Нина
Я смотрела, как Владыка Каел и Илена исчезли в вихре пламени. Самир повернулся ко мне. В ответ я впилась в него взглядом, полным ненависти. Всем существом я желала, чтобы он просто ушёл. Я всё ещё не была готова говорить с ним. Не после того, что он сделал с Гришей.
Мой взгляд был полон такой ярости, что Самир даже вздрогнул, встретившись со мной глазами. Казалось, в моих глазах затаились настоящие лезвия. Он отступил на шаг назад. Сложил руки в латных перчатках. Склонился в глубоком поклоне.
— Завтра, моя драгоценная, ты сможешь вырезать тот самый кусок сердца, которого так жаждешь.
И с этими словами Самир исчез в клубах чёрного дыма.
Я тяжело вздохнула. Подошла к краю зеркального пруда и прислонилась к прохладному камню. Мне нужна была опора покрепче, чем хвост Горыныча. Я прикрыла глаза ладонью. Хотелось кричать. Или плакать. А может, и то, и другое сразу.
Я была совершенно измотана. Выбита из сил. Только что я пережила изнурительный бой с Владыкой Каелом. Он избил меня до полусмерти. А потом я стала свидетельницей того, как спор о моей судьбе разгорелся между двумя, а затем и тремя сторонами. Всё становилось только сложнее. Только запутаннее.
А теперь выяснилось, что суд над Самиром назначен уже на завтра. Не то чтобы это стало неожиданностью. Всё, что происходило со мной с момента моего прибытия, было одной сплошной грудой неожиданного дерьма. Причём совершенно нежеланного. Но одно оставалось неизменным — всё происходило слишком быстро. К чёрту всё в моей нынешней жизни. Абсолютно всё.
— Я вижу, сама мысль о предстоящем суде причиняет вам великое страдание.
Голос прервал мои мысли. Я вздрогнула.
— Позвольте предположить, если я не переступаю границы дозволенного. Дело не только в вашей привязанности к обвиняемому, верно? Кто был тот, кого он убил?
Ах, да. Золтан всё ещё был здесь. Я подняла взгляд на ангела. Он стоял на почтительном расстоянии. Всё ещё опасался Горыныча. Наблюдал за мной, заложив руки за спину. Эта поза подчёркивала его стройную фигуру. Он был мускулист, но при этом худощав. Как футболист — ни грамма лишнего жира.
Его красота по-прежнему казалась нереальной. Отчего в нём сквозила какая-то потусторонняя, тревожная черта. Теперь я понимала, почему люди столетиями падали ниц перед такими, как он.
— Оборотень, которого он убил, был моим лучшим другом.
Золтан тихо выдохнул. Склонил голову.
— Сударыня… мне искренне жаль. Что же побудило его совершить этот поступок? Ревность?
Я фыркнула с недоверчивой усмешкой. Самир? Ревновать к Грише?
— Нет. Хотя, будь это так, я уверена — он бы на это решился.
У меня не было ни тени сомнения в этом. Самир убил бы любого, кто слишком приблизится ко мне. Я не питала никаких иллюзий насчёт его натуры. Связь с таким человеком была обоюдоострым мечом.
— Что же тогда?
— Пророчество. То, которое ему дала Лириена. Она сказала, что некий король восстанет, чтобы уничтожить меня. И что друг станет моей погибелью. Самир убил Гришу, чтобы предотвратить это. Он сделал это, пытаясь не допустить... Не дать Владыке Каелу или кому-либо другому использовать Гришу против меня.
— Он сделал это, чтобы защитить вас.
Золтан задумчиво посмотрел в сторону.
— Какая горькая трагедия. Совершенно очевидно, что он любит вас. И по той боли, что я вижу в вас, всё более явственно проступает истина. И это чувство взаимно. Не будь этого, вы бы не обременяли себя той мукой, что читается в ваших глазах. Вы бы просто возненавидели его.
— Пожалуйста. — Моё сердце ёкнуло. — Вы не должны никому говорить о своём выводе.
— Боюсь, эта тайна недолго будет оставаться тайной. Но я сохраню её.
— Что вы имеете в виду?
— Это написано у вас на лице.
— Владыка Каел этого не видит.
— Владыка Каел попросту ослеплён собственной ненавистью. Когда он успокоится и найдёт время по-настоящему на вас посмотреть, он всё поймёт.
Золтан тихо рассмеялся.
