Летчик и ведьма

Глава 19

Кеший

Разумеется, она мне врала. Врала, что все хорошо, что чувствует себя нормально. Я по голосу понимал, что ей плохо. Ну и прочитал все, что только мог найти, про это адово лекарство, про все его побочки. Но даже если бы мы не разговаривали, если бы просто переписывались, все равно понял бы. Я считывал ее на расстоянии, как радар, настроенный на определенную частоту.

А ведь она еще и на работу ходила, уроки вела. Я не уставал поражаться ее терпению и мужеству. И как же хотелось просто приехать к ней. Побыть рядом. Ну да, она не хотела, но…

Но я обещал уважать ее желания. Припереться вот так, без приглашения… это было бы как спугнуть ту белку, которая в раздумьях: брать орех или нет. И хочется, и колется. Я по-прежнему шел по минному полю, но теперь уже не совсем наугад. Понемногу учился, где можно сделать шаг вперед, а где лучше остановиться. Или вообще отступить.

Впрочем, у меня были и свои проблемы. Во-первых, подошло время подтвердить летную квалификацию и получить следующий класс, второй. Нужный налет часов у меня уже набрался, но не хватало по некоторым показателям, например, ночных полетов. А во-вторых, развод так и висел мертвым грузом. Сначала Катерине никак не могли вручить повестку, потом она не пришла на заседание. Потом принесла справку о болезни. Потом явилась, но заявила, что не хочет развода, и нам дали время «на примирение».

Юрист, с которым я советовался, сказал, что если она не придет на следующее заседание без уважительной причины, то нас разведут автоматом. А если снова принесет какую-нибудь справку, это может продолжаться вечно. Или, по крайней мере, долго.

У меня был случай, сказал он, люди вот так разводились два года.

Я не думал, что Катька рассчитывает на примирение. Просто решила по максимуму вымотать мне нервы. Как говорится, я не злопамятный, отомщу — и забуду.

Марго тем временем благополучно развелась с мужем. И мне наконец удалось вытащить ее из дома.

Когда я ее увидел, внутри тоскливо заскулило — от жалости и сочувствия. Выглядела она, конечно… Но для меня все равно была лучше всех. Потому что когда любишь, видишь человека иначе. Таким, как в тот момент, когда встретил его. И уже неважно, сколько пройдет лет и как сильно он изменится. Хоть голову с задницей местами поменяй.

— Я ужасно выгляжу? — она все же успела поймать мой дрогнувший взгляд.

— Ты выглядишь так, как положено выглядеть в твоем состоянии, — ответил я, взяв ее за руку. — И это не имеет никакого значения. Для меня. Я тебя вижу такой же, как и десять лет назад.

Кажется, она собралась реветь. Пришлось пресечь это радикально. Забил на предосторожности и поцеловал ее. Вполне целомудренно, мы все-таки были на людях. Хотя Климат* — такое место, что там никого этим не удивишь: встречаются, прощаются.

Опешила. Плакать передумала. И руку не выдернула. Так и пошли по Невскому. Молча. Я не обольщался. Понимал, что она просто подпитывается энергией — чтобы обратить ее против меня же. Точнее, против себя самой. Смаковал вкус ее губ, как конфету. Первый поцелуй с ней. Не совсем, конечно, поцелуй, но хоть так.

Шли, шли — пока не приземлились в «Севере». Не я выбрал — она предложила. Как будто знак: именно там мы встретились с Машкой, когда та сказала, что Марго выходит замуж. Сентябрь, начало второго курса. Больше семи лет назад. Знать бы еще, хороший знак или нет.

Марго угрюмо ковыряла пирожное, потом подняла глаза.

— Кеш, не обижайся, но давай расставим все точки.

Господи, да ты их уже стопицотмильёнов раз расставляла, ничего нового не скажешь. Ничего между нами не будет, потому что ты никому себя на шею не повесишь. Мы только друзья, и ты мне благодарна до луны и обратно.

Ты это все себе говоришь, не мне. Просто я тебя поцеловал, и ты испугалась. Себя, не меня.

— Кеш, ты правда мне очень нравишься, но…

Да моя ж ты белочка! Как у тебя язык-то повернулся такой ужас сказать, а?

— Маргарита Ивановна, что это с вами? И десяти лет не прошло с тех пор, как вы объясняли, что я маленький мальчик, а вы взрослая тетенька. Неужели вдруг перестали видеть во мне клоуна из десятого «Б»?

— Да, — сказала она так, что ёрничанье засохло на корню, — перестала. Именно поэтому и говорю. Ты… необыкновенный, Кешка. Ты лучше всех.

Ну все, Марго, ты попалась! Ты это сказала. В начале было слово — и все такое.

— Лучше поздно, чем никогда, — заметил я, в двадцатый раз размешивая сахар в кофе.

— Нет. В моем случае лучше никогда. Ты знаешь почему.

— Я знаю только то, что ты дура, Марго.

У нее отвисла челюсть. И глаза распахнулись шире плеч.

Дура ты потому, что думаешь, будто меня это остановит. Или тебя. Меня — точно нет. А ты будешь отбиваться руками, ногами, ушами, плавниками, ластами, но никуда не денешься. Но этого я тебе не скажу, потому что все равно не поверишь.

— Дура ты потому, что решаешь за других. Как кому будет лучше. Типичная училка.

— Я решаю за себя, — она вернула челюсть на место и откатила глаза обратно. Сощурила по-кошачьи. — Как будет лучше мне.

— Хорошо, хорошо, — я поднял руки вверх, делая вид, что сдаюсь. — Извини, не хотел тебя обидеть.

— Не обидел. Может, я и правда дура.

Не может, а точно дура. Но я все равно тебя люблю.

Мы захлопнули дверь в эту опасную комнату и заговорили о другом — нейтральном. О Машке и Мирском, который вернулся из Штатов. О ее работе и о моей работе. О ее собаке. Но то, что притаилось в этой комнате… оно никуда не делось. Оно просто ждало своего часа.

*Выход из метро «Невский проспект» на канал Грибоедова