Летчик и ведьма

Эпилог

Марго

Я надеялась, что на Новый год меня отпустят домой, но Лилия Вадимовна, мой врач, в ответ на робкую просьбу зыркнула так свирепо, что я спрятала нос под одеяло.

— Даже не думай, Маргарита! Мы не для того дотащили тебя до семи месяцев, чтобы ты все испортила. Единственное, что я могу разрешить, это отметить здесь с мужем.

Ира, соседка по палате, на праздники уезжала домой, я оставалась одна. Ну хоть так, встретим с Кешкой вдвоем. Телевизор есть, елочка есть, еду какую-нибудь принесет.

— Ну значит, так надо, — невозмутимо сказал он, когда приехал ко мне сразу после рейса. — Маргош, потерпи, родная, немного осталось.

— Лорка уже забыла, кто я.

— Да ты что? Знаешь, как она тебя ждет? Если я говорю, что Рита скоро приедет, сразу скулить начинает и на дверь смотрит. Собака никогда не забудет. Ничего, вот появится подружка…

— Подружка уже здесь!

Дверь распахнулась, и в палату ввалились Маша с Мирским. Или просто Мирские, в составе двух с половиной единиц. Когда я приезжала к ней летом в клинику, она сама в тот день узнала, что беременна, но не стала говорить — не до того было. Так уж вышло, что срок у нас получился едва ли не день в день. Только они ждали мальчика. Угу, жениха!

— Мы завтра будем дома плотно, поэтому решили заехать заранее, — сказала Маша, поцеловав сначала меня, потом Кешку. — А тебя не отпустят?

— Нет, — вздохнула я.

— Ну ничего, Ритуль, — она погладила меня по плечу. — Тебе хоть вставать и ходить разрешают. А то ведь могла бы пролежать весь срок как на вытяжке, с ногами в потолок.

— Да знаю. Устала просто.

— Рит, ты слов нет какая молодчина. Настоящий боец.

— Я бы не справилась, если бы не Кешка.

— Ну, если бы не Кеший, то и справляться было бы не с чем, — Сева сообразил, что ляпнул, еще до того, как прилетело от Маши в бок. — Прости, Марго, я не имел в виду… В общем, прости, я баран. А Кешка герой. Вы оба герои.

Они посидели немного и собрались уходить, и Кешка с ними. Я смотрела, как они идут к двери, как Сева придерживает Машу под локоть, и вспомнила мадагаскарского таракана, с которого все началось. Целая цепочка из «если бы».

Если бы не таракан, я не разговорила бы Машу. Если бы мы с ней не сблизились, она не подружилась бы с Кешкой. Если бы не Маша, я не пошла бы к Чумаку, а потом на МРТ. Не встретилась бы с Кешкой…

Если бы, если бы…

Нет, все случилось так, как должно было случиться. Наверно, в тот день, когда я мчалась с дачи на мотоцикле, чтобы застать директрису, все уже было предопределено. Чтобы мы с ним были вместе. Хотя дорога друг к другу вышла долгая и извилистая.

А теперь у нас будет еще и маленькая Маша. Должна быть.

Я положила руку на живот и получила приветственный пинок в ладонь.

Летом, в тот же день, когда была у Маши в клинике, я позвонила Чумаку.

— Вот как? — сказал он выслушав невозмутимо. — Ну что… сдавайте анализы, приходите, будем думать.

Какими-то хитрыми комбинациями он пристроил меня на сохранение в институт Отта, причем по ОМС. И лечащего врача сам выбрал — свою бывшую студентку. С меня там пылинки сдували. Но как я туда вошла, больше уже и не выходила. Только с Кешкой в садик, на скамеечке посидеть.

«Как, опять⁈» — всплеснула руками директриса, когда я позвонила и сказала, что ложусь в больницу, откуда надеюсь сразу в декрет.

«Ну извините, Елена Петровна, — без всякого сожаления ответила я. — Так вышло».

Никто ничего не гарантировал, разумеется. Но, как сказал Чумак, на этот раз шанс был.

