Корона для миледи

Глава 8

Апрель 1002 г. Кентербери, графство Кент

Путь из Фекана в Кентербери занял пять дней, каждый из которых выдался холодным, сырым и изматывающим. Качка и постоянная вонь рыбьего жира, которым моряки пропитывали свою одежду и снасти, чтобы они не промокали, вызывали у Эммы и ее сопровождающих тошноту. Стало намного легче, когда они наконец миновали открытое море и вошли в спокойные воды реки Стауэр. Эмма стояла у выхода из укрытия, обустроенного посреди палубы, глядя на огороженные плетнями и деревянными заборами загоны, из которых состояли окраины Кентербери. Вокруг расстилалась бесприютная, раскисшая из-за непрекращающегося дождя плоская местность. Вдали шпили собора пронзали беспросветно-серые тучи, низко нависавшие над городом. Рядом, кутаясь в складки шерстяного плаща, стояла леди Уаймарк, и, когда на них налетел очередной шквал дождя, она натянула на голову Эмме ее отороченный мехом капюшон, не давая намокнуть волосам.

— Как вы полагаете, — пробормотала она с таким же мрачным и тяжелым сердцем, как и тучи над их головами, — в этих унылых краях когда-нибудь светит солнце?

— Несомненно, миледи, — оживленно ответила Уаймарк. — Не может быть, чтобы тут всегда было так сыро, иначе у англичан выросли бы перья и перепонки на пальцах ног.

Она положила ладонь Эмме на руку.

— Прошу вас, не отчаивайтесь. Тем более теперь, когда самая тяжелая часть пути позади.

Эмма не могла не улыбнуться, глядя в круглые карие глаза, смотревшие на нее с сочувствием, гордостью и волнением. Уаймарк была из тех людей, которые всегда видят солнце, сокрытое за тучами. Безудержная энергия ее натуры, не находившая одобрения у герцогини Джудит, у Эммы, наоборот, вызывала симпатию. Обе они были почти одного возраста, и в течение последних недель перед отъездом, проведенных в лихорадочных сборах, только леди Уаймарк, предвкушавшая предстоящее приключение, поддерживала Эмму, не давая ей впасть в отчаяние.

— Я с радостью покину этот корабль, — сказала Эмма, — но, боюсь, худшее еще впереди.

Она с ужасом ожидала своей первой встречи с королем, и ей хотелось поскорее ее пережить. Однако даже и это, напоминала она себе, будет не самым страшным из того, что ей предстоит в ближайшем будущем. Но пока она старалась не думать о своей первой брачной ночи.

— Когда мы сойдем на берег, не отходите от меня даже на мгновение, — распорядилась она.

Впереди они увидели мост, перекинутый через реку, подводящий к широким, увенчанным башней каменным воротам, с которых свисали неподвижные мокрые знамена. Эмма рассмотрела столпившихся у подножия башни и на ее парапетах людей, воодушевленно размахивавших шапками и платками, невзирая на дождь. Доносящиеся до них над речной гладью голоса сливались в общий радостно-приветственный гул. Вооруженные стражники, облаченные в кольчуги и алые плащи, стояли вдоль прохода от берега реки к городским стенам, сомкнув свои черные щиты, не позволяя прорваться в проход толпе. У самой воды, не обращая внимания на непрекращающийся ливень, четыре одетых в черное священнослужителя держали алый полог над архиепископом в алом облачении. Группа вельмож в ярких нарядах, о чьем высоком положении говорили их отороченные мехами мантии и головные уборы, расположилась позади церковника, глядя на приближающийся корабль.

— Кто из них король? — спросила Уаймарк.

Эмма вновь обвела встречающих внимательным взглядом, но никто из них не соответствовал описанию Этельреда, данному ей Эльфриком: высокий, хорошо сложенный мужчина с длинными золотистыми волосами и аккуратной бородой.

К уже охватившему ее волнению добавился пробежавший по спине холодок скверного предчувствия. Возможно ли, что он не приехал встретить ее? Она вспомнила, как Ричард, ее брат, совершил пятидневное путешествие в Байё, чтобы обвенчаться там с Джудит и привезти ее в Руан, и как граф Тюрен провел в дороге почти месяц, чтобы просить руки ее сестры Беатрис. А Этельред прислал в Нормандию делегацию, вместо того чтобы приехать свататься лично. Неужто он даже не потрудился встретить ее у городских ворот?

— Не думаю, что он здесь, — пробормотала она Уаймарк.

