Костер на снегу

Глава 2

Натали сидела на постели в каменной неподвижности. Тьма была хоть глаз выколи, но хотя в ней невозможно было различить бородатое лицо и широкие плечи незнакомца, их можно было с легкостью вообразить.

Первые несколько минут Натали надеялась привыкнуть к полному мраку и начать ориентироваться, однако надежда на это быстро рассеялась. Казалось, станция до отказа заполнена черными чернилами, в которых ей придется барахтаться, как мухе, при первой же попытке пошевелиться. Да-да, она словно муха, оказавшаяся в опасной близости от паука!

Неожиданно для себя Натали улыбнулась, найдя ситуацию столь же комичной, сколь и затруднительной: ее единственный защитник от кровожадных индейцев — из тех, чьи рисованные портреты можно увидеть в объявлениях под заголовком “Разыскивается”. К тому же он теперь не просто преступник, а преступник беглый, и хорошие манеры за столом ничего не меняют. Какая разница, как человек держит вилку, если в иное время он не моргнув глазом пускает своей жертве пулю в лоб?

Тлеющий кончик сигары исчез из проема распахнутой двери, заставив Натали вздрогнуть. Зачем он вышел? По нужде? А вдруг, вернувшись, он предъявит права на постель, да и на нее в придачу?

Тишина стала просто оглушительной. Натали старалась дышать бесшумно, и все равно слышала звук своего дыхания. Постепенно ей стало казаться, что совсем рядом дышит кто-то еще, глубоко и редко. Она напряженно вслушивалась, сжимая влажной рукой револьвер, часто мигая в надежде различить контуры мужской фигуры, каждый миг ожидая нападения.

Минута шла за минутой. Ничего не происходило. Разболелась спина, глаза были словно засыпаны песком, во рту пересохло, губы спеклись, в висках пульсировала боль. Испарина на губе превращалась в капельки и скатывалась в углы губ, волосы липли к потной шее.

По расчетам Натали, прошел примерно час. Здравый смысл подсказывал, что незнакомец не стал бы так медлить, если бы собирался что-то предпринять. Она позволила себе расслабить напряженную спину и хватку пальцев на “кольте”. Извиваясь всем телом, Натали продвинулась по постели так, чтобы упереться в стену. Она в изнеможении прислонилась к стене, а еще немного погодя решилась прикрыть глаза.

Мысли устремились вдаль от уединенной станции, которая вполне могла оказаться ее последним пристанищем. Из темноты возникло улыбающееся, привлекательное лицо мужчины, еще так недавно бывшего ее мужем. Натали непроизвольно закусила губу. Сердце ее сжалось.

Как молоды и счастливы были они двенадцать лет назад, в тот чудесный апрельский день, когда произносили брачный обет! Было это в Огайо, в родовом гнезде Девлина Валланса, в украшенной цветами гостиной. Ей тогда было восемнадцать — возраст надежд и девических восторгов, да и жениху было только двадцать пять.

Каким коротким и прекрасным было то время, что им довелось пробыть вместе, прежде чем Девлин отправился на войну с ненавистными конфедератами. Он не вернулся. Навеки в прошлом остались дни, полные смеха, и ночи, полные любви…

Близкий крик совы безжалостно оторвал Натали от воспоминаний. “Бойся совиного крика в ночи — это злой дух явился по твою душу”. Так говорил Тахома, старый шаман. Он повторял это предостережение так часто, что волей-неволей оно запомнилось, и постепенно Натали начала верить в правдивость древнего индейского поверья. Сова закричала снова. Натали ахнула.

— Это всего лишь суеверие, — раздался в темноте глубокий, низкий голос бородача.

— Знаю, — тихо откликнулась Натали, удивляясь тому, что он разгадал ее мысли, и досадуя на его медлительный и ненавистный южный акцент.

