Глава 23

Несколькими днями позже Кейн шел по деревянному тротуару Мейн-стрит со своим фронтовым другом, полковником Саттоном. Ворот его рубахи был распахнут, и каждый мог видеть на груди лапу снежного барса — индейский амулет, потому Кейна провожали осуждающие взгляды и перешептывания.

Те из жителей Клаудкасла, что считали себя людьми достойными, были возмущены столь откровенной демонстрацией своего расположения к краснокожим и не знали, как расценивать то, что полковник Саттон, этот образец американского гражданина, водит дружбу с отщепенцем. Более того, с трусом. Трус никак не мог обзавестись амулетом в бою, снять его с груди мертвого индейца, а значит, он якшался с этой братией.

— Полковник, — обратился Кейн к своему спутнику, — если вы хотите остаться всеобщим любимцем, держитесь в стороне от меня.

— Ну конечно! — хмыкнул тот. — Зайдем в салун, выпьем чего-нибудь покрепче?

— Раз вы настаиваете… — Кейн с улыбкой сделал жест в сторону дверей “Позолоченной клетки”.

— После вас, сэр!

* * *

На другой день, в субботу, в Клауд-Уэст явился Тахома. Свой визит он объяснил тем, что Маниту послал ему сон о приезде полковника Саттона. Так как эти двое были знакомы и испытывали друг к другу расположение, Шелби радостно приветствовал старика. Он с ходу предложил ему виски. Натали поспешно пресекла эту попытку и препроводила обоих в столовую.

Обед прошел за дружеской беседой, а вечер все трое провели в хорошо натопленной уютной гостиной. Мужчины наслаждались виски и сигарами, Натали с удовольствием пила чай. Время летело незаметно; ближе к вечеру Шелби Саттон объявил, что едет в город, где его ждет одна белокурая сеньорита. Старый индеец кивнул, и по его неулыбчивому лицу скользнула понимающая усмешка. Полковник взял с него обещание в самом скором времени снова наведаться на ранчо, а на прощание сказал как бы между прочим:

— Насколько мне известно, ты познакомился с Кейном Ковингтоном, Тахома.

У Натали вырвалось удивленное восклицание.

— Это так, — невозмутимо ответил шаман. — Ты знаешь его, полковник Шелби?

— Он мой давний друг, — с гордостью сообщил тот.

— Храбрый воин, храбрый… — пробормотал старик.

— То же самое он сказал о тебе.

В ходе этого диалога Натали бросилось в глаза отсутствие лапы снежного барса на груди у Тахомы. Она промолчала, но как только дверь за дядей закрылась, подступила к индейцу с расспросами. Тот не стал скрывать, что отдал амулет своему новому другу.

— То есть Кейну Ковингтону! — вспылила Натали. — Как ты мог?!

— Я сделал это, — заявил шаман непререкаемым тоном. Он выпрямился на диване и отвернулся к окну, оставив Натали наедине со своими эмоциями. В конце концов ей волей-неволей пришлось успокоиться. Усевшись рядом, она положила изящные белые пальцы на уродливую темную руку индейца.

— Тахома, — начала она мягко, просительно, — ты не должен был отдавать свой охранный амулет, тем более Ковингтону. Этот человек присвоил Гранитный дворец и прилегающие к нему земли. Рано или поздно…

— Ему грозит опасность, — перебил старик.

— Тем лучше! — отрезала Натали. — Это потому, что он вторгся на чужую территорию. Ему самое время убраться назад на Миссисипи! Не понимаю, чего ради ты хочешь спасти этого… этого…

— Храбреца?

— Кто тебе сказал, что он храбрец?

— Я видел шрамы. Их оставил северянин, когда пытался убить его.

— Допустим, на спине у него шрамы. — Натали поднялась ;и начала ходить перед стариком взад-вперед. — Ну и что? Почему ты решил…

— Я не говорил про шрамы у него на спине.

— Ты же только что сказал, что видел их!

— Я сказал, что видел шрамы. Что они на спине, я не говорил.

Черные глаза испытующе уставились на Натали, которая нервно прокашлялась.

— Мм… да… короче, где бы они ни были, эти шрамы…

Она вспыхнула под настойчивым взглядом, метнулась в одну сторону, потом в другую и, наконец, остановилась, топнув ногой.

— Шрамы еще ни о чем не говорят! Я рассержена, Тахома! Мне не нравится, что ты связался с этим человеком! Сначала Эшлин, потом дядя Шелби, а теперь еще и ты! Я требую, чтобы…

— Я твой богоданный отец. Костер На Снегу! — резко перебил старый шаман и поднялся. — Ты не смеешь так со мной разговаривать. Почтение — вот что пристало дочери по отношению к отцу, потому что отец стар и мудр, а она молода и глупа.