Программу-минимум назначили ту же: дотянуть хотя бы до шести месяцев. Подошел к концу третий — я прислушивалась к себе каждую секунду, все то время, пока не спала, а может, даже и во сне. Как только первый рубеж был пройден, стало немного спокойнее, хоть я и не обольщалась.

Кешка успокаивал. Нет, он не убеждал, что все будет хорошо. Просто говорил, что будет рядом, что бы ни случилось. Вот это как раз и успокаивало.

Заявление мы подали через Госуслуги, после чего он пошел в загс и оформил выездную регистрацию. Для этого даже взятку давать не понадобилось, оказалось, достаточно справки из больницы. В назначенное время приехала тетка и расписала нас в комнате для выписки новорожденных. В последний момент я пришла в ужас, что выходить замуж придется в ночнушке и в халате, но Кешка и об этом позаботился: привез платье, туфли и цветы.

«Ну мы же должны будем показать Маше красивое фото с регистрации», — сказал он.

«Которой Маше?» — уточнила я.

«Обеим».

Почему-то мы оба были уверены, что будет девочка. Маша. Когда узи это подтвердило, Кешка едва не прыгал от радости. Ломанулся покупать девчачьи платья и кукол, но я остановила. Не то чтобы боялась сглазить, но слишком больно потом было бы все это раздавать… если бы снова не получилось. Договорились, что все детские покупки только после родов.

Еще никогда время не тянулось так медленно. Я убеждала себя, что должна наслаждаться каждым отпущенным мне днем нормальной жизни. Но этому надо было учиться — брать от нее все сегодня, не откладывая на потом. Да, для любого человека завтра могло не наступить, и я каждый раз волновалась, когда Кешка уходил в рейс. Однако для меня все было определено намного прозрачнее, чем для большинства людей.

Рано или поздно, но инвалидность догонит — если, конечно, не умру до этого момента. Мне нужно было привыкнуть к этой мысли, сжиться с ней, подготовиться и морально, и физически. А до тех пор проживать каждое мгновение своей жизни так, словно оно последнее.

Я пыталась прочувствовать каждую минуту беременности, несмотря на токсикоз и все свои страхи. Прислушивалась к ощущениям, к тому, как возится в животе малыш. Разговаривала с ним — то есть с ней. Говорила, как мы с папой любим ее и ждем. Просила не торопиться, подрасти и появиться на свет в срок.

А еще я ждала Кешку, начиная скучать раньше, чем он выходил за дверь. Особенно грустно было, когда уходил в длинные рейсы с возвращением на следующий день. И с каким облегчением я вздыхала, увидев на онлайн-табло «Прибыл».

Сейчас мне было так странно, что я сопротивлялась до последнего, не желая впускать его в свою жизнь. И только когда решилась, поняла, каким огромным счастьем может быть взаимная любовь. Не то, что я принимала за нее раньше, а настоящая — наполненная вниманием, заботой, поддержкой. Конечно, у него были недостатки, как у всех, но достоинства с лихвой их искупали. И он сказал правду: такого невероятного мужчину мироздание подарило мне в качестве компенсации за все несчастья.

Тридцать первого утром я проснулась, поздоровалась, как обычно, с Машей. Каждый ее приветственный пинок был еще одним лучиком надежды, особенно с того дня, когда срок перевалил за сакральные шесть месяцев.

«Ребенок развивается абсолютно нормально, — уверяла Лилия Вадимовна. — Даже если вдруг решит родиться раньше, серьезных проблем быть уже не должно. Дойдет в инкубаторе, не страшно».

И все же каждый новый день становился еще одной ступенькой к вершине. Ступенькой, которую мы с Машей преодолели.

Встав с кровати, я почувствовала тянущую боль в пояснице, а потом и в животе.

Нет! Пожалуйста! Не надо! Только тридцать вторая неделя. Еще рано!

Лилия Вадимовна улетела на Новый год в Сочи, должна была вернуться второго. А у Кешки утренний рейс в Москву и обратно.

— Да, пошло раскрытие, — вздохнул дежурный врач, осмотрев меня. — Уже не остановим. Придется рожать.

