Кровавая судьба

Глава 28

— Джослин, я хочу, чтобы ты забеременела сейчас.

Натаниэль произнес эти магические слова в понедельник, почти сразу после ее превращения. Вскоре после их любовных утех. И по его требованию ее тело начало меняться.

Сначала она почувствовала тепло и покалывание глубоко внутри, покой в душе, когда начало зарождаться чудо жизни.

Но затем изменения стали происходить очень быстро.

Ее эмоции колебались между плачем, смехом и злостью на Натаниэля по любому поводу: начиная от неудобной подушки и того, как раздражающе проседал матрас при каждом движении обеспокоенного вампира, и до постоянного стука внешних створок окна ванной комнаты из-за ветра.

Очевидно, он больше не был ее сверхъестественным воином, потому что не мог полностью отключить ее чувства, не погрузив при этом в сон.

Она стояла на коленях над черным фарфоровым унитазом по крайней мере час, потому что ее ужасно рвало, а потом встала, почистила зубы и вернулась в кровать только затем, чтобы немедленно послать Натаниэля за длинным списком еды.

В третий раз.

Раздраженный, Натаниэль наконец вызвал Алехандру и попросил съездить в ночной мини-маркет. Он не раз извинялся за неудобства, но просто не держал в доме кукурузных орешков, пудинга из тапиоки и пряного сока.

Большинство вампиров не ели человеческую пищу. Они держали еду дома для видимости, но могли иногда поесть, если действительно хотели — как, например, многие человеческие судьбы даже после превращения хотели съесть что-нибудь — но спустя какое-то время тяга все равно уходила.

К ночи вторника Джослин сообщила, что чувствует движении внутри. Младенцы пинались и явно соперничали за пространство в ее переполненном животе. Она настаивала, что эти движения не так неудобны, как непрерывное давление на ее мочевой пузырь или постоянный зуд из-за того, что кожа растягивалась до невозможности, чтобы подстроиться под быстро растущих близнецов. Хотя Натаниэль неоднократно наносил увлажняющий крем на ее нежную кожу.

Он снова уговаривал ее позволить ему устранить все физические ощущения — до этих пор она настаивала на том, чтобы испытать как можно больше от стремительно развивающейся беременности, несмотря на сильный дискомфорт или боль.

Но к тому времени, когда у нее стало сводить судорогой ноги — и она начала отвечать ругательствами на вопрос, хотела бы она другой стакан сока — Натаниэль решил взять на себя контроль над ее беременностью.

Была среда, девять часов вечера, и у них оставалось несколько часов до того, как малыши родятся.

— Теперь ты заснешь, iubito mea, — его голос был мягким и… раздраженным.

— Не засну! — огрызнулась она в ответ.

Натаниэль вздохнул.

— Тогда что я могу сделать для тебя, любовь моя?

Джослин осмотрела комнату и неловко пошевелилась на кровати, не в состоянии сдвинуться хоть на сантиметр.

— Для начала ты можешь переместить мои ноги в более комфортное положение… потому что я больше не могу передвигать свой собственный вес! — слезы потекли у нее из глаз. — Я выгляжу, как выброшенный на берег кит, Натаниэль. Посмотри, что ты сделал со мной! Как ты мог?

Натаниэль улыбнулся, его глаза излучали только тепло и терпение, но глубоко внутри он начинал считать минуты.

Он бережно передвигал ее ноги, пока она искала удобное положение, а затем наклонился, чтобы вытереть текущие слезы.

— Не плачь, ангел. Это почти закончилось.

Джослин засопела и посмотрела в потолок. Внезапно ее глаза загорелись энтузиазмом.

— Больше историй! — воскликнула она.

Натаниэль явно поник. Он склонился над кроватью и спрятал лицо в ладонях.

— Моя любимая, я скоро потеряю голос. Больше нет историй. Это все, что я прожил.

Джослин засмеялась.

— Это не правда, Натаниэль! — она скрестила руки на огромном животе и прочистила горло. — Давай посмотрим; мы уже знаем, что ты родился во времена Священной Римской империи… когда Византийская культура проникла на Балканы и в Россию… Ты видел, как Викинги пришли в Америку, и ты из первых рук знаешь о крестовых походах… об империях ацтеков и инков. Ты мог бы мне больше рассказать о чуме в Европе. Или о временах Ренессанса? А лучше опустим все это, я хочу знать о Французской революции… а затем о войне 1812 года.