— Ну, знаешь ли! Это уж…

Старик остановил ее властным движением руки. Его морщинистое лицо стало суровым, брови сошлись на переносице, глаза загорелись мрачным огнем.

— Я шаман и ясновидец, Костер На Снегу! Я предвижу то, чего еще не случилось. — Он понизил голос до хриплого шепота. — Дочь моя, много лет ты несла на своих хрупких плечах тяжкую ношу ответственности за золото Маниту. Это бремя спадет с твоих плеч в полдень после двенадцатого полнолуния.

— То есть как спадет? — встревожилась Натали. — В связи с чем? Что произойдет?

— Я не могу сказать больше, чем уже сказал. Просто запомни, что я это предвидел. В тот же день и час тот, кому грозит опасность, будет навеки от нее избавлен.

— Ты имеешь в виду Кейна Ковингтона? Пойми же, мне совершенно все равно, что с ним случится!

Черты лица Тахомы исказила столь гневная гримаса, что Натали осеклась.

— Прости… — прошептала она виновато. — Я опять забыла о должном почтении. Я только хочу сказать… напомнить… ты ведь убиваешь барсов голыми руками, и только поэтому амулет так силен. Разве его можно передавать другому? Как это отразится на тебе?

— Я стар, дочь моя. Пусть случится предначертанное.

— Что ты говоришь, Тахома! Как ты можешь? Что я буду делать без тебя… и без своего тяжкого бремени?

— Выходи замуж! — отрезал старик и тут же перевел разговор на другое. — Я приехал сегодня не только повидать полковника Саттона, но и за своим подарком к Рождеству. Я знаю, он уже готов. Где он?

— Еще слишком рано, — улыбнулась Натали, — но в конце концов что такого?

— Мне не терпится, — усмехнулся старик одной из своих редких усмешек. — А что, разве рано?

— Сегодня только шестнадцатое ноября, — засмеялась она. — Еще не наступил даже День благодарения!

— Все равно уже почти Рождество.

Натали отправилась за подарком, а старик поудобнее устроился на диване, качая седой головой. Он начинал путать дни и события, забывать факты. Это тоже было знаком того, что пора в дорогу.

Вскоре Натали вернулась с объемистым свертком, водрузила его на колени Тахоме и села рядом. Как и каждый год, индеец осторожно развязал розовый бант, развернул и тщательно разгладил оберточную бумагу с одной стороны коробки, приступил к другой. Его нарочитая медлительность, как всегда, подогрела нетерпение Натали.

— Позволь, я тебе помогу!

Не дожидаясь согласия Тахомы, она сорвала блестящую обертку и бросила на пол. Туда же полетела крышка от коробки и папиросная бумага, что прикрывала подарок. Натали торжественно подняла за плечи рубаху из бирюзового бархата с богатой отделкой в индейском стиле. Тахома одобрительно провел по ней грубой ладонью.

— Надень скорее!

Когда старый шаман предстал перед Натали во всем великолепии своего нового наряда, она от радости захлопала в ладоши.

— Благодарю, дочь моя. Это одеяние достойно того, чтобы предстать в нем перед высшим божеством, — объявил он.

— Ну, это когда еще будет… а впрочем, ткань выдержит годы и годы. — Натали лукаво улыбнулась. — Теперь твоя очередь делать подарок!

— Ай-ай-ай! — огорчился Тахома. — Я его не захватил.

— Перестань меня дразнить! Ты не мог явиться без подарка, если желал получить свой.

Старик подошел к плотному пончо, в котором приехал и которое теперь лежало на спинке дивана, порылся в нем и извлек ожерелье. Оно было древнее, тяжелое, из плотно пригнанных кусочков чистого золота с легкой изящной насечкой, на груди сходившееся к диску с крупным округлым куском бирюзы цвета летнего неба Колорадо посредине.

При виде такой красоты Натали ахнула и вскинула руки в невольном отстраняющем жесте.

— Я не могу… не смею взять его!

— Прежде всего ты не смеешь противоречить отцу, — напомнил шаман.

— Ах да! Я больше не буду.

В порыве благодарности Натали крепко обняла старика.

* * *

Визит полковника Саттона затянулся. Наслаждаясь каждой минутой пребывания в Клаудкасле, он не спешил с отъездом, и в этом была немалая заслуга прекрасной итальянки. Натали, со своей стороны, старалась всячески разнообразить его дни, Эшлин Блэкмор лез из кожи вон, чтобы снискать его симпатию, и время летело незаметно.

