Кеший
Наверно, я бы пережил прощание с Марго гораздо тяжелее, если бы не поступление, которое отожрало максимум внутреннего ресурса. Оборачиваясь потом назад, я не мог понять, какой черт мне ворожил. По всем объективным показателям поступить не должен был. Но поступил.
Боялся даже не за ЕГЭ, потому что сдал хорошо. Лучше, чем рассчитывал. Смешно сказать, то, что я помогал Машке с физикой и математикой, в итоге помогло и мне самому. Репет репетом, но проработал я вместе с ней все от и до. Гораздо страшнее была ВЛЭК — врачебно-летная экспертная комиссия.
Процесс я изучил со всей дотошностью — перечитал всевозможные статьи и форумы, замучил до полусмерти бабушку, обошел предварительно всех необходимых врачей, чтобы заранее знать, с чем столкнусь. Один сбор пакета всевозможных справок и анализов занял почти месяц. К счастью, в академии отменили сдачу физкультурных нормативов. Это меня не пугало но тоже лишнее время и нервы.
Последним в списке шел окулист, которого я как раз боялся больше всего. Десятую строчку таблицы левым глазом видел нечетко. Ноль девять — это уже не единица. Ответил, конечно, уверенно, не ошибся, но аппарат, сука, меня спалил. Ну и анамнез детский тоже сыграл не в мою пользу.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросил врач, пожилой и строгий, похожий на английского сквайра. — Может, в штурманы пойдешь? Или в диспетчеры?
Я только вздохнул горестно.
— Очень хочешь летать?
— Да-а-а! — простонал, как будто уже умирал.
— Давай так. Я подпишу, но ты клянешься мамой, что до следующей комиссии сделаешь коррекцию. Все равно ко мне придешь, так что не отмажешься. И учти, после коррекции иногда восстанавливается острота зрения, но страдают другие функции. И тогда придется все равно идти в штурманы.
— Клянусь! — я сжал руки на груди. И получил заветное «годен».
После этого профотбор: тесты и беседа с психологом — показался полной ерундой. Тем более я и к нему готовился целый год, читая нужную справочную литературу и репетируя ответы. В итоге получил максимум возможных баллов. Оставалось ждать результатов конкурса. До самого окончания приема болтался в красной зоне списка, убеждая себя, что при любом раскладе конца света не случится. Пойду работать. Сделаю коррекцию. Обойду все авиакомпании и выпрошу целевое направление. Почему не взял сразу? Да по дурости. Казалось, что это рабство. Но теперь посмотрел с другой стороны — не рабство, а гарантированное трудоустройство.
И все же поступил на бюджет — последним! Но это было уже неважно, каким именно.
В первом классе я разве что не спал со школьным рюкзаком. На первом курсе сначала не вылезал из курсантской формы. Это был такой символ осуществившейся мечты — хотя на самом-то деле до ее реального осуществления было как до Пекина раком. Занятия, занятия — теория, тренажеры, физподготовка. Не до лишних мыслей.
О Марго вспоминал, конечно, но как будто туманом подернуло. Не потому что с глаз долой, просто жизнь шла дальше. Даже начал встречаться с девчонкой со штурманского, но не пошло. Она была симпатичной и неглупой, но, видимо, по контрасту с Марго, казалась какой-то… маленькой, что ли?
А еще болтал в сети с Катькой. Она поступила в универ на филфак, изучала английский и французский. Вечно жаловалась на какие-то проблемы. Перебрасывались парой-тройкой фраз, лайкали фотки. С Машкой тоже общались в основном онлайн, та в меде была замордованная по самое не хочу. У нас нагрузки были мама не горюй, но у нее — на порядок выше. А еще она нашла подработку, санитаркой по ночам.
Когда сказала, что живут вместе с Мирским, я сильно удивился. Так и хотелось спросить: Маша, зачем? Тебе трудностей не хватает? Но по привычке придержал мнение при себе. Разберутся сами, без советчиков. А если нет — разбегутся.
Машка поддерживала связь с Марго. Я не спрашивал, но какие-то крохи информации все-таки перепадали. Там особых новостей не было. Работает, не болеет, замуж не вышла. Для меня самым главным было то, что она в порядке, а все остальное… в общем, об этом я не думал.
Так пролетел год — как в черную дыру провалился. Перешел на второй курс, сделал лазерную коррекцию, благополучно спихнул медкомиссию. А осенью Машка сказала, что Марго выходит замуж.
Как там у Маяковского?
Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника*.
Я даже не ожидал, что это так меня заденет. Думал ведь, что все прошло. Ну, может, не совсем, но большей частью. Однако мой покойник оказался тем еще попрыгунчиком, пульс у него зашкаливал хорошо за сотенку. А Кеший при этом улыбался и врал Машке, что все норм. Мол, передай, что желаю ей счастья.
Машке и самой было хреново, потому что Мирский свалил учиться куда-то за границу. Но она тоже старательно улыбалась. Мы сидели в кафешке, пили кофе с мороженым и притворялись, притворялись…
Зачем? Да кто бы знал.
Вечером я написал Катьке и пригласил в кино. Уже на следующий день мы оказались в постели. Мои полным составом уехали на дачу, ну и…
Наверно, нет ничего глупее и нелепее секса двух девственников, которые к тому же друг друга не любят. Мы просто спрятались друг в друга. Я от своей любви к Марго, она… Я так и не узнал, зачем ей это понадобилось. Может быть, Катька пряталась от всего мира, который, как ей казалось, был против нее. Хотя я бы предположил обратное: что это она против всего мира.
Как бы там ни было, мы продолжали встречаться. Не слишком часто, от силы раза два в неделю. Куда-то ходили, занимались сексом, если было где. О чувствах вопрос не стоял. Меня это устраивало, ее, наверно, тоже.
Учеба — вот что было для меня главным. Особенно когда началась реальная летная подготовка.
*В. В. Маяковский. «Облако в штанах»