Натаниэль потер виски и сделал глубокий вдох. Джослин Леви-Силивази была не просто средним любителем истории. Она была одержима и фанатична, и ее приводило в восторг все, что соприкасалось с историей. Слушать. Переживать. Анализировать. И обсуждать… снова и снова…

И снова.

Встреча с Натаниэлем, мужчиной, который прожил более чем тысячу лет, походила на настоящую золотую жилу для обычного человека. И узнав, что он потратил большую часть своей жизни, путешествуя между Европой, Ближним Востоком, Северной и Южной Америкой, она была полна решимости услышать все о его долгой жизни на земле…

Выудить последнюю унцию личного опыта и истории от бессмертного существа — нравилось ему это или нет.

Джослин оказалась неустанной в своих поисках знаний из первых рук о людях, местах и событиях, а Натаниэль просто не мог устоять перед ее красивыми, очаровательными глазами и мягкими губами. Не говоря уже о ее чрезвычайно милом животе, который продолжал увеличиваться, как заполненный гелием воздушный шар, прямо у него на глазах.

Он заполнил не менее чем двадцать часов ее беременности ответами на вопросы о королях и императорах, обществах и войнах, изменяющих мир событиях. И был крайне истощен. Не говоря уже о том, что начинал чувствовать себя… древним… как настоящий старик, который женился на молодой девчушке, за которой никогда не надеялся угнаться.

Натаниэль Силивази — Древний Мастер Воин, сын Джейдона, потомок первых Божественных Существ — наконец встретил свою судьбу: единственную живущую душу, которая подходила ему лучше всего.

Джослин, быстро научившись читать его мысли, разочарованно нахмурилась.

— Все хорошо, — выдохнула она, потирая виски, и повернулась, чтобы посмотреть на часы на тумбочке. — Сколько времени у нас еще есть?

Натаниэль погладил ее лоб и медленно покачал головой. Значит, вот как это теперь будет…

Он соединился с женщиной, которая могла крутить им, как хочет, уже через неделю, ей потребовался только малейший намек разочарования в голосе, чтобы заставить его делать что угодно, лишь бы угодить.

Он потер подбородок, немного раздражённый своей нерешительностью. Черт, он был Древним Мастером Воином, бессмертным вампиром!

— Что именно ты хотела бы узнать о Французской революции, мой ангел?

Лицо Джослин осветилось. Ее блестящие глаза сияли от волнения, и это стоило всех историй в мире. Она улыбнулась и взяла его за руку.

— Все в порядке. Я вижу, что ты истощен. Достаточно знать, что ты был готов пойти на это для меня… снова.

Натаниэль погладил ее руку.

— Спасибо, любовь моя, — его облегчение было ощутимо, — и, конечно, я пошел бы на что угодно ради тебя. Хотя тебе, может, стоило бы вспомнить, что у нас впереди вечность, и немного притормозить.

Его смех был полон мирной удовлетворенности, о существование которой он действительно никогда не знал прежде.

Через мгновение глаза Джослин стали серьезными.

— Есть то, о чем я хотела узнать больше, но из увиденного в твоем разуме пришла к выводу, что ты не любишь говорить об этом.

Натаниэль поднес ее руку к губам и мягко поцеловал центр ладони.

— Что же это? Между нами нет никаких тайн.

Джослин ухмыльнулась.

— Ты думаешь? В смысле, учитывая все это чтение мыслей, — ее улыбка была изящной, столь же сияющей, как и редкая, утонченная красота. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своих родителях, Натаниэль. Кейтаро и Серена, верно? Что с ними случилось? Если вы бессмертные существа.

— Мы бессмертные существа, — сказал он.

— Если мы бессмертные существа, — повторила она, — тогда это означает, что мы можем жить вечно, и все-таки их не было здесь на… похоронах Шелби… они и сейчас не здесь. Что произошло, Натаниэль? Где твои родители? — прошептала она мягко.

Натаниэль опустил голову на руку и потер виски, пытаясь понять, как ему передать эти воспоминания, фактически не соединяясь с ними: ничего не чувствуя при этом.