Какая разница, суеверие или нет? Если люди упорно во что-то верят, это обретает мощь. “Злой дух явился по твою душу”. Ей всего тридцать, здоровье хоть куда, рассудок тоже, и у нее нет никакого желания умирать. Конечно, без Девлина Жизнь уже не так светла и прекрасна, тем не менее с ней совершенно не хочется расставаться. Пусть уж это случится в глубокой старости, в окружении резвящихся внуков, в кресле-качалке на крыльце с видом на ущелье. Она хочет, хочет вернуться в Клаудкасл!

Слезы, копившиеся весь последний час, все-таки пролились. Они скользили и скользили по щекам, и казалось, им не будет конца.

У двери послышалось какое-то движение. Натали поспешно сморгнула слезы и попробовала всмотреться в чернильный мрак. Звуки возобновились — судя по ним, незнакомец отставил винтовку, поднялся, расстегнул и бросил на пол ремень с кобурой.

А потом он направился в угол, где стояла кровать. Прижав ладонь к груди, Натали со страхом вслушивалась в его уверенные шаги. Они затихли совсем рядом.

Натали не видела своего опасного компаньона, но ощущала его близкое присутствие, словно оно было некой густой, насыщенной субстанцией, и знала, что он стоит прямо перед ней, что, протянув руку, она может его коснуться. Его запах постепенно пропитал неподвижный воздух комнаты. Он пах потом и кожей, он пах мужчиной. Когда он уселся на кровать, пружины жалобно застонали.

Съежившись, Натали ждала, но незнакомец не спешил. Он просто молча сидел рядом, словно намеренно давая ей возможность ощутить жар его тела, расслышать ровное дыхание. Она тоже молчала, в испуге, не смея отереть слезы, что все еще катились по щекам.

Когда незнакомец наконец коснулся Натали, она буквально подпрыгнула, но его пальцы всего лишь погладили ее щеку.

— Я не могу выносить женских слез, — сказал этот странный человек. — Пожалуйста, не плачьте.

Разумеется, это было глупо, но Натали обрадовалась этим словам, и южный акцент потерял свое зловещее значение. Когда гладящее движение повторилось, она потянулась к нему и, ощутив его ладони на щеках, прикрыла глаза, позволяя стереть слезы с ресниц.

— …и к тому же есть шанс, что нам вовремя придут на помощь, — сказал незнакомец, словно возвращаясь к прерванному разговору.

Разумеется, Натали этому не поверила, но было приятно, что он взял на себя труд сказать эту маленькую утешительную ложь. Единственное, чего ей недоставало в этот миг, это лучика света — чтобы проник в крохотное окошко и дал возможность не только слышать, но и видеть. Чтобы можно было заглянуть в эти яркие голубые глаза и, быть может, прочесть в них искреннее сочувствие. Напряжение быстро спадало, его место заняла приятная истома. Натали зевнула, с удивлением сознавая, что ей хочется не столько забыться сном, чтобы убежать от ужасной действительности, сколько просто сладко задремать.

— У меня есть просьба… — прошептала она, смежив отяжелевшие веки. — Обещай, что выполнишь…

— Какая?

— Обещай, что я не попаду в руки бандитов, если не останется никакой надежды… обещай, что раньше застрелишь меня…

Натали высказала это таким тоном, каким просят о небольшой услуге. Голос был тихим, мягким, без нажима, без страха.

— Понимаешь, мне не по силам застрелиться самой.

Она потерлась щекой о ладонь мужчины, не зная, что на его заросших скулах заиграли желваки: банда Викторио прославилась из ряда вон выходящей жестокостью.

Случалось, бандиты закапывали пленника в землю так, чтобы торчала одна голова, потом набрасывали на шею лассо, пускали лошадь в галоп и улюлюкали, когда голова слетала с плеч. Или вешали его над тлеющим стволом дерева и оставляли медленно пропекаться. Или отсекали веки. Или мазали медом в паху и голого привязывали у муравейника. Ну а если им случалось добраться до хорошенькой женщины…

— Обещаю, — сказал он твердо. — Обещаю, что раньше застрелю тебя.