Ну и, конечно, одним из факторов, мешающих отъезду, была его крепнущая дружба с Кейном Ковингтоном. Полковник не делал секрета из своих поездок к нему, хотя и знал, что племянница этого не одобряет. Впрочем, он старался бывать там в те дни, когда ее призывал долг юриста. Они возвращались в Клауд-Уэст одновременно, уже под вечер, и по молчаливому соглашению не обсуждали того, что могло бы ее огорчить.

В один из таких дней полковник сидел у пылающего очага со стаканом неизменного бурбона в руке в доме своего друга и дремотно смотрел на огонь.

— Послушайте, друг мой Кейн, — неожиданно обратился он к нему, — между вами и Натали что-то есть. Что именно?

Кейн долго молчал, покручивая в руке свой стакан. Снедаемый виной, он не смел поднять глаза на своего старшего друга.

— Ваша племянница не может простить мне потери части своих земель, — наконец ответил он и приложился к стакану.

— Тут что-то еще, — возразил Шелби Саттон с обычной для него прямотой. — Я это чую нутром! Это очень напоминает… хм… если бы я не знал, что это не так, то мог бы подумать… все это чертовски странно! Женщины — самые непостижимые существа на свете!

Он протянул Кейну пустой стакан, и тот с плохо скрытым облегчением долил туда виски из уже наполовину опустошенной бутылки.

— Вот почему я давно отказался от попыток их понять, — заметил он.

— Хочу попросить вас об одном одолжении, — серьезно посмотрел на Кейна Шелби Саттон.

— Хоть о десяти!

— Позаботьтесь за меня о Натали.

День благодарения приближался. За два дня до него еще больше похолодало и снова начался снегопад.

У Джо Саута закончилась вся выпивка и, что еще хуже, деньги. Весь день он мучился жаждой, пока та не выгнала его на жгучий холод. Он направился в “Позолоченную клетку”, потому что знал: тамошний бармен под настроение наливает задаром. Джо очень надеялся, что настроение у Барта Сильвертау вполне подходящее.

В заведении, как всегда, царил полумрак, особенно уютный после режущей глаза белизны снаружи. Джо огляделся, но не увидел ни единого знакомого лица. Воодушевленный тем, что никто не будет издеваться над ним, он прошел к стойке, на ходу стряхивая с одежды снег.

— Барт, как насчет… ну… сам понимаешь?.. — с надеждой обратился Джо к бармену, весь дрожа от предвкушения и страха услышать грубый отказ.

— Подходи, чего уж там, — буркнул бармен и снял с полки бутыль самого дешевого кукурузного виски.

Трясущиеся руки Джо сомкнулись на стаканчике, и он судорожно опрокинул его в широко раскрытый рот. Когда живительный огонь низвергся в пустой желудок, на лице у него возникло выражение блаженного экстаза. Барт Сильвертау хмыкнул и плеснул ему еще немного чудовищного пойла.

— Кого я вижу! — раздался за спиной у Джо голос, который он предпочел бы не слышать до скончания века. — Наш местный недоносок явился промочить горло! Эй, урод! Дохлятина! Я к тебе обращаюсь, Джо Саут!

Пьянчужка медленно повернулся, жалея в этот миг, как бывало нередко, что вообще родился на свет. Перед ним стояли Дамон Лезервуд с приятелем, бородатым здоровяком Нейлом Свиттом.

— Небось паршиво таскать себя по улицам, как мешок с дерьмом? — продолжал мучитель.

— Зачем ему ноги, если есть глотка? — подхватил Свитт. — Она у него луженая!

— А где твой дружок, прихлебатель краснокожих? — осведомился Дамон. — До сих пор трясется в углу с поджатым хвостом?

Джо был вне себя от страха. На помощь рассчитывать не приходилось: бармен пятился вдоль стойки, всем своим видом показывая, что его дело сторона.

— О ком это вы, мистер Лезервуд? — пролепетал он, чтобы выиграть время.

— А это что такое? — Дамон взял со стойки поношенную шляпу Джо и повертел в руках. — Как ты посмел присвоить мой головной убор, негодник! Правда, он старый, но на что-нибудь да сгодится. — Он бросил шляпу на пол и вытер об нее ноги.

Джо молчал, опустив голову.

— И я вижу, ты собрался выпить мое виски! Это уж совсем никуда не годится. — Дамон поднял так и не выпитый несчастным калекой стаканчик и снова стукнул им о стойку. — Это ведь мое, правда?

Джо слабо кивнул.

— Что? Не слышу. Громче, урод!