Смерть его родителей, запертая глубоко в сердце, была раной, которая никогда не сможет зажить.

— Много-много лет назад… — он откашлялся, — когда Шелби и Накари были еще детьми по нашим стандартам… им только исполнилось двадцать один, и они собирались закончить местную академию здесь в Лунной Долине и пройти церемонию вступления в дом Джейдона.

— Местная академия? — спросила Джослин, естественное любопытство пересилило ее. — Что за церемония вступления?

Натаниэль уже привык к частым прерываниям Джослин и просто продолжил рассказ, по ходу отвечая на вопросы.

— Да, Местная академия. Когда потомку Джейдона исполняется пять лет, его посылают в местную школу, сюда, в Лунную Долину… так же будет с нашим сыном. Именно там ему преподадут человеческие предметы — математику, словесность, науку, всемирную историю, культуру и законы общества вокруг него. Когда ему исполнится двадцать один, он закончит академию. Его будут считать неоперившимся вампиром — уже не ребенок, но еще не мастер — и он вступит в наше общество, где изучит наши законы и наши пути. Его будут обучать, как управлять различными компаниями… детали и наборы навыков, которые делают наше общество процветающим и независимым. Во время церемонии вручения дипломов академии он принесет клятву перед Наполеаном, после чего будет официально введен в дом Джейдона. Это древняя и могущественная церемония, где он предлагает свою кровь как жертву людям; где обещает свою лояльность, защиту и служение вечности нашему суверену, нашему долгому существованию как вида…

— Это звучит как-то болезненно, — заметила Джослин, положив руку на живот.

Натаниэль улыбнулся.

— Это так, но еще это невероятная честь и время большого духовного пробуждения для вампира.

Он замолчал, стараясь подобрать правильные слова.

— Наполеан Мондрагон, наш суверен, является единственным живущим чистокровным потомком Джейдона; его воплощение относится ко времени начала Проклятия Крови. Его мать, Каталина, не была человеческой судьбой; она была одной из настоящих Божественных Существ. Таким образом, в его венах нет смешанной крови.

Джослин выглядела запутавшейся.

— Какая кровь будет у нашего ребенка? Я как ты, не так ли?

Натаниэль кивнул.

— Да, но ты не была рождена вампиром, ты была обращена. Наполеан является одним из Божественных существ — одним из древних мужчин, которые служили королю Сакарису, который был обращен Носферату проклятием.

Глаза Джослин распахнулись.

— Вау. Сколько же ему лет?

Натаниэль засмеялся.

— Наполеан древний.

Джослин встряхнула головой.

— Прости. Я постоянно перебиваю. Продолжай.

Натаниэль улыбнулся и, наклонившись, мягко поцеловал ее в губы. Ему нравилось, как она была полностью поглощена тем, что слышала, искренний интерес, проявленный к изучению всего, что было связано с ее новой жизнью.

— Ты — чудо для меня, — прошептал он.

Откинувшись назад, он продолжил:

— Мужчина остается в нашем обществе до его сотого дня рождения. Затем его посылают на священную родину наших предков, в Румынский университет в Европе, где он будет учиться в течение следующих четырехсот лет, чтобы стать мастером в одной из Четырех Дисциплин. Как я сказал, Шелби и Накари было только 21, они готовились к церемонии посвящения, когда долину атаковала большая группа охотников на вампиров, из людей и ликанов, которые объединились чтобы уничтожить наш вид.

— Почему люди хотят уничтожить вампиров, но при этом принимают ликанов? — Джослин покачала головой.

Натаниэль потер челюсть.

— Хороший вопрос. У человечества интересная история, когда дело доходит до ненависти к тому, чего они боятся, разве не так? Я думаю, ты сделала правильный вывод в ту ночь во время шторма: враг моего врага — мой друг. Проблема в том, что люди всегда меняют свое мнение о том, кого или чего они боятся, с течением времени. Я жил и видел, как христиане убивают католиков, только чтобы позже объединиться и угнетать евреев. Я помню, не так давно, здесь в Северной Америке, европейцы боялись коренных американцев и убивали их как дикарей, только чтобы позже сформировать союзы с некоторыми юго-восточными племенами, чтобы поработить африканцев. Страх — иррациональное чувство.

Джослин нахмурилась.

