали мысли о том, что же будет дальше. Хотя я и надеялся на мир, но понимал — едва ли он настанет. Наш мир редко знал покой. Пусть теперь он спасён от пустоты, и я сплю спокойнее, зная, что звёзды вновь горят над головой. Но я не доверял Самиру. И никогда не буду доверять. Я был уверен — нас всего лишь вырвали из одной пасти смерти, чтобы швырнуть в другую.

Я мог лишь надеяться, что Нина сыграла свою роль. Что теперь она избавлена от будущих мук. Я понимал — мои надежды, скорее всего, тщетны. Я не желал девушке новых страданий. Она и так перенесла достаточно.

К моему собственному изумлению, я начинал проникаться симпатией к этой белокурой валькирии. У неё был живой ум и чуткое сердце. Похоже, она не испытывала никаких проблем с тем, чтобы поставить чернокнижника на место, когда это требовалось. Девушка простила меня за своё убийство, совершённое моей рукой. Сделала это почти без колебаний. От меня в ней остался лишь настороженный страх, в котором я не мог её винить.

Но она была ребёнком, по сравнению со всеми нами. Наивной и юной, брошенной на сцену, где играли актёры, знавшие свои роли вот уже более пяти тысяч лет. Для нас она была младенцем. Не ведала о тысячах злодеяний, что Самир совершил за свою жизнь. Не знала истории крови и лжи, что он растоптал в грязи за собой — совсем как мои следы на нетронутом снегу.

Я молился, чтобы уроки, которые ей предстояло усвоить, были как можно более милосердными.

— Владыка.

Я зашёл так глубоко в лесные владения своего дома потому, что меня попросили об этом. Ибо был тут один король, который редко удостаивал чести появляться под крышей. Моя крепость не была исключением.

— Владыка Каел приветствует тебя, Малахар, — я обернулся и увидел, как из-под тёмного свода деревьев выходит оборотень. Несмотря на свои огромные размеры, тот не проваливался в снег. Существо словно парило над ним, будто невесомое. Король Лун скользил бесшумно, словно призрак во тьме. Ни одна добыча не услышала бы приближения короля-оборотня — даже я.

Малахар откинул голову и склонил её набок, разглядывая меня одним тлеющим зелёным огоньком, что светился в пустой глазнице его черепа. Его голос, как всегда, был хриплым шипением.

— Прошу простить, что не смог приветствовать тебя должным образом ранее, старый друг. И тебя, маленькая эмпатка. Как твоё здоровье?

— Всё хорошо, благодарю, — с теплотой ответила Илена. С ней редко кто заговаривал напрямую. Малахар был редким исключением. Он очень её любил и во время сражений часто защищал её, невзирая на риск для себя.

— Хорошо. Я рад этому. Я согрет мыслью, что в моё отсутствие большинство пребывает в здравии. Мы потеряли удивительно немногих с тех пор, как я уснул, и обрели несколько могущественных новых душ. Хотя, для меня стало полной неожиданностью, что Элисара и Жрец заключили брак. — Малахар фыркнул, издав нечто вроде короткого смешка, и покачал собачьим черепом. — Я нахожу всю эту церемонию и титулы бессмысленными. Но она любит его. Они — подходящая пара.

Я усмехнулся и пожал плечами.

— Владыка Каел говорит, что Жреца было не переубедить. Он упрям в своём рыцарстве.

— Надо быть упрямым, чтобы выносить Элисару, — Малахар уселся на задние лапы. — Теперь, с возвращением Золтана, по крайней мере, Томин больше не регент. Возможно, ангел наконец позволит мне сожрать этот комок жира. Хотя, возможно, он вызовет у меня изжогу. — Малахар резко рассмеялся, его челюсть распахнулась, и из-за зубов вырвался клуб пара. — Подумать только, вы все пережили правление Томина в качестве Белого регента. Какое же это было несчастное время для вас всех.

— Было большим испытанием удержаться и не утопить этого человека.

— Я также вижу, что Виктория больше не Регент Слов. Кто этот человек по имени Торнеус?