— Да, мистер Лезервуд, это ваше, — прошептал Джо, не поднимая головы.

Дамон схватил его за вихор и дернул. Принуждая поднять голову.

— Вот что, Джо Саут, недоносок ты эдакий. Раз уж ты настолько обнаглел, что хватаешь чужое, придется взять с тебя за это плату. Станцуй, пока я пью, и мы будем в расчете.

— Мистер Лезервуд, вы же знаете, я едва волочу ноги! — взмолился калека. — Как же я буду танцевать?

— Да уж как-нибудь, дружок.

— Нет, я не могу!

— Сказано — танцуй, значит, танцуй! — прикрикнул Нейл Свитт. — Не то я отлуплю тебя рукояткой револьвера.

Дверь салуна отворилась и снова закрылась. В один миг оценив ситуацию, Кейн Ковингтон снял заснеженный стетсон, стянул и сунул в него теплые перчатки и не глядя бросил все это на ближайший стол. Коротким и, очевидно, привычным движением он коснулся лапы снежного барса у себя на груди.

Негодяи, что издевались над Джо Саутом, стояли спиной к двери и были слишком поглощены своим занятием, чтобы обращать внимание на окружающее. Пьянчужка, перепуганный до полусмерти, вспотевший, тоже ничего не заметил. Он скособочившись стоял у стойки, намертво вцепившись в нее и не желая разжимать рук даже под угрозой избиения.. Он и сам не понимал, как сумел набраться храбрости — быть может, это вдруг заговорила в нем давно и упорно подавляемая гордость. Так или иначе, он стоял насмерть, со слезами на глазах и ужасом в сердце.

Мучитель не глядя протянул руку к стаканчику с виски и опустил ее… на чьи-то крепко сжатые пальцы.

— Ты должен мне порцию виски, Лезервуд, — сказал Кейн вкрадчиво.

Дамон уставился на него во все глаза. Нейл Свитт перестал глупо хихикать. Джо Саут замер, от удивления забыв дрожать.

Кейн выпил виски, поставил пустой стаканчик на стойку, оглядел Лезервуда и сказал:

— Еще ты должен мне прогулку по своей шляпе. Он сбил с головы Дамона новенький стетсон и начал на нем топтаться. Когда шляпа была изрядно испачкана и помята, он поднял глаза.

— А теперь отложи револьвер. Прихлебатель краснокожих даст тебе урок, который ты давно заслужил.

— Это ты получишь то, что тебе давно причитается!!! — взревел Дамон, наконец оживая и хватаясь за пряжку пояса. — Сейчас я покажу тебе, что такое настоящий мужчина! Такого хлюпика, как ты, я уложу одной левой!

Он сжал громадные кулачищи и вдруг крякнул от удара под ребра, который Кейн нанес ему первым.

Драка разразилась во всем своем беспощадном неистовстве. Дамон ударил Кейна в челюсть и не промахнулся — черноволосая голова мотнулась, южанин отступил и пошатнулся. Однако он устоял на ногах. Лезервуд бросился на него, закрепляя успех, размахнулся опять, но на этот раз промазал, а .так как Кейн увернулся в самую последнюю секунду по инерции нырнул всем телом, потерял равновесие и получил удар под дых, а потом в ухо. Раздался дикий рев.

Теперь уже Лезервуд был разъярен не на шутку и тем самым оказался в невыгодном положении перед лицом хладнокровного противника. Он свирепо молотил кулаками, но его удары не всегда достигали цели. Кейн заходил то справа, то слева, выжидал и в нужный момент делал выпад, точный, как удар кузнечного молота, и почти столь же действенный.

Салун был теперь набит до отказа. Толпе то тут, то там приходилось откатываться назад, чтобы не попасть под горячую руку. Дверь уже не закрывалась, а народу все прибывало — характерные звуки ударов, кряканье и уханье говорили сами за себя. Никто толком не знал, как дошло до драки, но, по общему мнению, она не должна была затянуться надолго — на Лезервуда ставили десять против одного.

В самом деле, Кейн выглядел неважно: лицо окровавлено, левый глаз подбит. Тем не менее внимательный наблюдатель мог заметить, что он владеет ситуацией. Завороженный взгляд Джо Саута следовал за ним неотрывно, и, пожалуй, только этот пьянчужка понимал, чем кончится дело. Теперь он видел своего покровителя в совершенно новом свете.