— Держу пари, ты видел много… вещей… которых нет в учебниках истории, — она вздохнула. — Значит, люди и ликаны атаковали долину вместе. Что случилось потом?

Натаниэль старался успокоить свое сердцебиение, закрыть разум от воспоминаний. Он произносил слова механическим голосом… как робот.

— Моя мать была убита Альфой ликанов, а мой отец сошел с ума от горя.

Натаниэль отвернулся, чтобы успокоиться. Он был разочарован, потому что все еще с трудом переносил эту потерю, и моргнул несколько раз, стараясь сдержать слезы.

— Мы верим, что Кейтаро был убит или убил себя сам… Он последовал за моей матерью в Долину Духа и Света. Но мы так и не нашли его тело. Он просто испарился после ее похорон, и никто больше не видел его.

Джослин ахнула и прижала свои руки ко рту.

— Мне так жаль, Натаниэль, — произнесла она шепотом.

Натаниэль прочистил горло.

— Если бы отец был жив, мы знаем, он бы вернулся к нам после стольких лет. Поэтому мы просто приняли его смерть, но так и не смогли похоронить его… и попрощаться.

Он сделал глубокий вдох, зная, что его боль была видна, несмотря на все усилия.

— Я был особенно близок с матерью, поэтому ее смерть в большой степени была на моей совести… как на воине… который не смог защитить ее. Но Маркус и мой отец были лучшими друзьями. Я думаю, что мой отец всегда старался сблизиться с ним, потому что он — единственный из нас, у кого не было близнеца. Его исчезновение почти уничтожило моего брата.

Джослин покачала головой.

— Тогда не удивительно, что он так… одержим… идеей защитить вас, — она вздохнула. — Вау, я теперь даже не могу обвинить его в том, что он хотел сделать из меня марионетку.

Натаниэль нахмурил брови.

— Прости, что?

Джослин махнула рукой.

— Ничего.

Наступила долгая минута молчания, прежде чем кто-нибудь заговорил.

Наконец, Джослин потянулась, взяла руку Натаниэля и положила ее себе на живот.

— Скоро первый внук Кейтаро будет здесь.

Натаниэль улыбнулся.

— Да… — он моргнул несколько раз. — Ты думала об имени?

— Вообще-то, да, — Джослин покраснела и сделала глубокий вдох. — Знаешь, это было в ту ночь страшного шторма, когда я впервые поняла… — она мечтательно посмотрела вдаль.

— Поняла что, любовь моя?

— То, что я только бегу сама от себя… больше боясь себя, чем тебя. Что я сделала ужасную ошибку. И что хочу, чтобы ты нашел меня. Что хочу быть с тобой.

Натаниэль почувствовал волнение от ее слов.

— И?

— И я подумала, может быть… стоит… дать нашему сыну имя Шторм.

Натаниэль откинулся назад и обдумал это.

— Шторм Силивази… мне нравится.

— Правда? — ее карие глаза загорелись ожиданием.

— Да.

— Только сейчас, — сказала она, — я подумала о том, что нужно проявить уважение и включить имя твоего отца… если ты не возражаешь… если такие вещи делаются у вампиров.

Натаниэль смягчился.

— Кейтаро Шторм Силивази?

Джослин кивнула.

— Да, но мы будем звать его Шторм.

Натаниэль положил руку на ее живот и наклонился, чтобы поцеловать его, и его глаза заволокло слезами.

— Привет, Шторм, — его голос был наполнен мягкостью, почтением и благодарностью.

Он посмотрел на часы на тумбочке.

— Джослин, пора.

Джослин стала полностью серьезной, краска сбежала с ее лица, в глазах мелькнул страх.

— Стоит позвать Колетт?

Женщина была в их доме со вчерашнего дня, убирала на кухне, складывала красивую желто-синюю одежду на опрятном старинном пеленальном столике, который принесла для детской: детскую она с волнением обустраивала… и перебустраивала… дюжину раз, старалась предусмотреть каждую мелочь, которая могла бы понадобиться новой паре, и казалась очень счастливой, делая это.

Натаниэль кивнул и взял ее за руку.

— Ты готова к тому, что произойдет?

Джослин кивнула.

— Я думаю, да. Надеюсь.