Натали кивнула в знак благодарности. В душной темноте глинобитной постройки она подвинулась ближе к своему странному товарищу по несчастью. Борода пощекотала ей щеки, когда он склонился, чтобы по очереди коснуться губами ее влажных век.

— Если верить расписанию, завтра в девять утра здесь будет дилижанс из Юмы.

Губы, поразительно нежные и осторожные, спустились к щеке, прошлись по ней сверху вниз цепочкой легких, как дыхание, поцелуев, и, впервые с тех пор, как револьвер оказался в ее распоряжении, пальцы Натали разжались на стальной рукоятке. Она столкнула тяжелый “кольт” с колен и протянула руку, собираясь мягко оттолкнуть незнакомца, дать ему понять, что утешения больше не нужны, но ладонь так удобно легла на теплое плечо, что рука задержалась на грубой ткани рубахи, а потом и вовсе забрала ее в горсть, привлекая ближе.

Губы продолжали свое медлительное движение, но дыхание мужчины стало неглубоким и частым. Руки обвились вокруг талии, и Натали оказалась прижатой к груди, в которой сильно стучало сердце.

Губы зарылись в волосы, щекотно шевельнулись у самого ее уха.

— Я хочу тебя.

И больше ничего, только три самых простых, самых откровенных слова. Мужчина замер в ожидании ответа. Он по-прежнему держал Натали в объятиях, но было ясно, что он готов разжать их, если она захочет высвободиться. Это был по-своему напряженный момент, но напряжение было особого рода, и хотя сердце ее неистово билось, а разум сопротивлялся, Натали поняла, что не сможет оттолкнуть этого чужого ей мужчину.

Должно быть, страшный день помутил ее рассудок. Волею судеб она оказалась на пустынной станции, среди кромешной тьмы и полной тишины, в объятиях человека, чьего имени не знала, но который желал ее и которого — о Боже! — она желала тоже.

Да-да, думала Натали в смятении, она желает бородатого головореза, которого при других обстоятельствах могла бы разве что ненавидеть и бояться. Он опасен, беспощаден и, без сомнения, вероломен, как каждое загнанное животное, и если бы она знала историю его преступлений, то не исключено, что кровь застыла бы у нее в жилах. Ко всему прочему это южанин и уже поэтому враг. Кто знает, не он ли убил на поле сражения ее обожаемого мужа?

Но он сказал, что хочет ее, и, словно эти три слова были волшебным заклинанием, Натали не находила в себе сил ответить отказом. Утром банда вернется, утром все начнется снова, и может статься, что эта душная темная ночь — последняя ночь в жизни каждого из них.

Последняя ночь. Она никогда уже не услышит, как шумят под ветром сосны за окном ее спальни. Не согреется у камина в метельную ночь. Не отведает вкусной еды, не попробует дорогого вина.

Не испытает близости с мужчиной.

Внезапная вспышка желания заставила ее содрогнуться всем телом и сильнее вцепиться в широкие плечи.

Да, это дурно, нелепо и безрассудно, но она хочет отдаться этому случайному мужчине, сдаться на милость темных страстей, разбуженных его простыми словами. Если утром ей суждено погибнуть, эту последнюю ночь она проживет полной жизнью, за все те годы, которых уже не будет!

— Только не причиняй мне боли, — прошептала она.

Рассеивая страхи, губы коснулись губ нежно и осторожно, словно она была в объятиях того, кто любит и любим, кто явился, чтобы принести ей в дар все сокровища своего сердца, всю глубину своих чувств. Натали сомкнула руки на шее мужчины — на пыльных кольцах его волос, на влажной от пота коже. Она почувствовала, что прикосновение губ стало другим — пощипывающим, дразнящим, так что ей захотелось тихонько засмеяться от удовольствия. Борода щекотала лицо, еще больше усиливая ее волнение.

По мере того как поцелуй продолжался, в комнате становилось жарче и жарче. В полной темноте зрение было бесполезным, можно было только слышать, вкушать и осязать. Натали слышала шорох одежды, когда они прижимались друг к другу” потрескивание старой кровати и далекий крик совы. Она ощущала вкус табака на мужских губах, соль на разгоряченной коже — все иное, незнакомое, прежде неизведанное, ни с чем не сравнимое и, быть может, как раз поэтому очень возбуждающее.