— Видимо, он ожидает вас во дворце, чтобы там встретить с великими почестями, — предположила Уаймарк. — Или в церкви. Возможно, он полагает, что вы не желаете встречи с ним до тех пор, пока не отдохнете с дороги.

«Или, возможно, — подумала Эмма, — он просто не горит желанием встречать свою невесту». Но, какова бы ни была причина, его невнимание ее оскорбляло, и обеспокоенность нарастала.

Судно пристало к причалу, и Эмма узнала элдормена Эльфрика, который стоял впереди прочих аристократов, ожидая возможности поприветствовать ее. Он уехал из Нормандии за несколько дней до нее, и теперь доброжелательная улыбка, играющая на его худощавом пожилом лице, немного ее подбодрила. Он помог ей сойти на берег и укрыться под пологом, затем склонился и поцеловал обе ее руки.

— Король передает вам свои приветствия, миледи. Ваш жених хотел бы встретить вас лично, но неотложные дела государственной важности лишили его такой возможности. Мне поручено встретить вас и сопроводить к вашему жилищу на территории аббатства.

Как только он замолчал, архиепископ поднял ладони, произнося благословение, и слова латыни зазвучали над притихшей толпой. После этого Эмму представили каждому вельможе по очереди, и каждому она отвечала добрым словом и улыбкой, несмотря на сжимавшую ее сердце тревогу. Ожидание встречи с королем заставляло ее нервничать. То, что он не приехал поприветствовать ее, какие бы для этого ни были причины, усугубляло ее беспокойство.

— Благодарю вас, господа, — сказала она настолько твердым голосом, насколько это было в ее силах, тщательно выговаривая труднопроизносимые английские слова. — И благодарю народ Англии за радушный прием. Благослови нас всех Господь.

Толпа загудела, и довольная тем, что угодила ей, Эмма обернулась к Эльфрику:

— Прошу вас, милорд, сказать мне, когда я могу надеяться на встречу с королем.

Архиепископ, человек преклонных лет с кислым выражением лица, подняв бровь, неодобрительно поджал губы.

— Будет хорошо, если вы обуздаете свое нетерпение, миледи, — заметил он строго. — Довольствуйтесь тем, что король уделит вам внимание, когда ему это будет угодно.

Уязвленная его укором, Эмма прикусила губу, чтобы не сказать чего-нибудь такого, о чем она могла бы потом пожалеть. Вот уже один человек ее не одобряет. Это потому, что она молодая женщина, гадала она, или потому, что она нормандка?

Эльфрик поспешил вмешаться, чтобы сгладить неловкость.

— В воскресенье, — сказал он, — король встретит вас у входа в церковь, где будут произнесены супружеские клятвы. Сразу же после этого он сопроводит вас в кафедральный собор для церемонии коронации.

Только в воскресенье! Это через пять дней. Что же за человек этот Этельред, если даже не желает встретиться со своей невестой наедине хотя бы для нескольких минут беседы, прежде чем на ней жениться? Может быть, в Англии так принято? Панический страх, который она старательно сдерживала последние полтора месяца, снова стал ею овладевать.

— Я хотела бы повидаться с королем завтра, — настояла она, улыбаясь, хотя и через силу. — Несомненно, он уделит мне немного своего драгоценного времени.

— Я прошу прощения, миледи, — учтиво возразил Эльфрик, — но это невозможно, так как король еще не вернулся в Кентербери. Он прислал весть, что раньше воскресенья его здесь не будет.

Она почувствовала, как оба аристократа вперили в нее оценивающие взгляды, с любопытством ожидая, как она воспримет эту обескураживающую новость. Она более не сказала ничего, лишь кивнула, принимая объяснение Эльфрика и изо всех сил стараясь не показать своего огорчения пренебрежительным отношением короля, а также своих страхов перед его возможным значением. Ее одолевали сомнения в собственном успехе. Она поймала себя на том, что судорожно сжимает руки, и, глубоко вдохнув, попыталась успокоиться, следуя за направившимся к городским воротам архиепископом. Ей бы хотелось обернуться в поисках Уаймарк, но она знала, что должна держать спину ровно и смотреть вперед.