Натаниэль послал ментальное сообщение Колетт, которая не потрудилась идти по длинному коридору к спальне хозяев, а просто материализовалась около кровати, ее искрящиеся голубые глаза были распахнуты в ожидании.

— Пора? — спросила она, ее мягкий голос переполняла радость.

Натаниэль кивнул.

— Джослин?

— Я готова, — сказала она, приподнявшись в полусидящее положение.

******

Натаниэль закрыл глаза, наклонил голову и заговорил на древнем языке. Несмотря на то, что Джослин не понимала слов, она находила их красивыми и завораживающими… с мистическим ритмом.

И затем он призвал своих сыновей из тела этой прекрасной женщины.

Спальня наполнилась светом, словно миниатюрные радуги развернулись над кроватью. Странный звук наполнил комнату, похожий на звук быстро текущей реки, и будто золотая пыль ослепительным светом засверкала вокруг Джослин… пока, наконец, не образовала пик чуть выше ее живота.

Золотая пыль постепенно превращалась в волны света, двигаясь все быстрее и быстрее, а звук становился все громче и громче, пока не начал появляться контур ребенка.

Первый ребенок материализовался медленно, прекрасный ангел с иссиня-черными волосами и мистическими карими глазами. Он казался чуть больше семи фунтов, и был определенно совершенным: от безупречного цвета медово-золотистой кожи, до идеальной формы головы.

У него были сильные здоровые ручки и ножки, которыми он дергал, когда впервые закричал, наполняя комнату звуком жизни.

Сердце Джослин наполнилось удивлением и страхом.

Джослин восстановила свое дыхание, крайне удивленная, и ее глаза затуманились, когда она потянулась, чтобы взять новорожденного ребенка: своего новорожденного сына.

Натаниэль выглядел пораженным, ребенок был невероятно… красивым. Он взял малыша на руки и стал мягко покачивать, а потом повернулся, отдавая его Колетт.

Прежде чем Джослин запротестовала, он сказал:

— Ты скоро сможешь его подержать, любовь моя.

Джослин знала, что он напоминал ей о… Темном.

Что был еще один ребенок, который должен родиться. Она сделала глубокий вдох и постаралась подготовить себя к тому, что скоро случится.

Когда второй ребенок появился, с густой копной красно-черных волос, она поразилась реальности проклятья.

Натаниэль дотянулся до ребенка, но его отношение изменилось. Он держал его намного более холодно, не потрудившись даже посмотреть в его глаза, но Джослин не смогла сдержаться.

И была потрясена тем, что увидела.

У второго ребенка были те же самые красивые карие глаза как у первого. Джослин не могла отдышаться.

Он был прекрасен.

И ребенок не плакал.

Он лепетал и шевелился в руках Натаниэля, как любой другой драгоценный младенец.

Живот Джослин скрутило в узел. Этот ребенок не был злым. Он не был мерзостью. В какой-то момент она позволила себе думать так, маленькие леопардовые глаза повернулись в ее сторону и поймали ее взгляд. Они излучали… свет. Не темноту.

Джослин поднялась инстинктивно. Двигаясь как медведица мать, она втиснулась между Натаниэлем и беспомощным младенцем, выхватила его из рук вампира и крепко прижала к сердцу, покачивая.

Натаниэль и Колетт резко вздохнули, их глаза широко распахнулись от шока.

— Джослин, — позвал мягко Натаниэль, — дай мне ребенка, любимая.

Джослин прижала ребенка еще ближе.

— Натаниэль, посмотри на него!

Он отказался, продолжая смотреть в ее глаза.

Джослин почувствовала яростное желание защищать.

— У него мои глаза, — настаивала она. — Он прекрасен, здесь что-то не так.

Она повернулась, чтобы взглянуть на Колетт.

— Он нисколько не походит на Валентайна или Темных… он прекрасен.

Она свирепо посмотрела на Натаниэля.

— Посмотри на него!

Натаниэль стоял в ошеломляющей тишине, отказываясь смотреть на ребенка. Вместо этого он смотрел прямо в глаза Джослин, взглядом, в котором была смесь неудовольствия, удивления и жалости.

— Нет, любовь моя, он…

— Наш сын! — закричала она. — Посмотри в его глаза. У него мои глаза!