— Он — достойный регент, не беспокойся. Виктория была готова оставить свой пост и удалиться на покой. Торнеус — муж чести, хоть и столь же замкнутый, и холодный, как и прочие его сородичи. Он напоминает Владыке Каелу Келдрика. Они поладят.

Малахар фыркнул и уставился куда-то вдаль, в холодную ночь.

— Так многое изменилось, и всё же так многое осталось прежним, старый друг. Я надеялся, что мир будет иным, если мне суждено пробудиться ото сна.

Я услышал печаль в голосе волка. С момента потери Влада прошло полторы тысячи лет, но я знал — эта рана в нём всё ещё кровоточит, словно её нанесли лишь вчера. И, увидев новую Сновидицу и то, что она связана с чернокнижником… я мог глубоко посочувствовать его ярости. Как никак Влад был кровным братом Малахара, когда они её были людьми.

— Я пришёл извиниться перед тобой за свои действия, — Малахар фыркнул и отряхнул снег с плеч. — Вовлекать тебя в мою распрю со сновидицей было ошибкой. Но я потрясён, обнаружив, что ты встал на её защиту.

— Владыка Каел разделял твои подозрения. Более того, он отнял у девушки жизнь из-за них. Это Древние позаботились о её возвышении, а не Самир. Владыка Каел умоляет тебя выслушать его: Нина не представляет угрозы. Её выбор спутника сомнителен… — Илена сделала паузу, когда Малахар язвительно рассмеялся. — Но душа у неё прекрасная. Сильная. Убийство её обречёт этот мир на возвращение в пустоту.

— Я это знаю, — рявкнул Малахар, буквально и фигурально, на меня. — Я не ребёнок. Я был в ярости. Завидовал, что вознеслась она, а не Влад. Я был ослеплён гневом. Я не хотел убивать девушку. Я хотел причинить ей боль. Заставить чернокнижника смотреть. Я бы и сейчас… — Волк оборвал речь низким рыком.

— Что, Владыка Малахар? — допытывалась Илена.

— Элисара. Она ужасно разгневана моими действиями. Я только-только залечил дыры, что её когти оставили во мне. Я нанёс ей глубокие раны своим отсутствием, а теперь усугубил их, напав на ту, кого она называет подругой.

Я склонил голову набок.

— Владыка Каел удивлён, слыша это. Элисара была твоим верным защитником всё время твоего сна.

— Она защищает своего вожака от всех врагов. Но когда речь заходит о нас двоих, она кусает меня за пятки и говорит, что я бросил её. Что я не могу судить Нину за то, что произошло, ибо не был здесь и не видел всё своими глазами. — Шерсть на его загривке встала дыбом при воспоминании о схватке с оборотнем-тигром. Элисара была вторым номером в стае Малахара — едва ли. Часто стычки между ней и её вожаком были в одном шаге от того, чтобы закончиться в её пользу.

Я усмехнулся. Я мог себе представить, что «покусывание за пятки» было куда более драматичным и жестоким, чем то, как король-оборотень это преуменьшил.

— Ни один регент не любит своего короля так, как Элисара предана тебе, старый друг. Она простит тебя. Прошло всего несколько дней. Дай ей время. И… прекращение твоих угроз в адрес Нины сильно поможет залечить нанесённый урон.

Малахар рассмеялся, его смех был сухим и шипящим. Он кивнул.

— Возможно. Ты знаешь меня. Эмоции правят мной. Так было всегда.

Именно поэтому я и звал волка своим другом. Малахар был первобытным, честным, открытым. Он был так же скор на гнев, как и на извинения, когда бывал неправ. Он не ведал стыда.

— Владыка Каел скучал по тебе, пёс.

— И я по тебе. Даже если твоя голова набита камнями из-за того, что ты позволил Самиру вертеть новой королевой, как ему вздумается. Твоя маленькая эмпатка дрожит. Заведи её внутрь, пока бедняжка не замёрзла насмерть. — Малахар развернулся, чтобы уйти обратно в лес. — Спокойной ночи.

— И тебе, Владыка Малахар, — проводила его Илена.

— Наступают интересные времена. — Последние слова волка едва долетели до меня, когда тёмное создание растворилось во мраке меж деревьев.

Да. Интересные времена, что и говорить.