Король Эдуард был не на шутку взволнован, получив очередное письмо от сестры Джоанны, королевы Шотландии, — он не виделся с ней больше двадцати лет. Когда она уезжала из Англии, ей было всего семь, ему — шестнадцать. Он тогда очень сочувствовал ей и доныне сохранил братскую любовь, но ничем помочь не мог все эти годы.
С посланием в руках он пришел к Филиппе рассказать, о чем просит сестра.
— Она хочет прибыть в Англию, — сказал он. — Ты догадываешься, о чем Джоанна будет просить?
Филиппа кивнула.
— Простить ее мужа и выпустить его. Что ты ответишь?
— Ответом моим будет решительное «нет». Я вскоре должен отправиться во Францию. Глупо в такое время делать поблажку шотландцам.
— Но разве Давид представляет для тебя угрозу?
Эдуард презрительно рассмеялся.
— Давид! Кто мог думать, что у Роберта Брюса будет такой бездарный сынок?
Он внезапно спросил самого себя: а кто мог думать, что у его распутного и бессильного отца будет такой сын? Да, великим отцам подчас наследуют слабые дети, а у слабых отцов появляются великие сыновья. Но его сын, он уверен, прославит свое имя. Я могу умереть спокойно, подумал он, однако нужно, чтобы принц женился.
Филиппа прервала его мысли.
— Бедная Джоанна, — сказала она. — у нее не было ни одного мгновения счастья с ее мужем. Все говорят, он страшный распутник.
— Сейчас он забавляется с женщиной по имени Кэтрин, — заметил король. — Неплохо для пленника, а?
— Но зачем давать ему такую возможность? — воскликнула Филиппа и тут же устыдилась своей бессердечности по отношению к несчастному узнику.
— Он все-таки король, — сказал Эдуард, — и я не хочу отказывать ему в некоторых удовольствиях. Но, возвращаясь к письму Джоанны… Нет, я не пойду навстречу ее просьбам. Для нее же лучше, если муженек продолжит пребывание здесь в довольстве и покое, вместо того чтобы совершать всякие глупости у себя в Шотландии. Например, опять собирать против нас армию.
— Думаешь, он так поступит?
— Уверен, моя любовь. Однако Джоанне я разрешу приехать в Англию. Она же моя сестра.
— И тогда она обрушит на тебя свои просьбы.
— Буду тверд, как скала…
Филиппа знала, это будет именно так — ведь, если Эдуард решил, ничто не могло заставить его изменить решение. И, при всей доброте к людям, она не хотела, чтобы он его менял: как-никак к схватке с королем Давидом и к победе над ним под Невилл-Кроссом она имела прямое отношение. Кроме того, он ей просто не нравился.
Эдуард заговорил о другом — о том, что сейчас занимало его больше, нежели судьба незадачливого короля Шотландии.
— Ты не считаешь, что нашему сыну пора уже подумать о женитьбе? Отчего он тянет с ней?
Филиппа тоже хотела бы это знать. Она обожала сына, восхищалась его красотой, зрелостью мыслей, доблестью на поле боя, о которой говорила вся Англия. До сих пор она не может без дрожи вспомнить рассказ супруга о битве при Креси, когда их мальчику грозили там пленение или смерть, а отец не считал возможным прийти к нему на помощь, чтобы тем самым не оскорбить его юношескую гордость… О, его могли убить, но, благодарение Богу, этого не случилось.
В нем какая-то странная отчужденность, в их сыне, она ее чувствовала, но не понимала. И отчего, в самом деле, он не заговаривает о женитьбе? Ведь нельзя сказать, что у него отсутствует интерес к женщинам. Ходят слухи, от одной из них у него даже ребенок… Чего он ждет?
— Возможно, еще не почувствовал необходимости… — ответила она неуверенно.
— У него были женщины, — возразил король. — Так что он уже не мальчик. Я хочу увидеть внука, и как можно скорее.
— Мне кажется, он проявляет какой-то интерес к Джоан Кент, — задумчиво проговорила Филиппа. — Она очень красивая девушка, верно?