Натаниэль покачал головой более энергично, и Джослин увидела, как он и Колетт обменялись понимающими взглядами между собой.

Она могла чувствовать тонкое волнение энергии в воздухе и знала, что они говорили друг с другом телепатически… используя связь, к которой она не была привязана.

Джослин ощущала себя абсолютно преданной и отчаянно загнанной в угол.

— Перестаньте разговаривать только друг с другом! — сказала она, и они сразу же одновременно отошли на несколько футов от кровати.

Она подошла к небольшой колыбели, которую Колетт поставила в комнату для Шторма и нагнулась, чтобы достать одно из нежно-голубых одеял, аккуратно сложенных в ней. Она завернула воркующего младенца в мягкую ткань, намеренно повернувшись спиной к ним обоим, и глаза ее наполнились слезами.

— Ты не получишь моего сына, Натаниэль, — она знала, что звучала не рационально, но ее это не заботило.

Это беззащитный ребенок.

Ее малыш. И они собирались убить его.

Убить.

Натаниэль двинулся со сверхъестественной скоростью, встав лицом к Джослин и ребенку, и его большие руки мягко, но настойчиво обернулись вокруг тела младенца.

И мать, и отец застыли на одно страшное мгновение, две пары рук под одним ребенком.

Джослин почувствовала, как внутри нее зародился глубокий рык и завибрировал в горле. Предупреждающее рычание, сорвавшееся с губ, шокировало ее так же, как и Натаниэля.

Натаниэль сделал шаг назад, отпустив ребенка и расправив плечи.

Закрыв глаза, Джослин начала настраиваться на свою новую внутреннюю силу, проверяя, на что она способна, пробуждая огромную мощь, которой теперь обладала, будучи вампиром. Она была готова бороться за ребенка, если придется, и каждый мускул в ее теле начал подрагивать в ответ.

Натаниэль сразу схватил ее за плечи и обнажил клыки, словно лев, предупреждающий свою львицу.

— Не вздумай бросать мне вызов, Джослин, — прошипел он. — Ты, возможно, сильнее, чем раньше, но твоя сила не больше моей. И никогда не будет.

Его голос был резок.

Непоколебим.

Безжалостен.

— Предположительно, родители умирают за своих детей, — она зло зарычала. — Но ты… убьешь невинное дитя, чтобы жить? Хорошо, — произнесла она дрожащим голосом. — Тогда позволь мне занять его место. Позволь мне обменять свою жизнь на его.

Колетт выглядела так, словно увидела призрака, ее кожа стала мертвенно-бледной. А Натаниэль отступил на шаг назад, словно его ударили.

— Джослин, любовь моя… — он понизил голос. — Дитя — зло, — его тон был мрачным и завораживающим, взгляд холодным и подавляющим. — У него нет души, и он убьет тебя, как только сможет.

Он взял под контроль её тело, полностью парализовав руки, оставив стоять, словно гранитную статую Мадонны с младенцем, а сам шагнул вперёд и потянулся за ребенком.

Но появились ещё одни сильные руки, которые забрали малыша.

Невероятно высокий человек. Пугающий мужчина с чёрными и серебристыми волосами до талии, и глазами цвета оникса с серебристыми крапинками.

Его голос был мрачным и бесконечным в своей глубине и силе.

— Вы должны отказаться от ребёнка немедленно.

Слова были неоспоримым приказом, когда он освободил ее от хватки Натаниэля.

Джослин почувствовала, как её тело расслабилось. А затем словно со стороны увидела, как передает ребёнка в сильные руки. Она знала, без объяснений, что стоит перед Лордом Сувереном людей Натаниэля: Наполеаном Мондрагоном.

Наполеан повернулся к Натаниэлю.

— Этой ночью я принесу кровавую жертву от твоего имени. Иди к своей судьбе и успокой ее. Я вернусь позже, чтобы инициировать дочь Кассиопеи в дом Джейдона, и запечатать знак рождения вашего ребенка… чтобы его имя и созвездие стало известно всем Древним, которые были до него… и всем, кто будет после.

Джослин чувствовала беспомощность и замешательство, по ее щекам катились слезы.

Натаниэль кивнул, соглашаясь, и склонил голову перед Древним, чье присутствие наполнило комнату светом и силой.

— Как пожелаете, милорд.

