Костер на снегу

Глава 31

Буран, необычайно затяжной даже для этих мест, продолжал заваливать снегом склоны хребта Сан-Хуан и Промонтори-Пойнт, заносить уединенную лесную хижину. Но внутри дома было неизменно тепло.

В стенах этого убежища Натали Валланс довелось познать как наихудшие, так и наилучшие минуты жизни. Воспаленный нерв невозможно было унять одним только виски, поэтому боль вернулась, и утром следующего дня она лежала, судорожно комкая простыню, то жмурясь, то широко открывая глаза от боли. Время тянулось медленно. Кейн то садился к постели, то, изнывая от бессильной жалости, принимался ходить по комнате. Трижды он подступал к Натали с бутылкой виски, но каждый раз она отказывалась наотрез, не столько из страха перед похмельем, сколько из опасения, что выболтает что-нибудь важное.

Оба они страдали.

Но временами боль вдруг, словно по волшебству, исчезала, и тогда наступала короткая упоительная передышка. В такие минуты Натали и Кейн разговаривали о пустяках или молчали, слишком уставшие не только для того, чтобы шевелить языком, но и чтобы думать.

На четвертый день Натали оправилась настолько, чтобы вспомнить об обещании Кейна вымыть ей голову. Он, конечно, сказал это сгоряча, не собираясь осуществить, но ей было гораздо лучше, и она решила немного подразнить Кейна.

— Доктор Ковингтон! — окликнула она. Кейн, собиравшийся выпить кофе на кухне, сразу оставил свое занятие и подошел. Вид у него был встревоженный.

— Что, хуже?

— Наоборот. Кажется, я начинаю поправляться. Прости, я не собиралась пугать тебя.

— Ничего страшного. — Он принес кофе к постели и уселся на свое дежурное место. — Ты что-то хотела?

— Очень! — Натали запрокинула голову, чтобы лучше его видеть. — Мои волосы чем дальше, тем грязнее.

Она следила за выражением лица Кейна, стараясь не упустить ни малейшего оттенка эмоций и ни минуты не сомневаясь, что сейчас Кейн выпятит подбородок и сдвинет брови, проклиная себя за неосторожно данное обещание. Но он только сказал:

— Можно вымыть их хоть сейчас.

— Думаешь, я смогу?

— Я не имел в виду тебя, — уточнил он, уходя на кухню с пустой чашкой. — Это сделаю я. — Он повернулся, и Натали уловила на его лице некоторое сомнение. — Разумеется, если ты позволишь.

— К-конечно, — пролепетала она с екнувшим сердцем. Кейн, посвистывая, занялся камином. Когда он решил, что в комнате достаточно тепло, чтобы вымыть голову даже больному человеку, то принялся доставать необходимые принадлежности. Занимаясь этим, он ощущал приятное волнение. Ему всегда нравилось прикасаться к рыжим волосам Натали, и мысль о том, что они временно окажутся в его полном распоряжении, была по-своему возбуждающей. Процедура казалась интимной. Кейн нагрел воды, выложил стопкой несколько мягких полотенец и достал таз побольше.

Натали с любопытством наблюдала за его деятельностью. Отчасти ее забавляли домашние хлопоты Кейна, но более всего ей хотелось привести себя в порядок. Она не могла дождаться, когда волосы окунутся в горячую воду. Однако когда Кейн поднес таз и ведро с водой к кровати, она не удержалась от протеста:

— Зачем это? Не проще ли будет, если я встану и…

— Не проще, — отрезал Кейн. — Голову буду мыть я, мне и решать, где и как это делать.

Он смягчил резкость слов дружеской улыбкой, и Натали уступила:

— Ладно, доктор, будь по-вашему.

Кейн откинул одеяло и помог Натали поменять позу. Теперь она лежала поперек кровати, свесив голову в поставленный на табуретку таз. И вот он наступил, этот восхитительный момент! Вода потекла на волосы, пропитывая их, смывая пот.

— Это рай! Кейн, я в раю!

— Знаю, — ответил он коротко, не уточняя, что в этом раю они находились вместе.

Мытье началось. Пальцы задвигались в волосах, втирая мыло, массируя, прополаскивая волосы. Кейн и Натали при этом болтали и пересмеивались, как школьники. Несколько раз намыленные и тщательно промытые, волосы обрели вожделенную чистоту. Натали ожидала, что за этим последует процедура сушки, но Кейн не спешил взяться за полотенце.

— Чего ты ждешь?

— Сейчас будет маленький сюрприз, — пообещал он с загадочной улыбкой. — Настоящая леди всегда ополаскивает волосы в чем-нибудь полезном, ведь так?