Эльфрик подвел ее к богато убранному мехами паланкину под шелковым балдахином. Низко поклонившись, он помог ей забраться внутрь, а затем восемь аристократов понесли ее на плечах по улицам Кентербери. Эмма заставила себя улыбаться, махать рукой толпам людей, скопившихся по обочинам или приветствовавших ее с крыш домов. Она слышала возгласы «Добро пожаловать! Добро пожаловать, дочь Ричарда!» снова и снова, пока ее несли по улицам, мимо большого кафедрального собора в сторону аббатства.

У Эммы разболелась голова от шума и попыток сдерживать наворачивающиеся на глаза слезы, слезы благодарности и смятения. Народ этого королевства принимал ее с радостью, при том что король, который должен стать ее мужем, вовсе не пожелал ее видеть. Она никогда еще не чувствовала себя столь мучительно одинокой, как среди этой ликующей толпы.

Этим вечером Эмма ужинала вместе со своей нормандской свитой в гостевых покоях аббатства Святого Августина. Окруженная знакомыми лицами, Эмма могла даже представить, что по-прежнему находится в Нормандии. Правда, ей не удавалось избавиться от огорчения из-за того, что сегодня рядом с ней не было короля. Ему следовало быть здесь и приветствовать ее, а он, не явившись, проявил к ней неуважение.

Она вспомнила слова Ричарда, сказанные ей пять дней назад на прощание, когда он провожал ее к ожидающим в гавани кораблям.

— Эмма, ты не первая невеста на свете, которая отправляется к иностранному королю, и ты должна ясно себе представлять, чего от тебя ожидают. Не забывай, что ты едешь к своему будущему мужу не как женщина, а как королева. Соответственно, и на него ты должна смотреть не как на мужчину, а как на короля. Он не будет тебе ни отцом, ни любовником, ни даже другом. Не жди этого. Ты можешь ожидать от него только того, что и любой другой его подданный, а именно справедливости и милосердия. При этом, будучи королевой, ты должна требовать от него еще кое-чего. Ты должна требовать от него уважения. Не забывай этого ни на мгновение и не делай ничего такого, что могло бы тебя его лишить.

Сегодня Этельред, король Англии, не проявил к ней должного уважения, и она не знала почему. Жаль, что ни один из ее братьев не поехал с ней в Англию. Несомненно, герцог Ричард или архиепископ Роберт смогли бы ей подсказать, что происходит в голове короля. Но некому было дать ей совет, и Эмма чувствовала себя судном без руля в бурном океане, которое не в состоянии достичь тихой гавани, если таковая где-то и существует.

А между тем, люди в этой комнате нуждались в ее руководстве, но она мало чем могла им помочь. Сейчас ей больше всего нужны были знания, не исторические сведения, которые ей сообщал Эльфрик, а новости о жизни двора и людей, его населяющих. Если бы она была дома, то послала бы кого-нибудь на кухню послушать, о чем там говорят, но здесь она вряд ли могла это сделать.

Эмма задумалась об окружающих ее мужчинах и женщинах. Лишь немногие из ее свиты понимали английский язык, и еще меньше было способных более или менее сносно на нем говорить. Одна из них — Уаймарк, поскольку ее мачеха была дочерью господина из Кента. Еще один — молодой Хью из Бретани, бывший дворецкий Ричарда. Элейн, ее бард, мог декламировать поэмы по-английски, но было неизвестно, насколько он сам их понимал.

Еще был ее священник, отец Мартин. Эмма его практически не знала, у нее не оставалось времени на то, чтобы поговорить с ним до отъезда из Нормандии, но он преданно служил ее матери. Эмма знала, что он — ученый, владеющим многими языками, и что он когда-то обучался в одном из английских аббатств. Мать говорила ей, что он превосходный секретарь, обладающий прекрасным почерком.

Эмма пока не нуждалась в услугах секретаря. Шпион — вот кто ей был сейчас нужен. Отец Мартин, облаченный в темные одеяния из шерсти тонкой выделки, с висящим на груди распятием, лучше всего подходил для того, чтобы собирать новости в окрестностях кафедрального собора. Приходская общественность, скорее всего, благожелательно отнесется к ученому церковнику из нормандской свиты.

Она подозвала к себе священника, а потом, немного поразмыслив, позвала и Хью. Они преклонили перед Эммой колени, и она оглядела обращенные к ней лица, гладко выбритые по нормандскому обычаю. Помимо этого они представляли собой полную противоположность друг другу. Покрытое морщинами лицо и седые волосы отца Мартина свидетельствовали о его преклонных годах, а его строгие карие глаза взирали на нее со степенной опытностью. Хью был молод и темноволос, поразительно красив, и своим обаянием — у нее были основания так думать — очаровал Уаймарк по пути сюда. Подруга отзывалась о нем с таким обожанием, что Эмме хотелось предостеречь ее от сердечных ран. Тем не менее доброжелательный характер Хью как нельзя лучше соответствовал тому заданию, которое она ему готовила.

