Глава 4

В воздухе уже ощущался намек на осенние холода. Судья Натали Валланс, боком сидя в дамском седле, галопом неслась по Ранчроуд к Клаудкаслу. Ослепительное солнце уже довольно высоко стояло в фиалково-синем сентябрьском небе. Натали думала о том, что публике, которая соберется в этот день в зале суда, придется сбросить пиджаки и закатать рукава или пустить в ход веера еще задолго до того, как заседание подойдет к концу.

Но этот ранний час был скорее прохладным. Натали полной грудью вдохнула чистый и бодрящий горный воздух. Она особенно любила это время года — и потому, что хорошая погода держалась до первых снегов, и потому, что именно в сентябре четыре года назад получила пост городского судьи.

Кое-кто до сих пор ворчал, что женщине надо знать свое место и не ее это дело — выносить приговор.

Пусть себе ворчат, с улыбкой думала Натали. Она мечтала о судейской мантии и добилась своего — тихо, без скандала и шума. Вечер за вечером она штудировала потрепанные книги отца, вникала в тонкости многочисленных поправок к законам, пыталась уяснить себе самую суть юриспруденции. Не выдавая истинной причины своего интереса, она посещала судебные заседания, где жадно слушала и училась, училась. Только судья Мастере, наставник Натали, знал о ее упорном труде, а он поклялся хранить тайну.

Постепенно Натали сдружилась с целым рядом представителей закона, ловко отклоняя любовные авансы, но не убивая надежд, что позволяло добывать ценную информацию.

Накануне очередных выборов она устроила прием, на который пригласила всех мало-мальски влиятельных людей округи и, конечно же, их жен, известных своими благотворительными начинаниями. Не забыла она и о двух основных кандидатах — Чарлзе Диксоне от демократов и Бенджамине Нанне от республиканцев.

Дождавшись, когда гости сполна отдадут должное закускам и напиткам, Натали сказала, что хочет сделать важное заявление.

— Мы все счастливы, что можем лично выразить уважение нашим дорогим кандидатам. — Она тепло улыбнулась Диксону и Нанну. — Джентльмены! Один из вас скоро будет избран, и, предвосхищая это славное событие, я обращаюсь к вам с просьбой. Обещайте сделать все возможное, чтобы женщины здесь получили право голоса!

Кандидаты переглянулись, поколебались и ответили согласием. Натали бурно зааплодировала, собравшиеся сочли необходимым присоединиться.

На выборах прошел Бенджамин Нанн. Он оказался человеком слова, а поскольку Натали всячески поощряла его и подталкивала, довольно скоро он составил набросок билля об избирательных правах для женщин на территории Колорадо. Важный документ был представлен в сенат и зачитан перед чисто мужской аудиторией, отчасти раздраженной, отчасти позабавленной его содержанием. Он прошел незначительным числом голосов.

Тем временем Натали с блеском сдала экзамен и получила разрешение на юридическую практику. Вскоре после этого достопочтенный судья Мастерс, ее строгий наставник и лучший друг ее покойного отца, подал прошение об отставке и выразил надежду, что совет не будет возражать, если его преемник будет женского пола. Рекомендательное письмо было полно лестных отзывов.

Так в возрасте двадцати шести лет Натали Валланс стала первой женщиной-судьей территории Колорадо.

* * *

В это чудесное сентябрьское утро Джо Саут находился на свободе, помятый, но все еще трезвый. Он как раз устроился в ближайшем салуне у стойки, но едва успел опрокинуть первый стаканчик, как выяснилось, что его желает видеть заключенный Кейн Ковингтон. Молодой пьянчужка тут же поспешил к тюрьме и вскоре, пыхтя и отдуваясь, уже стучался в знакомые двери. Выслушав сбивчивое объяснение, тюремщик пожал плечами и отвел парня к двери его бывшей камеры. Джо ожидал найти Кейна у решетки, в отчаянии вцепившимся в прутья, но тот лежал на нарах с таким видом, словно решил отдохнуть в холодке.

— Джо, рад снова тебя видеть, — сказал он, вставая. — Спасибо, что пришел.

— Чего ж не прийти? Я, сэр, всегда рад помочь. — Джо снял свой видавший виды стетсон, чтобы показать, до чего уважает бывшего сокамерника. — Выходит, и я на что-то сгожусь?