Стараясь не встречаться с супругой взглядом, Эдуард согласился с ней. Действительно, Джоан настоящая красавица, желанная для многих и многих… Он подумал, что, быть может, не стоило ему поступать так сурово с самим собой, налагать на себя строгие ограничения и подавлять страсть. Другие монархи, он знал это, ведут себя куда как вольготнее. Почему же он?.. И сразу ответил себе: потому что любил и любит Филиппу и не хочет ничем огорчать ее…
Но все же Джоан Кент… Как она хороша! Невольно он сравнил гибкую, тоненькую девушку, ее удивительно манящее тело, зовущие глаза, улыбку, в которой тоже чудилось приглашение, с женщиной, что была сейчас перед ним, с его Филиппой… Какой толстой она стала! И тяжело дышит, когда ходит, а ходит уже с трудом.
Он честно старается все время видеть в ней ту давнюю девушку со свежим лицом, что была его невестой, а потом стала молодой женой. Он был когда-то так увлечен ею. Она всегда такая домашняя, уютная… своя…
— Джоан Кент… — повторил он. — Мы не скажем «нет» этому союзу, не так ли, дорогая? Но надо спросить у нее. Это должен сделать он сам.
— Может быть, ты поговоришь с ним, Эдуард?
— А может, это сделаешь ты, Филиппа?
Она согласилась, хотя чувствовала, что разговор будет непростым. Принц скорее всего постарается избежать прямого ответа.
А Эдуард подумал, что ему будет очень непросто, если обольстительная Джоан станет его невесткой.
Это может по-настоящему нарушить душевный покой… * * *
Прибывшая вскоре в Англию шотландская королева Джоанна больше всего общалась с Филиппой, у нее она находила утешение и понимание. Король Эдуард, ее брат, был с ней ласков, но они оба испытывали неловкость в беседах друг с другом. Все очень сложно: его зять находится у него в плену, сестра же, принятая как почетная гостья, просит освободить мужа, но брат не хочет этого делать. Человеку, который всегда глубоко чтил семейные отношения — а именно таким был Эдуард, — подобные обстоятельства казались невыносимыми. Оттого он и старался как можно реже видеться с Джоанной и предпочел бы, чтобы она вообще не приезжала.
Но она приехала, он сам разрешил ей, и все настойчивей просила за мужа. Однако Эдуард был тверд. Он объяснил ей, что, если выполнит ее просьбу, это будет означать новую войну, новые набеги шотландцев на приграничные земли Англии. А этого он позволить не может. Его страна и так разорена черной смертью, как, впрочем, и Франция, как вся Европа, вся земля… В такое время особенно опасно давать волю безрассудным людям, подобным королю Давиду.
Джоанна с этим не могла не согласиться, но пыталась все же через Филиппу склонить брата к заключению мирного договора с Шотландией, одним из пунктов которого было бы освобождение Давида.
Филиппа отвечала, что Эдуард никогда не пойдет на такое, и бедная Джоанна говорила, что пускай тогда ее тоже объявят пленницей, как и ее мужа.
Что могла сказать ей на это Филиппа? Что у Давида уже есть подруга по заточению — красивая и бесстыдная Кэтрин Мортимер? И что сам Давид неоднократно заявлял во всеуслышание, что скорее предпочтет остаться пленником вместе с ней здесь, в Англии, чем вернуться к жене в Шотландию? А уж если все-таки вернется, то только в сопровождении драгоценной Кэтрин…
Пускай уж, думала Филиппа, бедняжка Джоанна уедет обратно, не ведая о желаниях беспутного мужа, полная жалости и сочувствия к нему. Так будет легче для нее какое-то время…
Ничего не добившись, Джоанна стала готовиться к отъезду.
Она посетила гробницу отца, Эдуарда VII, в Глостере. С печалью думала о его несчастливой, неудавшейся жизни, страшном конце и не могла не сравнивать с жизнью собственной, никчемной и полной страданий.
У нее было не так уж много драгоценностей, но некоторые из них она оставила в его усыпальнице в знак памяти о тех редких встречах с ним, красивым, веселым, благосклонным к детям.
Она истово помолилась о его душе, а затем отправилась из Глостера в замок Райзинг, чтобы повидаться с матерью.
Королева Изабелла вела сейчас спокойную полузатворническую жизнь. Несмотря на годы — ей было около пятидесяти, — она оставалась почти такой же красивой, как прежде, и окрестные жители обожали ее и называли не иначе, как леди Щедрость. Ничто, казалось, не нарушало сейчас ее душевного покоя, от угрызений совести, если они и мучили ее когда-то, не осталось и следа.