Ну вот как так, а? Ну почему-у-у⁈

— Маша, только не торопись, ладно? Давай папу дождемся, — попросила я, набирая сообщение Кешке:

«Кеш, как прилетишь, сразу давай ко мне. Мы уже рожаем».

Кеший

— Садись, — сказал Иваныч, когда пошли на снижение. — Ну что глазами хлопаешь? Ты дублер? Вот и дублируй. Класс повысил, пора дальше идти. Или так и будешь до пенсии вторым летать? Давай, автопилот отключай, сажай. Не бойся, я рядом. Ты все знаешь и все умеешь. Считай это новогодним подарком.

— Иваныч, а пиздюлей не получим? — спросил я, сев на его место.

— Нет. Никому не скажем. С землей говорить я буду.

Я сел! Идеально приземлился! Пару подсказок Иваныч сделал, но я и без них бы справился. Жопа, конечно, взмокла, и пульсик с давленьицем улетели в стратосферу, но радости было… Одно дело, когда все это на пустом учебном самолете, с инструктором рядом, другое — когда вот так. Когда у тебя сто с лишним человек пассажиров за спиной.

— Умничка Кеша, — сказал Иваныч, едва самолет замер на отметке. — Пять баллов! Пора. Налет есть, класс есть. Подам рапорт, чтобы тебя ставили первым с наставником. Полетаю с тобой, пока не сдашь квалификацию.

Уже в терминале я спохватился, что не маякнул Марго. Она, конечно, отслеживала табло, но это было ритуалом: отправить короткое «прилетел». Включил телефон и ахнул.

Черт, все-таки рожает! Бегом!!!

Планы были отоспаться и вечером приехать к ней. Встретить Новый год, поспать немного на свободной кровати и утром снова в аэропорт: в двенадцать рейс в Казань. Ну да, хочешь рассмешить бога… и дальше по тексту.

Бегом! Может, еще и успею.

И, разумеется, тут же застрял на КАДе в пробке. Тридцать первое же, полная трында на дорогах.

— Рит, ты как? Я уже еду.

— Не торопись сильно, успеешь. Говорят, еще не скоро.

Но я все равно торопился, конечно. Просто так меня не пустили, заставили форму снять, дали санитарный костюм, бахилы, шапочку.

— Вперед, командир, — хихикнула кокетливая медсестра. — Это не страшно. Не страшнее, чем самолет водить.

Марго бродила взад-вперед по палате и тихо скулила. Увидела меня и заскулила громче.

— Кеш, я больше не могу. Я ее просила не торопиться, вот она теперь и не торопится. Говорят, что, наверно, завтра. Ну точно не в этом году.

Я растирал ей поясницу, пытался чем-то отвлечь, рассказывал всякие глупости. В животе урчало: с раннего утра во рту ни крошки. Но ей есть было нельзя, а я не ушел бы ни за что на свете, ни на минуту. Ерунда, потерплю.

Время тянулось, тянулось. Прибегал дежурный врач, суровый мужик лет сорока, деловито заглядывал Марго в одно место и убегал, махнув рукой: еще рано.

— Офигеть Новый год! — стонала она. — Боже, зачем мне это понадобилось? Зачем мне вообще все это присралось?

Я делал вид, что ничего не слышу. Еще неизвестно, что сам сказал бы на ее месте.

— Затем, что Маша, — отвечал терпеливо, положив руки ей на живот. — Потому что она нам нужна. А мы — ей.

Обнимал, целовал, гладил, разговаривал, разговаривал, разговаривал… Уже язык заплетаться начал, даром что попугай.

— Бедный ребенок, — ныла Марго, — у нее не будет дня рождения. Ужасно родиться на Новый год.

— Смотри на это под другим углом, — я глянул на часы. — Сейчас полдвенадцатого, в этом году все равно не успеешь. Значит, первого января. Законный повод продолжить праздновать.

— Черт, я не могу больше! — у нее потекли слезы.

К счастью, в очередной раз заглянул врач.

— О, готово, — обрадовал он, произведя инспекцию. — Побежали быстренько рожать. Главное — по пути не тужиться, а то вывалится.

