Марго
Он сам этого хочет, говорила одна половина.
Он не понимает, во что вляпался, возражала другая. Как был мальчишкой, так и остался. Хотя на вид вполне так дядька с бородой. Летчик.
Он давно уже не мальчишка. Он даже мальчишкой был больше дядькой, хотя и без бороды. Взрослый, ответственный и надежный. И умный.
Я не имею права тянуть кого-то в болото за собой. И точка.
Сидя в больничных коридорах, переходя из одной очереди в другую, я спорила сама с собой.
Да, я нуждалась в его поддержке и была за нее благодарна. Но все равно ощущение возникло такое, будто украла ее. И вовсе не из-за Кати, тем более с ней Кешка все равно разводился. Он даже мне фото заявления в суд прислал.
Мишкины трясущиеся руки и зрачки в полглаза прошились мне в побитый молью мозг намертво. Не хотелось увидеть что-то подобное снова, когда в один далеко не прекрасный день проснусь и, к примеру, не смогу встать с постели. А ведь он придет — этот день. Легко говорить про помощь сейчас, пока я на вид вполне так здорова. А когда это придвинется вплотную? В тот момент, когда мне действительно нужна будет помощь — каждый день и до конца жизни?
Наконец я прошла всех врачей, все обследования и получила официальное сообщение, что меня занесли в федеральный реестр. Мне выдали рецепт на бесплатное получение лекарства, всего одна таблетка которого стоила порядка ста тысяч. А таблеток таких на курс нужно было тридцать. Впрочем, в аптеках их все равно не было. Ближайшие — в Архангельске. Две упаковки. И заказать их по почте было нельзя. Только лично. С паспортом или доверенностью, если забирает кто-то другой.
— И что делать? — спросила я аптекаршу.
— Записаться в лист ожидания Горздрава. Обзванивать каждый день спецаптеки. Пока не выловите.
Хотелось плюнуть и махнуть рукой. Все равно ведь чудес не бывает и лекарство это не вылечит.
— Не вздумай! — отрезал Кешка, которому я пожаловалась. — Десять лет без обострений стоят того, чтобы поморочиться.
— Кеша, десять лет — это в идеальном идеале. А так в среднем лет пять. И это если оно индивидуально мне подойдет, не на всех действует. В лист я записалась. А вот обзванивать надо с утра. У меня уроки. В эти аптеки дозвониться — по полчаса на каждую, как минимум.
— Скинь список аптек с телефонами. Буду звонить.
— У тебя же рейсы.
— Не всегда же с утра. И вот еще что. Сделай мне доверенность. Вдруг я полечу туда, где это лекарство есть. Найдем, Рита, не волнуйся.
Так и вышло. Отловили в Норильске, забронировали. Кешка забрал у меня рецепт, доверенность и привез нужные на курс две упаковки. Давать, правда, не хотели, потому что рецепт был выписан в другом регионе, но он чуть не разнес эту аптеку на клочки — по его словам.
Впрочем, принимать отраву я смогла только через месяц. Она напрочь убивала иммунитет, поэтому пришлось сдать еще кучу дополнительных анализов на всякие скрытые инфекции, которые могли вылезти после приема. Туберкулез, например, или гепатит.
Отметив галочкой все сданные анализы, я с усмешкой вычеркнула последний пункт списка: «исключение беременности». Вот тут уж точно можно было не беспокоиться. Разве что ветром надуло, но это вряд ли. Последний раз я занималась сексом… ну да, перед тем самым МРТ.
От «последнего раза» прямо такой обреченностью подуло. Хотя одно мое слово — и…
И нет. Потому что одно мое слово будет «нет». Исключительно френдзона. И вовсе не потому, что не хочу. Как раз наоборот — я перестала притворяться перед собой. Но позволить себе влюбиться никак не могла. Так что если и будет еще секс в моей жизни, то без каких-либо привязок.
Переносила я прием плохо. Сильно тошнило, кружилась голова, хотелось спать. Но кто бы мне дал из-за этого больничный, причем на две недели? Приходилось терпеть. А еще дико полезли волосы, целыми прядями. Благо их у меня хватало, но все равно приходили мысли побриться наголо. Впрочем, удивляться было нечему. Лекарство мое по сути представляло собой ту же химию, только убивало не раковые клетки, а взбесившиеся лимфоциты.
Да, бешеных собак пристреливают, как ни жаль.
Вернувшись из школы, я падала на кровать и лежала часа два, не в силах пошевелиться. Потом кое-как поднималась, без аппетита запихивала в себе что-то не требующее готовки. Только потому, что было надо. Не убирала, не стирала. Все потом. А еще нужно было готовиться к урокам. Кешке врала, что все в порядке, Маше и Ольге тоже. Они, конечно, приехали бы, помогли, но я решила, что попрошу, только если будет совсем труба.
За те две недели, пока я принимала таблетки, мы с Кешкой не виделись ни разу. Но переписка и разговоры по телефону помогали мне держаться на плаву. Он был моим спасательным кругом. Я могла плыть сама, и все же знала, что в любой момент меня подхватят, не дадут утонуть.
Когда я все-таки выбралась из этого ада, оказалось, что незаметно пришла весна. Всего месяц — и конец учебного года. А еще мы развелись с Мишкой. Тоже, считай, незаметно. Заявление в загс подали через Госуслуги, в назначенный день пришли и получили свидетельства о разводе. Как будто и не было этих лет, не было шести попыток завести ребенка. Чужие люди…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, когда мы вышли из загса.
— Хорошо, — я пожала плечами.
— Подвезти?
— Не надо.
— Ну… тогда счастливо.
Он неловко поцеловал меня в щеку и пошел к припаркованной машине. А я — к автобусной остановке.
Чувствовала я себя и правда хорошо. Тошнить перестало, голова не кружилась. А главное — теперь я была свободна. Официально. Ну а что похудела за месяц на семь килограммов, лишилась половины волос и трех зубов и выглядела узницей концлагеря… Ничего, волосы отрастут, зубы вставлю. Скоро отпуск — отосплюсь, отъемся, похожу к косметологу.
И буду надеяться, что лекарство подействовало. Что не ослепну и не оглохну хотя бы в ближайшие пять лет. Не так уж и мало, если подумать.