— Мне нужны сведения об англичанах, — сказала она. — Я должна знать, что их беспокоит, о чем они думают, во что верят и, что особенно важно, чего они боятся.

Она взглянула на священника.

— Отец Мартин, я хочу, чтобы вы общались с прихожанами кафедрального собора везде, где вам удастся завязать с ними беседу. Хью, я хочу, чтобы завтра вы пошли на рыночную площадь, на пристани и в пивные. Разузнайте, что простые англичане думают о своем короле, что говорят о его женитьбе. Вы должны без стеснения донести мне обо всем, что услышите, даже если подумаете, что меня это огорчит. Вы меня поняли?

Отпустив их, Эмма почувствовала себя немного более уверенно. Она начала действовать и скоро уже получит первые результаты. Она напомнила себе, что здесь не одна и в ее распоряжении есть кое-какие возможности, если только она приложит усилия, чтобы ими воспользоваться.

На следующий вечер Эмма принимала отца Мартина и Хью в пустовавшей ранее монастырской келье, которую ее приближенные превратили в покои, достойные королевы. Посреди помещения они установили жаровню с тлеющими углями, а холодные каменные стены завесили вышитыми гобеленами. Эмма сидела на стуле с высокой спинкой, за ее спиной были подложены подушки, колени укрыты мехами, а ноги стояли на скамеечке. Внимательно посмотрев на обоих, она отметила, что священник выглядит особенно серьезно, поэтому сначала обратилась к нему.

— Рассказывайте, — велела она.

— Ходят недобрые слухи, миледи, — медленно начал он, — о короле и том, как он получил корону.

Эмма помрачнела.

— Но ведь он наверняка унаследовал корону после своего отца, — сказала она. — Элдормен Эльфрик говорил, что король Эдгар умер молодым и после его смерти был коронован его сын.

— Это так, — подтвердил священник, хмурясь. — Но мальчиком, которого короновали после смерти Эдгара, был не Этельред. Это был его старший сводный брат Эдвард. В скриптории кафедрального собора хранятся летописи, в которых говорится… — Он немного помолчал. — О неприглядных событиях, произошедших в те времена.

Итак, Эльфрик, который вызывал у нее такую симпатию, поведал ей только часть правды. Может ли после этого она доверять вообще кому-либо в Англии?

— Продолжайте, — сказала Эмма.

— У короля Эдгара было трое сыновей от двух жен. Средний сын умер в юности, когда его отец еще сидел на троне. Несколько лет спустя король Эдгар внезапно заболел и умер, не назвав своего преемника, и после него осталось двое сыновей, рожденных от разных матерей. Старший из них, Эдвард, был коронован, но многие влиятельные люди королевства подвергали сомнению его право на трон, поскольку его мать не была королевой, а мать Этельреда ею была.

Он замолчал и устало вздохнул, прежде чем продолжить.

— После трех лет правления король Эдвард был убит, жестоко убит, как говорится в летописи. Он умер молодым, ему было только шестнадцать лет. Именно тогда вельможи, входящие в витенагемот, избрали королем его сводного брата Этельреда.

— А что стало с убийцами? — спросила она.

Будучи братом погибшего короля и став королем, Этельред был вдвойне обязан покарать свершивших столь ужасающее преступление.

— Убийц так и не нашли, — сказал отец Мартин. — Никто не был наказан, никто не выплатил виру.

Он замолчал в нерешительности, помрачнев.

— Я уговорил одного монаха, старика, рассказать, что он помнит о том времени.

Отец Мартин снова замолчал, явно не желая обременять ее тем, что стало ему известно. Эмма ждала, и ее сердце все больше охватывали дурные предчувствия. Наконец священник продолжил свой рассказ.

— Многие считали, что мать Этельреда, вдовствующая королева, подстроила убийство своего пасынка. То было ужасное время, с кровавыми знамениями в ночных небесах, приковывавших к себе внимание священников. Мне стало известно, что прошлой осенью, как раз перед тем, как умерла вдовствующая королева, ночное небо снова вспыхнуло кроваво-красным заревом, хотя старик, который мне это рассказывал, сам этого не видел.