Мало-помалу поцелуй из нежного стал требовательным. Это случилось как раз тогда, когда Натали уже готова была сделать следующий шаг, и потому она не противилась, когда мужчина усадил ее к себе на колени. Так, в полной темноте, они целовались и целовались и не могли насытиться. Прическа растрепалась, волосы упали на мужское плечо. Он откинулся назад, чтобы дать им соскользнуть, и как-то незаметно они оба оказались лежащими на постели, все еще полностью одетые, распаленные страстью.

Незнакомец склонился над Натали, целуя ее, перебирая ее волосы. Она попыталась прижаться к нему теснее, но мешали юбки, и тогда он повернулся так, чтобы она могла склониться над ним. Он не убрал рук, и скоро ее ладони заскользили вверх и вниз, повторяя контуры ее тела, в поисках обнаженной кожи.

Чтобы не путаться в юбках, Натали подняла их повыше, привстав на колени. Мужчина воспользовался этим, чтобы усадить ее себе на бедра. Когда она наклонилась для поцелуя, волосы шелковой шалью накрыли их лица.

Она отстранилась только для того, чтобы дать мужчине возможность расстегнуть ей корсет. Горячий рот нашел грудь, и Натали с готовностью подвинулась, чтобы облегчить ему доступ. Звук, раздавшийся в полной темноте — влажный, сосущий звук, — был неописуемо чувственным. То был интимнейший из языков — язык физической любви, которая не нуждается в словах.

Потом губы исчезли, оставив груди полными, с припухшими вершинками, с острыми зернышками сосков. Незнакомец сел на постели и, удерживая Натали на своих бедрах, каким-то образом ухитрился раздеть ее и себя, так что у нее мелькнула безумная мысль: если ей суждено выжить, до конца жизни она будет гадать, как ему это удалось!

В какой-то момент ее колено коснулось теплого металла, заставив вскрикнуть от неожиданности. Мужчина столкнул револьвер на пол и приподнял ее колено.

— Бедная девочка… — прошептал он с ласковой насмешкой и прижался к колену губами.

Хотя они оба были теперь совершенно обнажены, хотя их самые интимные места соприкасались, Натали не испытывала и крупицы стыда. Наоборот, лелея внезапно обретенную свободу, она трогала, ласкала, узнавала незнакомое мужское тело и ощущала ответные, столь же смелые прикосновения. Она не сознавала, что улыбается в темноте. Они сидели лицом друг к другу — Натали обнимала мужчину ногами. Скользя ладонями по гладкой коже спины, она наткнулась на три параллельных борозды. Наткнулась и проследила кончиками пальцев, не чувствуя отвращения, только сострадание. Тройной шрам портил безупречную линию его спины.

— У тебя роскошное тело… — сказал незнакомец.

— Откуда ты знаешь? — возразила Натали. — Здесь кромешная тьма, и ты не можешь меня видеть. Мы сейчас как слепые!

— Слепые видят руками.

Он положил ладони ей на плечи и позволил им медленно соскользнуть вниз, по чистой гладкой коже, по совершенным округлостям груди, на тонкую талию. Быть может, так он видел ее лучше, чем если бы любовался ею со стороны при ярком свете дня?

— Я вижу тебя, — сказал он, подтверждая эту догадку. Он приподнял ее, чтобы дотянуться до груди, поймал сосок губами, слегка укусил. Натали задохнулась от удовольствия. Все ее тело пылало, дыхание вырывалось сквозь стиснутые зубы, голова запрокинулась. Она выгнулась навстречу его губам и ощутила, как ладони мужчины скользнули под ягодицы. Тело ее приподнялось выше, теперь плечи Натали касались его вытянутых ног.

— Довольно… это слишком… — прошептала она. — Прекрати!.. Нет-нет, продолжай!