Трудно было поверить, что эта красивая безмятежная женщина была вдохновительницей страшного убийства мужа в замке Беркли.
Благосклонно, с королевской пышностью приняла она дочь у себя в покоях, с нескрываемой радостью благодарила за подарки — отборные вина и бочонки с осетриной, которая оказалась ее любимым блюдом.
Куда меньше интересовали ее, а вернее, почти совсем не интересовали обстоятельства жизни дочери, пленение ее мужа.
Равнодушие и отчужденность — вот что ощутила Джоанна в матери и, помня, какой та была в годы ее детства, не удивилась этому, но почувствовала себя неуютно. Захотелось поскорее уехать из замка, вообще из Англии.
Прошлое казалось ей дурным сном. Настоящее было безрадостным. В будущее заглядывать она боялась.
Исполненная глубокой печали, Джоанна вернулась к себе в Шотландию.
И все-таки принцесса Изабелла продолжала испытывать порой жгучее унижение, вспоминая, как была отвергнута женихом, как он тайно сбежал от нее, чтобы немедленно сочетаться браком с Маргарет Брабантской.
Она продолжала делать вид, что ее нисколько не задел поступок графа Луи, но в глубине души рана не заживала, бередя и уязвляя гордость.
Ее раздражало повышенное внимание, которое уделяли при дворе Джоан Кент. Подумать только, эту развязную особу считают самой красивой! Забывая, что тут же находится она, принцесса Изабелла, тоже не лишенная очарования. Еще можно поспорить, у кого из них его больше! Но что правда, то правда — у Джоан уйма обожателей, которые не спускают с нее глаз. Даже король довольно часто разглядывает ее чересчур пристально.
Только это совсем не обязательно из-за того, что она так уж неотразима, а потому, что недавно призналась в тайном браке с Томасом Холландом. Подумать только! Вроде бы уже решено было ее замужество с графом Солсбери, когда она сама взяла да и раскрыла свой секрет… Вот все и глазеют на нее, как на восьмое чудо света!
Интересно, а что думает об этом, спрашивала себя Изабелла, принц Эдуард? Она ведь наверняка и его обворожила. Это видно сразу. Неужели она решилась на скандальный брак с Томасом лишь затем, чтобы подтолкнуть Эдуарда к более решительным действиям? Тогда это смело, ничего не скажешь. Уж принцу Уэльскому она не откажет, как Уильяму Солсбери, — кому же не хочется стать в будущем королевой?..
Она умна и хитра, этого у нее не отнимешь. И сумеет найти способ, как разорвать узы брака с Холландом, если появится такая необходимость. Пускай она даже без ума от Томаса, но стоит принцу Уэльскому поманить пальцем, и она прискачет к нему галопом…
Некоторую резкость суждений Изабеллы можно было, пожалуй, объяснить, если не оправдать, ее ревнивым отношением к успехам Джоан при дворе, а также вновь пробудившимся чувством унижения от собственного несостоявшегося замужества.
Все обращали внимание на Джоан Кент, а принцессе Изабелле, прелестной любимой дочери короля, перепадали лишь жалкие крохи от всего этого.
Так продолжаться не может! Она должна придумать что-нибудь…
Не прошло и нескольких дней, как многие заметили, что принцесса Изабелла начала проявлять немалый интерес к молодому гасконскому [13] дворянину Бернару Эзи, сыну человека с тем же именем. Оба они прибыли в Англию еще в то время, когда готовились к свадьбе ныне покойной принцессы Джоанны с принцем Педро Кастильским.
Молодой Бернар был высок ростом, красив, с приятными манерами. Они подружились с Изабеллой, и не прошло много времени, как он влюбился в нее.
Она с наслаждением купалась в лучах его любви, почти уже не вспоминая свой позор во Фландрии, где ее красота не была оценена по достоинству этим презренным графом Луи.
О, она прекрасно понимала, как безмерно рад и горд был бы ее кавалер, если бы она дала согласие на брак с ним. Просто не поверил бы своему счастью! Конечно, сам он не смел даже и заговаривать об этом, но, направляемый ее ловкой рукой, решил однажды признаться в любви и робко намекнуть о своих надеждах.