— Но где взять это полезное?

— Сейчас увидишь. Только не поднимай голову.

Лежа на спине, с волосами, опущенными в теплую воду, Натали не имела возможности проследить за действиями Кейна и умирала от любопытства. Когда Кейн снова появился в поле ее зрения, у него был вид победителя. В руке он держал что-то завернутое в тонкую бумагу. От свертка запахло лимоном. Как оказалось, это и был настоящий лимон.

Кейн рассек его пополам и выдавил сок на волосы. У Натали не хватило жестокости остановить его и объяснить, что сок следует сильно разбавить. Кожу головы зажгло, но она стоически вытерпела неприятное ощущение. Зато волосы пропитались чудесным свежим запахом.

— Спасибо, Кейн, — тихо произнесла Натали.

— Это сделает волосы блестящими.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она. Кейн ответил не сразу. Он отжал волосы, набросил на голову Натали большое полотенце и присел рядом.

— Шерон, — сказал он наконец. — Моя младшая сестра. Она любила ополаскивать волосы лимоном.

— Расскажи о ней.

Они провели этот вечер вдвоем на широкой постели Кейна. Он тщательно высушил ей волосы, поменяв три полотенца, потом аккуратно разделил их перепутанную массу на отдельные пряди и, наконец, расчесал узкой мужской гребенкой, что было не так-то просто, учитывая густоту этой рыжей гривы. Натали позволила ему холить ее, наводить лоск и время от времени (когда Кейну казалось, что она утомлена) покоить ее голову на своей груди. Ей удалось склонить его к рассказам о прошлом.

— У Шерон были роскошные волосы, густые… как у тебя, только более темные, цвета лесного меда. Стоило большого труда их расчесать, потому что распущенными они достигали бедер. — Он рассказал о том, как умерли мать и сестренка, как погиб отец, потом вернулся к счастливым дням юности на плантации. — Мы любили вечерами все вместе сидеть на веранде. Ветер приносил с реки прохладу и благоухание растений: олеандров, магнолий, лавров. Влажный воздух был так густо насыщен их ароматом, что казалось, его можно пить, как вино. Это были самые лучшие, самые безмятежные дни моей жизни.

И Кейн продолжал рассказывать. Он говорил о том, что трогало душу и будоражило чувства. Натали смеялась над его детскими выходками и незаметно смахивала слезу при упоминании о теплой дружеской атмосфере в этой семье. Кейн и сам не заметил, как перешел к более поздним и гораздо менее радостным временам, и Натали испытала такое глубокое сочувствие, что едва не заключила его в объятия. Он, со своей стороны, готов был вечно перебирать пряди ее волос и, чтобы это продолжалось, говорил и говорил без умолку, почти не задумываясь над тем, что слетает с его губ, сам завороженный размеренным ритмом своей речи, своим ровным негромким голосом. Взгляд его был прикован к золотому великолепию, разметавшемуся по плечам Натали. Многие годы он не знал такого мира в душе, как теперь, когда сидел за спиной у прекрасной женщины, расчесывая ей волосы и повествуя о давно прошедших временах. Он ни за что не остановился бы сам, но в конце концов Натали удержала руку с гребенкой, обернулась через плечо и сказала:

— Я думаю, довольно. Спасибо, Кейн! Это было чудесно.

— Но тебе пришлось столько времени сидеть…

Он вдруг осознал это, смутился и, отложив гребенку, начал устраивать Натали в подушках.

— Есть хочешь? — спросил он.

— Да, но…

— Что “но”?

Она замялась, потом потянулась к его руке, словно стесняясь сообщить нечто важное. Кейн позволил ей завладеть его пальцами.

— Теперь, когда у меня чистая голова… — Она снова замялась.

— Ну! — поощрил Кейн.

— Может, поужинаем, как два цивилизованных человека?

— То есть мне нужно побриться? — уточнил он с улыбкой.

— Да, неплохо бы. — Взгляд Натали перекочевал на расстегнутые полы его рубашки. — И я надеюсь, ты не будешь возражать против того, чтобы застегнуться…

— Нисколько. Постой, я принесу тебе чистую рубашку. Переоденешься и отдохнешь, а я пока все приготовлю. Идет?

— Идет.

Конечно, Натали хотелось немного отдохнуть. Она утомилась, но в то же время и расслабилась. Почувствовав, что проголодалась, Натали с нетерпением ожидала ужина. Следить за тем, как Кейн готовит, казалось ей приятной перспективой. Еще приятнее было мечтать о том, что он, быть может, позволит ей сесть за стол.