Он положил ее ноги себе на плечи и ласкал губами живот, шелковистую внутреннюю поверхность бедер — дальше, дальше между ног, пока не прижался ртом к средоточию ее удовольствия. Ошеломленная, потерявшая голову от наслаждения, Натали выгнулась дугой и бесстыдно развела ноги, сцепив их на крепкой мужской шее. За всю свою супружескую жизнь она не испытывала ничего подобного, даже не подозревала, что это возможно. Их с Девлином интимная жизнь была гармоничной и приносила удовлетворение, но они любили друг друга… они любили друг друга…

Натали не могла подобрать слова, и вдруг оно пришло. Они любили друг друга благопристойно! Им просто не приходило в голову, что можно вот так ласкать самые секретные места на теле друг друга и что это так упоительно. Эта ласка была интимнее всего остального, доверительнее всего, ей можно было отдаться только полностью и безоглядно. В ее непостижимом бесстыдстве крылась суть наслаждения. Годы и годы Натали с негодованием отшатывалась от слов “необузданная страсть” и лишь теперь поняла, до чего это восхитительно.

Не сознавая, что делает, она извивалась и выгибалась, прижималась к ненасытным губам, впивала движения языка, она стонала и выкрикивала “…еще, еще!”, инстинктивно отсрочивая разрядку, и напрягалась всем телом, когда оно было готово содрогнуться в экстазе.

В последний момент она открыла глаза и увидела — не глазами, а всем существом — мужчину, который ее ласкал. Он был таким неподходящим, таким совершенно неуместным в ее жизни, что это оказалось последним, о чем она подумала, прежде чем сокрушительное наслаждение обрушилось на мокрое от пота тело.

Пока это длилось, незнакомец держал ее бедра на весу, все так же прижимаясь к ним лицом. Когда Натали распростерлась с раскинутыми руками, опустошенная, он опустил ее бедра, взял за плечи и прижал к груди.

Едва очнувшись, она отодвинулась и напрягла зрение, стараясь различить в темноте черты его лица, надеясь запечатлеть их в памяти. Потому что отныне она принадлежала этому мужчине.

Мысль явилась непрошеной, но не показалась кощунством. Не ее вина, что так случилось, думала Натали. Так решила судьба, и с этой минуты она сделает все, о чем он попросит, что прикажет. Все. Он властен над ней, и этого уже не изменить.

Когда мужчина взял ее руку и положил на свою напряженную плоть, Натали с готовностью, с радостью стала ласкать его, наслаждаясь звуками удовольствия, которые он издавал. Без малейшего колебания она склонилась над ним и так же, как недавно он, прижалась ртом к низу его живота. Его сдавленный крик заставил ее счастливо улыбнуться — это была лишь малая плата за то наслаждение, которое он ей дал.

А потом он вдруг опрокинул ее на спину и взял — быстро, с жадностью, расплескав внутри волну неизъяснимой сладости.

Влажные тела сплетались, двигаясь навстречу друг другу такими неистовыми рывками, что кровать жалобно скрипела. Мужчина и женщина, случайные встречные, они любили друг друга снова и снова — исступленно, в первый и последний раз, со смутным сознанием того, что они созданы друг для друга, со смутным сожалением, что у них разные судьбы…

* * *

Далеко за полночь Натали, измученная и удовлетворенная, лежала на плече мужчины, имени которого по-прежнему не знала, но который уже не был для нее незнакомцем. Преступник и южанин, он принадлежал ей.

Вместо того чтобы погрузиться в сон, в котором она так нуждалась, Натали прижалась губами к его груди, поймала влажный завиток, потянула. Оказывается, совсем неплохо, когда мужчина настолько волосат, дремотно подумала она, тихо засмеялась и закинула голую ногу на крепкие бедра. Кто же он все-таки, этот бородатый головорез? Натали шевельнула ногой и наткнулась на твердеющую плоть. Незнакомец снова схватил ее в объятия, и ей стало совершенно все равно, кто он и откуда.