Никогда еще городок не знал такой жестокой драки, а их тут хватало. Оба противника были измучены, но ни один не желал отступать. Удары продолжали сыпаться, и наконец какой-то из них — в челюсть — оказался так силен, что у Лезервуда хрустнули зубы и он не устоял на ногах. Еще удар, в живот, окончательно содрал кожу с костяшек пальцев Кейна, но он же и опрокинул Дамона навзничь. Тот тяжело поднялся, выплюнул зуб, отер с подбородка обильно текущую кровь… и дал задний ход, избегая очередного выпада. С этого момента он уже больше уворачивался, собираясь с силами, чем наступал. Инстинкт подсказывал, что поражение не за горами, и Дамон поставил все на один решающий удар, надеясь на свою бычью силу.

Капризная судьба пошла ему навстречу. Удар, который достался Кейну, был таким сокрушительным, что буквально вынес того за дверь сквозь поспешно расступившуюся толпу. Как коршун, кинулся на него Дамон, пиная лежачего сапогами в ребра.

Однако Кейн недолго оставался простертым на мерзлой земле. Он приподнялся и припал к ней, как хищник перед прыжком. Хлынувшая из салуна толпа устроила пробку в дверях, когда те, кто уже был снаружи, подались назад. В морозном чистом воздухе далеко разнеслись крики одобрения и аплодисменты в честь стойкости южанина.

* * *

Тем временем в здании суда на другой стороне улицы продолжалось слушание простенького дела, которое не требовало рассмотрения присяжными, но отличалось массой мелких юридических подробностей. Защитник перечислял их таким монотонным голосом, что буквально усыплял присутствующих. Чтобы ненароком не задремать, Натали листала бумаги и время от времени пыталась ослабить тесную хватку воротничка под судейской мантией. Зал был чересчур жарко натоплен, и никто не догадался отворить окно.

К нудному голосу вскоре присоединился какой-то шум снаружи. В надежде, что это поможет встряхнуться, Натали сделала судебному приставу знак приоткрыть окно. Шум сразу усилился, распался на составные части: крики, свист, удары и возгласы боли. Каким бы странным это ни казалось, прямо под окнами суда происходила драка.

Кейн был на волосок от того, чтобы потерять сознание, когда очередной; уже довольно вялый удар Лезервуда бросил его в сугроб. Выкарабкавшись, он стер с лица снег, а с ним и кровь, что заливала глаза. Стало легче. Судя по тому, что ветер пронизывал его насквозь, рубашка превратилась в лохмотья, а кожаные штаны лопнули на коленях.

Кейну трудно было представить, как ужасно он выглядит. Лапа барса у него на груди, еще недавно белоснежная, стала темной от крови. Впрочем, у Дамона Лезервуда вид был ничуть не лучше. Он лишился пары зубов, распухшее левое ухо увеличилось втрое, глаза стали совершенно бессмысленными. Как и Кейн, он был весь в крови. Тем не менее оба находили силы подниматься после каждого нового падения.

— Сдавайся… — повторял Дамон как заведенный, — сдавайся, Ковингтон…

Тот неизменно отвечал ударом.

Казалось, это длилось уже целую вечность, пока в какой-то момент, тяжело рухнув на землю, Лезервуд больше не поднялся. На заплетающихся ногах Кейн приблизился к нему и дернул за шиворот, вынуждая встать. Дамон подчинился. Он стоял, шатаясь как пьяный. В ответ на слабый взмах его руки Кейн ударил под дых. Удар был уже не тот, что вначале, но его хватило, чтобы снова уложить противника. Еще рывок за шиворот. С минуту они смотрели друг на друга, едва в силах стоять. На чистом энтузиазме Кейн собрался с силами и ударил Лезервуда в челюсть. Не успел еще здоровяк удариться о землю, как понял, что проиграл.

Нейл Свитт тоже понял это. Он воровато огляделся и потянул из кобуры револьвер. Дуло нацелилось Кейну в спину.

— Сзади! — раздался пронзительный вопль Джо Саута. Кейн повернулся, медленно и неуклюже, но как раз вовремя, чтобы увидеть, как Натали, все еще в мантии, выхватила откуда-то из недр судейской одежды свой маленький дамский пистолет и метким выстрелом выбила оружие из рук Свитта. Толпа, и без того притихшая, окаменела, и в этой тишине громко прозвучал крик боли. Натали медленно опустила пистолет.

С минуту Кейн смотрел на нее, пытаясь осознать случившееся затуманенным болью сознанием, а когда наконец сообразил, что все это значит, шагнул к той, что спасла ему жизнь. Зеленые глаза холодно смотрели на него. Кейн попробовал улыбнуться разбитым ртом.

— Помощник шерифа Персел! — отчеканила Натали, продолжая буравить его взглядом. — Арестуйте этих троих за нарушение общественного порядка!

Загрузка...