Сидя неподвижно, Эмма обдумывала услышанное. Ей хорошо было известно, какую силу имеют слухи и суеверия. Когда еще был жив ее отец, Руан полнился молвой о том, что он бродит по полуночным улицам, заходя в церкви, где борется с призраками и демонами. Правдой было то, что ее отец действительно посещал церкви ночью, поскольку болезнь, которая впоследствии свела его в могилу, лишала его сна, и он взывал то к одному святому, то к другому в поисках исцеления. Но боролся он не с демонами, а со своей собственной надвигающейся смертью. Правдивая основа случившегося с ним приняла чудовищную форму домыслов. Возможно, это тот же случай.

— Сколько лет назад это произошло? — спросила Эмма священника.

— Король Этельред правит Англией уже двадцать три года.

Она произвела в уме подсчеты. Этельред, которому сейчас шел тридцать пятый год, был всего лишь ребенком, когда погиб его брат. Какое участие мог принять ребенок в столь отвратительном деянии?

— Скажите, отец Мартин, — спросила она, — вы верите в то, что король был замешан в убийстве своего брата?

Священник стал обдумывать ее вопрос, поглаживая пальцами распятие у себя на груди. Наконец он сказал:

— Это христианская страна, миледи, но при этом безбожники из-за Северного моря грабят, жгут и истязают это королевство все годы правления Этельреда. Почему Господь такое допускает, если только на этих землях не лежит тяжкий грех?

«И есть ли грех страшнее, — подумала Эмма, — чем убийство короля, помазанника Божьего?» Состояла ли в этом правда о короле Этельреде, в которую никто не желал ее посвящать?

Ее страх перед человеком, за которого она собиралась выйти замуж, возрастал. Эмма предпочла бы знать о нем горькую правду, нежели оставаться в благостном неведении. Пробормотав священнику слова благодарности, она, спохватившись, коснулась его руки.

— Прошу вас, отец, молитесь за меня, — сказала она, — и за душу короля.

Обратив свое внимание на Хью, она гадала, какие ужасающие истории он собирался ей поведать.

— На рыночной площади ведут разговоры, — начал Хью, не дожидаясь вопроса, — о том, что король совсем недавно послал тридцать тысяч фунтов серебром датскому войску, стоящему лагерем на острове у южного побережья. Мне говорили, что викинги все прошлое лето грабили и жгли южные графства и что серебро… — он замолчал, криво усмехнувшись, — должно отвратить их от желания продолжить в том же духе, когда наладится погода.

— То есть король дал викингам взятку, чтобы они оставили его владения, — сказала Эмма. — Боже мой, это же гигантская сумма!

— Именно, миледи, — подтвердил Хью. — И простой народ, да и знатные господа, похоже, недовольны высокими налогами, которые их вынудил платить король, чтобы собрать эти деньги. Они сетуют, что сперва викинги разорили их страну, а потом слуги короля пришли и отобрали у них то, что осталось, на подкуп датчан, чтобы те убрались восвояси.

— А где же воины? — спросила она. — Это благодатная страна с богатым королем. Неужели Этельред не может защитить свой народ?

Хью пожал плечами.

— У короля есть личная гвардия, как и у многих знатных господ, но во время особой нужды ему нужно созывать ополчение. К тому времени, когда становится известно о нападении и оглашают призыв, викинги успевают захватить добычу и исчезнуть. — Он хмуро покачал головой. — Кроме того, шепчутся, что король — неудачник. Каждый раз, когда его воины сходятся с неприятелем, из-за каких-нибудь неблагоприятных обстоятельств удача всегда сопутствует чужакам.

«Невезение ли это, — задумалась Эмма, — или, как полагает отец Мартин, Божье наказание? Но, Боже праведный, какая разница?»

— Миледи, — сказал Хью, — не все мои новости удручают. Люди рады предстоящей свадьбе. Простой народ верит, что приезд новой королевы наконец принесет Англии удачу.

— Полагаю, что приданое новой королевы также не будет бесполезным, — заметила она, — если король обороняет свои владения серебром, а не сталью.

Отпустив их обоих, Эмма сидела, обдумывая услышанное. Сколько в этих слухах было правды и какие тайны хранит душа человека, за которого она должна выйти замуж? Даже если король не виновен в гибели брата, его трон запятнан кровью убиенного. Этот трон станет и ее троном. Какая бы судьба не ожидала короля Этельреда, став его королевой, она должна будет ее разделить.