Незаметно опустились сумерки, и в комнате совсем стемнело. Кейн зажег лампы — одну, как обычно, у постели — и приступил к бритью. Щеки и подбородок основательно заросли, пришлось часто править бритву, так что процесс оказался длительным. Натали зачарованно наблюдала за тем, как это смуглое лицо избавляется от давней щетины, становится гладким и еще более привлекательным. Закончив бриться, Кейн повернул голову так и эдак, оценивая результаты своих усилий. Закинул ее, разглядывая подбородок. Провел кончиками пальцев по щекам и наконец удовлетворенно кивнул.

Похоже, он придавал на редкость большое значение привычной процедуре приведения себя в порядок. Обмывшись до пояса, он — как был, мокрый — выплеснул тазик за дверь, вытерся, переоделся и приступил к приготовлению ужина. Им владело странное чувство: как если бы он назначил Натали свидание, пригласив ее к себе домой. Он волновался, предвкушая их совместный ужин.

Снаружи, как и прежде, мела пурга, ветер сотрясал стены, но даже погода не могла испортить настроения — напротив, контраст между холодной ночью снаружи и теплом уютного помещения создавал какую-то особую интимность. Застилая стол белой льняной скатертью, Кейн улыбался. Из самых ценных своих запасов он выбрал бутылку выдержанного вина и поставил в центр стола. Скоро в ее округлых боках, на фарфоровых тарелках и хрустальных бокалах отразился свет свечей, зажженных в трехрожковом подсвечнике.

* * *

Когда ужин был готов, Кейн еще раз оглядел себя в зеркале. Белая шелковая рубашка была застегнута на все пуговицы, ботинки начищены до блеска. Придраться было не к чему.

— Натали! — окликнул он, подходя к ней. — Все готово.

Но она крепко уснула, не дождавшись приглашения к ужину. Кейн был разочарован сильнее, чем мог себе представить. Он стоял в нерешительности, прикидывая, не разбудить ли Натали, потом решил, что отдых ей нужнее, чем пища. Она вполне может поужинать и потом, когда выспится. Кейну очень хотелось поцеловать ее, но он позволил себе только убрать с ее щеки заблудившийся локон. Затем удрученно отошел.

Ужинать одному было невесело. Кейн задул свечи, наполнил свою тарелку и открыл бутылку дорогого вина, приберегаемого для торжественного случая. В том, что Натали его так и не отведала, был, должно быть, перст судьбы. Он слишком о многом возмечтал, слишком смелые планы строил в своем воображении.

Не потрудившись наполнить бокал, Кейн поднял всю бутылку, салютуя спящей в его постели женщине.

— За тебя, милая, — сказал он и поднес горлышко к губам.

* * *

Была глубокая ночь, когда Натали проснулась. В комнате было темно, только, как и в первую ночь ее пребывания здесь, догорающие поленья давали какой-то свет. Стол был накрыт, одна тарелка наполнена, но не тронута. Кейн спал в кресле у камина, вытянув ноги к огню. Он был в черной вечерней паре, словно собрался на бал или в оперу, но белая рубашка была расстегнута. Он спал, уронив голову на грудь, так что волосы свесились на лоб, и, бог знает почему, показался Натали похожим на утомленного барса, которого сморил сон.

Всматриваясь в Кейна, Натали решила, что такое сравнение пришло ей в голову не случайно. Хищника нельзя приручить, его инстинкты и кровожадные наклонности останутся при нем, что бы ни случилось. Кейн выказал ей столько великодушия — почему? Ведь если даже от спящего от него исходит угроза, то может ли он быть подлинно добрым? Да, он опасен, и в первую очередь тем, что ей хочется все забыть и броситься к нему в объятия. Возможно, на это он и рассчитывает — усыпить ее бдительность.

Натали вдруг ощутила, как замкнутое, насыщенное теплом пространство смыкается вокруг, душит ее. Кейн Ковингтон, этот бездушный циник, человек с омертвевшей душой, побрился и переоделся ради ужина с ней. Он сервировал стол, поставил дорогое вино. Все это ради нее? Верится с трудом. До сих пор ему не приходилось особенно утруждаться, чтобы получить ее. Что все это должно означать?

Что делать, как быть? Лучше всего бежать, пока он не проснулся, пока она вновь не подпала под его опасные чары. Пока они еще не заглушили в ней здравого смысла. Бежать, пока эти голубые глаза не глянули прямо в душу и не перечеркнули — в который раз! — все с таким трудом принятые решения. Пока Кейн не понял, как много он для нее значит, и не воспользовался этим. Пока сама она не бросилась на колени перед этим воплощением мужской красоты и не взмолилась, чтобы он вернул ей украденное сердце.