Ледяной Ирис [СИ]

Глава XXXIII: Правитель и Человек

— Значит, последний из рода Кадани и старик Шинджу не могут поделить чужие богатства? — Рийота Шукима провёл рукой по закрывавшей глаз чёрной повязке. — Как интересно.

— Отец, я полагаю, нам стоило бы вмешаться, — заметил Джиро, старший из сыновей рода. Младший, которому едва только минули тринадцать зим, не удостоился чести присутствовать на семейном совете: пусть он и был мужчиной, но его учитель постоянно твердил, будто недоволен его результатами. Мальчишка не мог сражаться наравне с братом и отцом — а значит, и не достоин был покуда зваться мужчиной.

— Занятная мысль, — голос отца звучал столь ласково, что Джиро мгновенно напрягся: редко когда господин Шукима вёл себя так безо всякой на то причины. Тем временем отец поднялся, всё так же потирая повязку. Он всегда делал так, когда размышлял о чём-то важном — а разве мог быть вопрос важнее, чем их возможная реакция на действия врагов?

— С одной стороны — Шинджу. Старик упрямей осла, и никогда не остановится. Наследник семьи Кадани молод, и оттого порой горяч, как бы ни пытался удержать себя в узде. Представь, что будет, когда эти две волны схлестнутся. Ты полагаешь, что нам следует в это время вставать меж ними?

Джиро уже ни в чём не был уверен, и потому отвёл взгляд, не желая смотреть в глаза главе рода.

— Всё равно последнее слово за тобой, отец.

— Хорошо. Тогда выслушай мой план, — господин Шукима растянул тонкие губы в улыбке. Он знал, что Джиро так ответит: при всей своей внешней ласковости, старик умел оставаться главным в доме, несмотря на то, что тело его не было таким же крепким, как у молодого сына. Вот и сейчас молодой мужчина кивнул, показывая: он слушает.

— Сейчас, когда война между ними только-только разгорается, нам стоит держаться в стороне. Не стоит торопиться: нанесём удар после, когда оба они ослабнут и решат, что настало время вновь расползаться по своим норам. И тогда наши воины сокрушат их в разы легче, чем теперь. Поверь: лучше унять стремление тут же броситься в бой, не допустить кипящую кровь в голову. Лучше подождать — и будешь награждён.

Джиро молчал. Да и что он мог сказать, если привык подчиняться властному отцу, чьё место даже теперь, имея жену и дочь, он никак не мог бы занять?..

Воды не приносили, равно как и еды, вот уже почти сутки — и Сибори беспокоился, не зная, как себя повести. Будет ли вежливо кричать до тех пор, пока его не накормят, или же в таком случае его немедленно покарают за дерзость — возможно, смертью? Или же решили подождать, покуда он не умрёт от голода и жажды? Последнее ему, впрочем, вряд ли бы грозило в ближайшее время, да и сбежать при желании он мог бы.

Тишина. Вот уже вторые сутки — тишина, не нарушавшаяся чьими-то голосами. Будто там, за стенами этой жалкой комнаты, мир успел умереть и раствориться в тумане, как на той дороге из сна. В этой тишине хотелось либо услышать чей-то голос, либо исчезнуть самому — без остатка, так, чтобы никто и не вспомнил о его существовании. Сибори успел возненавидеть эту проклятую комнату: прежде он мог посвятить своё время гораздо более приятным раздумьям. Но сейчас ему становилось дурно от мыслей, что были далеки от политики и войн, терзавших этот край.

— Не бойся.

Сибори не знал, чудится ему этот голос или же он в самом деле вновь слышит Шигэру. Он лишь почувствовал, как легли на плечи знакомые руки, вновь ощутил запах лекарственных трав — прежде столь ненавистный, и такой до боли родной теперь. Коснулся рукой одной ладони — и та тотчас исчезла, осыпаясь, как лепестки отцветающего цветка.

Видения… Раньше они были живее. Сейчас же это лишь тень, порождённая воспалённым разумом. Не может быть, чтобы он ждал большего: если видишь мертвецов, это лишь болезнь, не более того. А болезни нужно лечить, и лучше всего — сразу же, как они возникнут. Надобно вспомнить, что говорилось в книгах иноземных врачей по поводу подобных случаев: возможно, удастся припомнить что-то важное. Увлекшись размышлениями, Сибори проговорил последнее вслух, дабы разрушить ненавистный оковы тишины — и почти сразу же услышал вопрос:

— С кем ты говоришь?

Вздрогнув, мнимый колдун обернулся — и увидел в дверях господина Кадани. Тот выглядел даже мрачнее, чем обычно. Может ли статься, что сейчас для него путь окончится? Нет, не стоит сдаваться прежде времени: сперва следовало бы выяснить, отчего вдруг правитель Востока всё же посетил его.

— Простите. Я задремал.

Ни тени недоверия — лишь усталость и горькая решимость. Сибори не мог понять: он ли послужил тому причиной? Всё его существо затопляла какая-то извращённая радость при виде чужих страданий. Особенно таких, какие виделись во взгляде господина Кадани. Пусть не он виной своей боли, но точно так же лишился любимого человека, как и сам Сибори, и так же мучается теперь. Верно, прошло достаточно времени, чтобы он начал скучать по знакомым чертам лица, по голосу, по прикосновениям. Мальчишку должны были уже похоронить; сейчас его тело наверняка уж покоится в саркофаге на дне моря, а душа отошла на ту сторону Отражённых Небес. Ведь Сабуро так же забывает, не так ли? День за днём, ночь за ночью забывает знакомое лицо, пытается вспомнить, каким он был — и не находит ответа. Сибори знал, какого это. Он уже почти не помнил лица Шигэру…

— Как я понял, ты разбираешься в ядах.

Это был не вопрос — утверждение. Чуть пожав плечами, мнимый колдун склонил голову:

— Возможно. Однако мои познания не столь велики, как мне хотелось бы.

Сибори пока ещё не понимал до конца, чего желает услышать владыка восточных земель. Привычно ища в словах двойное дно, он не мог увидеть сути. Всё прояснилось лишь тогда, когда господин Кадани твёрдо проговорил:

— Такие способности… могли бы пригодиться в войне с родом Шинджу.

Сибори с трудом удержал на лице прежнее выражение, не выдав торжествующей улыбкой своей радости. Он видел, что правитель Востока говорил с трудом, переступая через самого себя. Человек не верил своему пленнику, но ему верил Правитель. Единственно разумным был в меру сдержанный ответ:

— Я был бы счастлив служить вам, мой господин.