— Это ещё одна причина, по которой мы скрываем свои лица. Возможно, и вам стоит последовать нашему примеру.
— Эти маски глупы. А моя была ещё и уродлива.
— Тогда создайте свою.
Я и не знала, что могу. Я удивлённо моргнула. Покачала головой.
— Нет. Они всё равно остаются глупыми.
— Как пожелаете. Должен признаться, так приятно вновь видеть выражение лица собрата по королевской крови. Видеть ваши глаза и понимать, что вы чувствуете. Вы не слишком скупы на эмоции. Очень скоро весь мир узнает, что вы любите чернокнижника.
Я содрогнулась.
— Я сама не знаю, люблю ли.
— Тогда позвольте мне развеять ваши сомнения. Это написано на вас ярче, чем чернила ваших новых знаков.
Я закрыла глаза. Опустила голову. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Не от Золтана как такового — а от всего этого. От всей этой ситуации.
— Я не знаю, как мне простить его.
— Гнев и любовь — не одно и то же. Они могут сосуществовать в сердце одновременно.
Золтан издал короткий понимающий звук. С лёгкой усмешкой покачал головой.
— А теперь я должен попросить у вас прощения. За тысячи лет я так привык наставлять. Порой забываю, что мои советы не всегда желанны. Как, впрочем, и моё присутствие здесь, в вашем доме. Я всё же незваный гость. Я позволил любопытству завлечь себя сюда. Но это не оправдание.
Я улыбнулась.
— Теперь я понимаю, откуда у Сайласа такие манеры.
— А, вы знакомы с моим регентом?
В голосе Золтана послышалась заинтересованность.
— Боюсь, я ещё не успел навестить его дома. Я был слишком увлечён поисками того — или той, — кто спас наш мир.
— Он больше не ваш регент. Но да, я его знаю.
Странное чувство — вдруг оказаться тем, кто делится информацией, а не только получает её.
— Он женился на Элисаре и снял маску.
Золтан прикрыл рукой свою маску. Простонал.
— Ну, конечно же. Что ж, он немедленно вернёт свой прежний статус.
— Я думала, старейшины не могут вступать в брак?
— Буква закона гласит, что главы домов не могут быть связаны узами брака. Теперь, когда я вернулся, он более не является главой дома. Следовательно, он может вернуть своё законное место моего Верховного Жреца.
Впервые в его голосе прозвучали нотки человека, привыкшего вершить закон.
— А кто правил вместо него? Вы знаете?
— Томин.
Золтан разразился коротким и громким смехом.
— О, как же, должно быть, страдал наш мир!
Я не могла сдержать улыбку перед его несколько театральным чувством юмора. Он вёл себя так, словно находился на сцене. Его жесты были соответствующими. Полагаю, он привык быть в центре внимания.
Но всё же он был жутковат. Сияющий и прекрасный. Он вызывал у меня чувство настороженности. И лишь сейчас до меня дошло, что именно всё это время заставляло меня ёжиться в его присутствии.
Его тень. Она всё так же была неправильной. Она всегда была чуть смещена относительно его движений. Будто это были два человека, пытающихся действовать синхронно. Но постоянно промахивающихся на долю секунды.
— Золтан? Что не так с вашей тенью? И что это за способность — разделяться, как вы сделали прежде?
Он сделал шаг в сторону. В этом движении часть его существа будто отделилась от него. Ещё один двойник возник неподалёку. Словно преломлённый луч света. На этот раз у ангела были синие крылья. И когда он отделился от целого, синие оттенки исчезли из крыльев самого Золтана.
Когда он заговорил, они говорили одновременно. Чуть-чуть вразнобой. Это было похоже на взгляд в бесконечное зеркало. Двое мужчин не были копиями. Они были отражениями.
— Я — множество, хотя и остаюсь единым. Тысячи умов живут внутри моего сознания.
И с этими словами отражение шагнуло назад. Слилось с основным телом. Исчезло.
Вот почему он, похоже, единственный, кто способен терпеть Самира. Они оба не в себе.
— Так, значит, ваше имя — Легион? «Легион имя мне, ибо нас много».
— Именно так!
Золтан, казалось, был невероятно доволен. И впечатлён тем, что я знаю это имя.
— Вы знакомы с мифами?
В его голосе слышались одновременно и надежда, и лесть. Это было странно трогательно.
— Знакома.
Я улыбнулась его внезапной оживлённости. Пусть и из фильмов ужасов, но мне было достаточно известно об ангелах и демонах, чтобы понимать отсылки.