— Ну вот, я же говорила! — всхлипнула Марго.

— Да на тебя не угодить, — я привел ее под руку в соседнюю палату и помог забраться на пыточное кресло.

Ну а дальше был, конечно, кошмар. Одна моя половина сожалела, что не могу родить вместо нее, чтобы не мучилась, а другая возражала: не, хорошо, что не могу, это же капец что такое! Марго сжимала мою руку, что она онемела.

Мария Иннокентьевна появилась на свет с первым ударом курантов по радио, а завопила под первый аккорд гимна. Ну, завопила — это, конечно, громко сказано. Запищала, как котенок. Баллов ей насчитали немного, но вполне прилично для недоношенной. Дали нам подержать, сфотографировать и забрали в инкубатор.

— Не переживайте, все будет хорошо, — заверил врач. — Ее, конечно, в интенсивке еще осмотрят, но не похоже, чтобы были серьезные патологии. Тут, скорее, следствие вашей болезни, что не удалось доносить. Это у вас седьмая беременность была, да? Справились наконец. Такой вот вам новогодний подарок. Отдыхайте, через часик переведем в палату. А завтра… то есть уже сегодня, после обеда, сможете девочку навестить. Может, даже и покормить.

— А зашивать будете? — спросила Марго, шмыгнув носом.

— А нечего зашивать, все целенькое. Можно сказать, девушка, — он подмигнул мне и ушел.

— Ритка! — я наклонился и поцеловал ее. — С Новым годом! Мы это сделали! То есть ты, конечно, сделала, но и я маленько поучаствовал.

— Угу, одним местом поучаствовал, — поймав за пижаму, она подтащила меня ближе. — Кешка, ты не представляешь, как я тебя люблю. И как тебе благодарна, за все.

— Ну, а реветь чего? — я вытер побежавшую по ее щеке слезу.

— Это… от радости. И вообще…

— Я тебя тоже очень люблю, Марго. И тоже тебе благодарен. А за дочку — особенно. Что бы ни случилось, мы всегда будем с тобой. Черт! Что ж они тебя на каталку хотя бы не переложили? Это же дыба какая-то.

— Наверно, чтобы не уснула. Нельзя спать.

— А я тебе не дам. Буду рассказывать, как сильно тебя люблю. Хочешь?

— Хочу.

Я и так много говорил ей о любви, но сейчас — о том, что еще не рассказывал. О том, как увидел ее впервые, как думал и мечтал о ней в школе и потом. Как больно было, когда узнал, что она вышла замуж. Как научил себя желать ей счастья — несмотря ни на что.

Держал ее за руку, смотрел на нее — бледную, с синяками под глазами и искусанными в кровь губами, со спутанными волосами. Все равно она была для меня, самой красивой, самой лучшей. Единственной. Всегда была единственной.

Наконец пришли две санитарки, и я помог им переложить Марго на каталку. Узнал номер палаты, с трудом нашел каморку, где оставил форму, переоделся и вернулся.

— Кешка, поезжай домой, — сонно сказала Марго. — Тебе же в рейс завтра. Уже сегодня.

— Нет, — возразил я. — Как договорились, останусь с тобой. Новый год ведь. А ты спи.

Она заснула, а я сидел рядом с кроватью и смотрел на нее. Вторая была пустой, но я сейчас был слишком взбудоражен, чтобы спать.

Еще немного посижу. Подумаю о том, каким тяжелым и каким счастливым был этот год. Ровно двенадцать месяцев назад, в ночь с тридцать первое на первое, я лежал в пятиместной палате травматологии в Норильске и думал о том, что жизнь зашла в тупик. Разве могло прийти в мою гудящую от боли башку, что через год я буду мужем Марго и у нас родится дочь? Даже в бреду не могло. Но если бы кто-то сказал, я… наверно, поверил бы. Потому что очень захотел бы поверить.

Новогоднее чудо…

Я понимал, что путь у нас будет очень непростым. Что я взял на себя то, от чего большинство людей отказались бы. Но я сделал свой выбор. И пока мы живы — будем вместе. Что бы ни случилось.

30 декабря 2024 года