— Еще как сгодишься, Джо, еще как, — заверил Кейн и подмигнул тощему выпивохе. — Раз уж приходится предстать перед судьей в юбке — иными словами, перед леди, — следует и выглядеть как джентльмен. Отправляйся в магазин, объясни, что требуется, и скажи, что заказ должен быть выполнен сегодня до полудня. Пусть пришлют все сюда. Значит, так… костюм я предпочел бы серый, а рубашка… рубашка пусть будет крахмальная, с этим чудовищным жестким воротничком. Галстук и запонки сдержанных тонов. Что еще? — Он прошелся туда и обратно перед дверью, потом остановился и забрал в горсть свою кустистую бороду. — Еще мне понадобится парикмахер. Придется ему зайти сюда, так что уж ты организуй это. Скажи, что речь пойдет сразу о бритье и стрижке.

* * *

Ближе к полудню Натали была вынуждена распахнуть окна своего маленького кабинета: прохлада сменилась духотой.

Она расстегнула две из трех пуговок на вороте строгой белой блузки, провела ладонью по гладко зачесанным волосам и тихонько вздохнула. Предстоял долгий и изнурительный день. Наверняка все население города лелеет надежду лично присутствовать на заседании, так что зал будет набит до отказа. Жара совсем некстати.

Тот день тоже был жарким… а ночь еще жарче!

Натали закусила губу и сжала кулаки. Надо забыть ту ночь, да и день вместе с ней! Довольно мучить себя воспоминаниями и сожалениями. Сделанного не воротишь. В тот день она перечеркнула все, во что верила, что свято соблюдала. Отдалась животному и сама опустилась до его уровня.

Это несправедливо, подумалось вдруг. Она ставит на этом человеке клеймо, ничего не зная о том, что он совершил. Это все равно что вынести приговор, не рассмотрев улик, не выслушав свидетелей. Вот тебе и судья!

К тому же в самобичевании нет смысла. Ничего уже не исправить, это верно, но уже и не сделать нового опрометчивого шага. Прошлое осталось в прошлом, и дороги назад не существует. Никто не узнает, что она натворила в ту ночь, а что касается Эшлина, она будет относиться к нему, как он того заслуживает. Но ведь он пока еще не муж, и нельзя расценивать случившееся как супружескую измену. По правде сказать, будь они женаты, ничего подобного просто не случилось бы — она ведь не какая-нибудь аморальная особа! В браке с Девлином ей и в голову не приходило вольничать. Когда брачный обет будет произнесен, она станет чтить его так же свято, как первый.

— Ах, Эшлин! — вырвалось у нее вслух. — Прости меня!

За прошедший месяц Натали повторила это не менее сотни раз.

Снова поклявшись себе, что забудет злосчастный эпизод, она продела руки в прорези судейской мантии, застегнула ее под подбородком, сверилась с часами и направилась в зал суда. Как она и ожидала, зал был переполнен.

— Встать, суд идет! — объявил судебный пристав, когда она появилась на пороге. — Ее честь судья Натали Валланс! Удар молотка пресек кашель и перешептывания.

— Заседание Третьего окружного суда округа Кастлтон территории Колорадо объявляю открытым, — начала Натали звучным, внятным голосом, нашла нужную бумагу и прочитала: — Кейн Ковингтон обвиняется в убийстве Джимми Рея Лезервуда, произошедшем восьмого июля 1872 года. Обвинение готово?

— Готово, ваша честь, — громко ответил Дуглас Мэтьюз, окружной прокурор.

— Защита готова? — продолжала Натали, не отрывая взгляда от бумаг, которые раскладывала в удобной для себя последовательности.

— Готова, ваша честь, — послышался голос с медлительным южным акцентом.

Натали в тревоге подняла взгляд к скамье подсудимых. Там, положив руки на перила ограждения, стоял щеголеватый мужчина. Его ладно скроенную фигуру облегал дорогой серый костюм, рубашка слепила белизной, жесткий воротничок, вопреки жаре, был застегнут. В гладко выбритом смуглом лице было что-то хищное, и угольно-черные волосы, пусть даже тщательно подстриженные и зачесанные, это подчеркивали. Изгиб плотно сжатых губ был упрям и неуступчив, а глаза…

Сердце Натали на миг замерло и испуганной птичкой затрепыхалось в груди, налетело и отхлынуло головокружение.

Натали смотрела в эти глаза — до того голубые, словно в них навсегда остался кусочек неба.

В глаза своего случайного любовника.

Загрузка...