— Прошу прощения, если я напугал вас ранее. Просто иногда гораздо проще показать свою природу, чем описать её словами.
— Всё в порядке. Я просто не была к этому готова. Потихоньку я начинаю привыкать ко всей вашей местной мелодраматичности.
— Если вы смогли привыкнуть к чернокнижнику, поверьте — все остальные покажутся вам пресными и скучными.
Золтан отступил на шаг.
— Мне следует оставить вас. Вы нуждаетесь в отдыхе. Завтрашний день будет для вас нелёгким. Я уже достаточно вас обеспокоил. Но когда суд завершится, не согласитесь ли вы навестить меня в соборе? Мне бы хотелось узнать вас получше, сестра.
Бьюсь об заклад, он имеет в виду библейский смысл. Трам-пам-пам.
Горыныч удержал этот комментарий при себе. За что я была ему благодарна. По крайней мере, мне не пришлось ругать его вслух за дурацкие намёки.
— Я с удовольствием. Спасибо вам, Золтан.
Ууууух…
Заткнись, Горыныч.
— В таком случае, желаю вам спокойного сна.
Он склонился в поклоне.
— И увидимся завтра.
— И вам…
Золтан исчез во вспышке света. Я зажмурилась и прикрыла лицо руками.
— …того же.
Чёрт побери. Мне действительно нужен был сон. И выпить. Возможно, не в таком порядке.
Я направилась обратно к своему дому. По пути Горыныч уменьшился и устроился кольцом на моём плече. Наконец-то оставил свою оборонительную позу, раз все остальные разошлись.
Хочешь приударить за этим ангельским прелестником?
— Нет, Горыныч. Не хочу.
— Конечно, хочешь. Кто бы отказался? Уверен, это просто… божественно.
Я простонала от его ужасного каламбура. Шлёпнула его по голове ладонью.
— Ай! Тогда как насчёт «неземно»?
Я шлёпнула его снова.
— Прекрати! Я смешной, и ты это знаешь.
— Ты это заслужил.
— Нет, не заслужил! Я всё ещё считаю, что это было смешно.
Добравшись до спальни, я согнала со своей подушки странную маленькую ящерицу. Она тут же юркнула под кровать. Теперь тут повсюду были какие-то зверюшки. Полагаю, в этом был свой смысл. Всё-таки мы живём в джунглях.
Я поняла, что слишком устала, чтобы идти за выпивкой. Плюхнулась на груду подушек, заменявших мне матрас. Услышала подозрительный шорох. Взглянула наверх и увидела на одной из подушек смятый клочок бумаги.
Рядом с ним лежала роза. Но эта роза была необычной. Она была сделана из стекла. Из чёрного стекла.
Я подняла её. Мне мгновенно стало ясно, кто её оставил. Это не было тонким намёком. И смысл того, почему эта роза не настоящая, тоже не ускользнул от меня.
Обычная роза завянет и умрёт. Эта же будет хранить свою хрупкую красоту вечно. На тот случай, если я больше никогда не позволю ему дарить мне цветы. На тот случай, если его самого не станет. И дарить будет уже некому.
Я вдруг осознала, что даже не знаю, каковы возможные итоги завтрашнего суда. Смерть? Тюрьма? Пытки? На какие ещё ужасные вещи способно Нижнемирье?
Роза была прекрасна. Подлинное произведение искусства. У меня не поднялась рука швырнуть её о стену и разбить. Вместо этого я протянула руку. Призвала на ладонь небольшой каменный сосуд. Подобные фокусы до сих пор заставляли меня глупо хихикать. Интересно, когда же это перестанет быть до безумия забавным?
Я поставила сосуд на прикроватный столик. Поместила в него розу.
— Ты всё ещё любишь его.
— Люблю.
Я даже не стала спорить с Горынычем. Я знала правду. Но один вопрос продолжал жечь меня изнутри. Пока я валилась на постель и смотрела на записку, оставленную Самиром.
Смогу ли я его простить?
Наконец я развернула записку. Она была недлинной. Это не было ни извинением, ни пространным объяснением. Всего одно предложение. Оно ранило моё сердце больнее, чем любое многословное послание.
Я сунула записку под ближайшую подушку. Перевернулась на живот. В отчаянной надежде, что сон придёт и унесёт прочь весь тот хаос, что бушевал у меня внутри.
«Поступай, как должна. Самир.»