Изабелла сказала ему, что, прежде чем дать ответ, должна поговорить с отцом. Это было уже по меньшей мере необычное решение: при королевских дворах не принято обнадеживать бедных, не слишком знатных чужеземцев. Но Изабелла закусила удила. Она добьется от отца всего, чего захочет, — так похвалялась она перед влюбленным юношей, и тот восхищался смелостью и упорством девушки, относя это за счет ее любви к нему.
Она же, зная, что отец не мог ей ни в чем отказать, не сомневалась в успехе. Привязанность отца к старшей дочери крепла по мере того, как он, сам того не желая, невольно начинал все более критически взирать на жену. О нет, он по-прежнему любил ее, но взор его отдыхал, а душа испытывала наслаждение, когда он видел красивые и стройные женские фигуры, а не такую расплывшуюся, как у Филиппы.
Добившись свидания с отцом с глазу на глаз, чем уже доставила ему немалое удовольствие, Изабелла взяла его за руку и доверительным шепотом сказала:
— О дорогой отец, я хочу первая заговорить о том, о чем вы и сами начали бы вскоре разговор. Ведь вы считаете, что мне давно пора замуж, и если не говорите об этом, то, уверена, только оттого, что это означало бы разлуку со мной. Признайтесь, что я права.
— Признаюсь, — с улыбкой сказал король.
— Значит, вы были бы довольны, — продолжала она, — если бы я вышла замуж за человека, который не увезет меня в другую страну, и мы все вместе будем жить в нашей славной Англии, не так ли? Ответьте, дорогой отец.
— Разумеется, я очень желал бы этого, дочь моя. Но ведь такое невозможно.
— Напротив, милорд. Что касается меня, я мечтаю лишь о таком браке и ни о каком ином. Я не мыслю жизни вдали от вас.
— Для меня будет весьма печально, — сказал король, — когда наступит день нашей разлуки.
— Но он не наступит, милорд! Я решила, кем должен быть тот, кто станет моим мужем… О дорогой отец, кого я люблю больше всего в жизни и с кем никогда не расстанусь! Мне не нужен чужеземный принц, живущий вдалеке и владеющий несметными богатствами! Пусть моим спутником будет человек скромного достатка, чьи владения и обязанности не помешают ему жить в моей стране. Или даже пускай он живет у себя, но я все равно останусь рядом с вами!
— О дорогое дитя! Ты повзрослеешь и поймешь, что такому не бывать. Ты королевского рода и не можешь выйти замуж за обыкновенного человека. Да и он не осмелится просить тебя об этом.
— Это уже свершилось, милорд! Такой человек нашелся!
— Что? Кто же он?
— Бернар Эзи.
Король был так поражен ее словами, что некоторое время молчал, а дочь продолжала:
— Я хочу, чтобы он стал моим мужем. Другого мне не надо. Знаю, он беден и неродовит. Но ведь вы можете дать ему земли… где-нибудь возле Виндзора. И тогда я буду все время близко от вас. Больше ничего мне не нужно.
— Милая девочка, то, о чем ты говоришь, невозможно.
— Я уже сказала Бернару, что вы согласитесь на мою просьбу.
— Нет, этого не будет, дочь моя.
Изабелла упрямо поджала губы.
— Это будет, отец! Должно быть. Я очень хочу!
— Изабелла, ты еще так молода. Это увлечение у тебя пройдет, рассеется, как дым. Если хочешь замуж, я найду тебе достойного жениха.
— Ну да… — Она снова поджала губы. — И он увезет меня за тридевять земель! — Она поднялась и топнула ногой. — Я никуда не поеду! Лучше умру!.. Или выйду за Бернара.
— Но это невозможно!
— Почему? Почему? Если речь идет о моем счастье? О счастье дочери?.. Вы хотите этого?.. О дорогой отец, если любите меня по-настоящему, то не запретите мне…
Она видела, он уже колеблется… боится расстроить ее окончательно, довести до слез. Она знала, как он относится к ней, и всегда умела сыграть на его слабой струне — на чрезмерной любви к дочерям. Особенно к ней, к прекрасной, несравненной Изабелле…
Он задумался. Его дорогое дитя говорит сейчас серьезно, как никогда. С болью. С надрывом… А теперь рассудим: кто же такой этот Бернар Эзи? Что у него есть? Клочок земли в Гаскони? Это вздор, моя дочь не может выходить замуж за такого человека. Но я ведь могу сделать его богатым и знатным. Это в моей власти. Дать ему титул графа. И они будут жить здесь, в Англии. Я буду часто видеть ее. С нами будут их дети… мои внуки…
Он внимательно посмотрел на дочь. Она поняла уже его взгляд, бросилась ему на шею, почти задушила в объятиях.