Колетт оставалась совершенно тихой, опустив взгляд в пол, как будто смотреть в лицо своего Суверена было табу.

Джослин моргнула, будто в трансе. А потом посмотрела на Натаниэля, когда Наполеан исчез из виду, унося с собой ее красивого мальчика. Она закрыла лицо руками и закричала от тоски, слишком стыдясь смотреть Натаниэлю в глаза.

Натаниэль повернулся к Колетт.

— Унеси Шторма отсюда… сейчас. Я позову тебя, когда нужно будет его вернуть.

Как только Колетт растворилась в воздухе вместе с прекрасным первенцем, сыном Джейдона, прижимая его к своему сердцу, Натаниэль сразу же направился к Джослин.

Джослин отступила назад, боясь его гнева, боясь резкого выговора, но к ее чрезвычайному шоку и тревоге, Натаниэль опустил голову, великолепные темные волосы, спадали вперед, чтобы скрыть лицо.

И он плакал.

Джослин застыла, наблюдая, как могущественный вампир проливает слезы перед ней.

— Натаниэль, — наконец прошептала она, — прости.

Он сгреб ее в объятия, сжимая так сильно, что она думала, что сломается.

— Джослин, я бы никогда не отнял у тебя ребенка. Я знаю, каким он казался… идеальным, но разве ты не помнишь Валентайна? Он не был привлекательным? Сильным? Физически идеальным? Ты не помнишь, насколько он был злым? Насколько порочным и безжалостным? Разве ты до сих пор не знаешь, что я готов умереть за тебя, любовь моя? За нашего ребенка? Что я бы отдал жизнь, только чтобы избавить тебя от этой боли?

Его грудь вздымалась из-за плача, и она почувствовала… стыд.

Смотреть на боль Натаниэля было худшим наказанием их всех.

******

Теперь, когда ребенка не было в комнате, разум Джослин прояснился.

— Я думаю… возможно… ребенок что-то сделал со мной… с моим разумом, — она обвила руки вокруг шеи Натаниэля и притянула его ближе. — Я люблю тебя, Натаниэль. Ты слышишь меня? Я люблю тебя, и мне очень жаль.

Тогда Натаниэль обрушился на нее, целуя ее виски, щеки, челюсть и губы. Он прижался к ее рту с такой страстью, что это пугало. Мужчина был голоден… жаждал… чего-то так сильно, намного глубже, чем сексуальное желание.

Момент длился почти вечность, когда они стояли в объятиях друг друга, окутанные любовью, взаимопониманием и теплом.

После того как Натаниэль, наконец, отпустил ее, он отступил и обхватил руками ее хрупкие плечи.

— Твой сын ждет тебя, любовь моя. Он нуждается в тебе так же, как и я.

Джослин убрала прядь густых черных волос с лица Натаниэля.

— Настолько сильно, насколько я нуждаюсь в вас обоих.

Их взгляды встретились, и она смотрела на него, убеждаясь, что любит его сейчас больше чем когда-либо… или кого-либо… в своей жизни. Натаниэль Силивази. Ее муж. Ее вампир.

Она улыбнулась ему, молясь, чтобы он понял, как глубоко ее сожаление. Она не знала, что завладело ей, но никогда не собиралась нападать на него так.

Никогда не хотела ранить.

Они продолжали смотреть друг на друга… казалось, целую вечность… а затем Натаниэль позвал Колетт назад.

Когда радостная женщина появилась в поле зрения, все еще укачивая ребенка на руках, Джослин сразу же направилась к ним обоим.

— Прости, Колетт, — прошептала она, протягивая руки, чтобы взять сына в первый раз.

Ее ребенок посмотрел на нее, и ее сердце наполнилось любовью и миром. Он был удивительным подарком судьбы.

Ее будущим.

Джослин поцеловала лоб мальчика и улыбнулась. Его маленькие пальчики сжались вокруг ее пальца, и она радостно засмеялась.

— Привет, мой маленький ангел, — прошептала она.

Натаниэль заключил их обоих в свои объятия, наклонился, чтобы поцеловать своего сына, и нахмурился.

— Я думаю, ты имела в виду, мой сильный воин, — поправил он.

Джослин засмеялась.

— Привет, мой маленький воин.

Это был хороший компромисс.