— Вы самый лучший отец на свете! — воскликнула она.
Она знала, что одержит победу, и победила.
Королевский двор недоумевал: король дал согласие на брак дочери с сыном какого-то малозначительного дворянина. Правда, он был наследником. Ну и что? Что он унаследует? Кусок земли, который можно унести в котомке?
Филиппа понимала: ее своенравная избалованная дочь опять добилась от отца того, чего хотела. И на сей раз не по незначительному поводу, но в серьезном деле. Что ж, если оба они получили от этого удовлетворение, — пусть будет так.
Изабелла сияла от счастья, казалось многим. Она решила — свадьба должна быть грандиозной, какой при королевском дворе не видели с незапамятных времен. Было приглашено множество портних, вышивальщиц — она желала выглядеть как можно роскошней и чтобы все вокруг выглядело так же. Особое внимание она уделила шелковой мантии, отороченной горностаем, на которой велела вышить золотом и серебром деревья, птиц и различных животных. По многу раз она примеряла все наряды и красовалась в них перед матерью, младшими братьями и сестрами. Умоляла и отца взглянуть на ее обновы, и тот приходил и со снисходительной улыбкой взирал на любимицу.
Придворные продолжали удивляться, как поддался их сильный и решительный король влиянию дочери, а он уже окончательно примирился душой с ее выбором и говорил Филиппе, что даже видит в этом замужестве определенную выгоду: не будет необходимости давать за дочерью большое приданое, что неминуемо, выйди она за принца или короля.
А кроме всего прочего, разве не приятно, не радостно видеть дочь такой счастливой?..
Всего неделя оставалась до дня торжественного бракосочетания, когда Изабелла пришла к отцу и сказала, что решила вообще не выходить замуж. Никогда…
Король в изумлении воззрился на нее. Где она, счастливая невеста последних дней? Перед ним стояла девушка с несчастным хмурым лицом. Что произошло?
Она бросилась в его объятия и горько зарыдала.
— Дорогой отец! Я не знаю… Ничего не знаю… Но я не могу… не хочу замуж за Бернара! Вообще ни за кого!.. Единственное мое желание — быть с вами! Только с вами… Поймите и простите меня…
— Но, дорогое дитя, все уже готово для свадьбы. Платья… покои… Жених и остальные — все ждут.
— Знаю… знаю… Но я не могу!
Король был удивлен, рассержен, возмущен. Но ничего не мог поделать, Изабелла была непреклонна. Кроме того, она сама так явно страдала.
Долго еще при дворе толковали об этом событии. Бедняга Бернар пребывал в ужасном состоянии. Он искренне полюбил принцессу и был горд тем, что станет ближайшим родственником короля, членом его семьи. Все рухнуло в один миг — любовь, почет, надежды на славное будущее. Как тут не впасть в отчаяние?
У Изабеллы было приподнятое настроение — она отомстила. Отомстила мужчине. Сделала то, что не так давно сделали с ней. Неважно, что ее жертвой стал другой человек, — он тоже мужчина. Она отплатила за свою поруганную гордость и почувствовала удовлетворение. Единственное, чего она не могла в себе понять, — желала ли она действительно этого брака? Любила ли хоть немного Бернара или с самого начала задумала отмщение и шла к нему?
Теперь уже никто не посмеет жалеть ее: «Бедная принцесса, как она была обманута! Жених просто удрал от нее!..» Все увидели, она может быть среди тех, кого принято называть сильными…
А главное — она остается с отцом, и никакой муж не увезет ее от него даже ненадолго. Даже в какую-нибудь недалекую Гасконь…
Еще больше она почувствовала свою силу, когда стало известно, что несчастный жених решил уйти из этого суетного мира в монастырь и стать монахом-францисканцем, а право наследства передать младшему брату.