Дерек
Мои мышцы находятся в напряжении, когда мы поворачиваем к подъездной дорожке дома моей мачехи в небольшом пригороде Чикаго. Я еду за рулем отцовского внедорожника следом за Брэнди, которая едет в своей новой белой «тойоте» с украшенными снаружи дисками. Мы ехали три дня. Как только мы выбираемся из машин, на крыльце двухэтажного дома из красного кирпича появляется мужчина в возрасте, похоже отец Брэнди. У него каштановые волосы, поседевшие на висках, и он, определенно, не улыбается. Он смотрит на нее, как на незнакомку.
Это противостояние, в котором никто не желает делать первый шаг.
Я не знаю, что произошло между Брэнди и ее стариком. Она не много рассказывала, скажу только, что она уехала из дома сразу после развода родителей и не возвращалась назад... до сегодняшнего дня.
Брэнди хватает Джулиана за руку и тащит уставшего ребенка по ступенькам веранды.
— Это мой сын. Джулиан, скажи «Привет» дедушке.
Сын Брэнди клевый пацан, который может замучить вас своей болтовней. Но сейчас он стесняется и не говорит «Привет» дедушке. Вместо этого он смотрит на свои кроссовки. Отец Брэнди делает то же самое.
— А это мой пасынок Дерек, — говорит наконец Брэнди, махая рукой в мою сторону.
Ее отец поднимает глаза.
— Когда ты звонила, ты не говорила ничего о пасынке.
Я не удивлен, что Брэнди не предупредила отца обо мне. Здравый смысл — не ее сильная сторона.
Брэнди наклоняет голову в сторону, ее большие красные серьги в виде колец напоминают мне кольца для метания на ярмарке. Думаю, у нее их целая коллекция, под любую расцветку в ее гардеробе.
— Разве? Я такая легкомысленная, что, должно быть, забыла сказать тебе, со всем этим переездом и упаковкой и... всем остальным. Дерек может остановиться в кабинете.
— Кабинет завален коробками, — говорит он ей. — И я недавно отдал диван, который был там, в благотворительный фонд.
— Если хотите, сэр, — говорю я, растягивая слова. — Я могу спать на веранде. Просто дайте мне одеяло и иногда бросайте остатки пищи, и я буду в порядке.
В такие моменты, когда я сильно задет, я не могу убрать акцент в своем голосе, даже если хочу.
Отец Брэнди смотрит на меня, сощурившись. У меня такое чувство, что если я выпущу трех смазанных жиром поросят в его дворе, он их пристрелит, съест, а затем спустит с меня шкуру.
— Глупости, — говорит Брэнди. — Дерек остановится в моей старой комнате вместе с Джулианом, а я буду спать на диване в гостиной.
— Я могу передвинуть коробки и положить надувной матрац в комнате, — говорит, неохотно соглашаясь, ее отец, когда понимает, что я не собираюсь мчаться со всех ног обратно в Калифорнию.
— Мне все равно, — говорю я.
Я не планирую проводить дома много времени.
— Дерек, может вы с папой занесете наши вещи в дом, пока я укладываю Джулиана спать? — спрашивает Брэнди. — Я устала от поездки и тоже хочу отдохнуть.
Отмечу, что она не проболталась своему отцу о беременности, но это не то, что можно долго сохранять в секрете.
Прежде чем я успеваю ответить, она проскальзывает через переднюю дверь с Джулианом, оставив меня наедине с ее ворчливым стариком.
Ее отец осматривает меня с головы до ног. Он не впечатлен.
— Сколько тебе лет?
Его скрипучий голос доходит вниз по ступенькам и через двор, туда, где стою я, около упакованного внедорожника моего папы.
— Семнадцать.
— Я не жду, что ты будешь звать меня дедушкой.
— Я и не планировал.
— Хорошо. Полагаю, ты можешь звать меня Гас, — в расстройстве вздыхает он.
Он взволнован, представляя, что я буду жить здесь, так же, как и я от того, что я нахожусь здесь.
— Ты будешь входить, или собираешься стоять там весь день и ждать приглашения?
Он заходит внутрь. Я чувствую искушение не идти за ним, но у меня нет выбора. Дом старый, с полами из темного дерева и обставленный мебелью. Когда я иду, под ногами скрипят половицы, напоминая мне о домах с привидениями.
Он ведет меня по коридору к задней комнате и распахивает дверь.
— Это будет твоя комната. Надеюсь, ты будешь содержать ее в чистоте, сам будешь стирать свое белье и будешь полезным.
— Буду ли я получать вознаграждение? — шучу я.
Мужчина смотрит на меня с каменным выражением лица.
— А ты настоящий комик, да?
— Да, для людей с чувством юмора.
Он фыркает в ответ.
Я снова иду за ним, когда он поворачивается кругом и отправляется обратно к машине. Я не ожидал, что он поможет выгрузить остальные коробки, но он делает это.
Перетаскивание всех вещей в дом не занимает у нас много времени. Мы относим вещи Брэнди и Джулиана в ее комнату наверху, а мои — в кабинет. При этом мы не разговариваем. Это в любом случае приведет к интересной жизненной ситуации, не в самом хорошем смысле.
Я передвигаю коробки в угол комнаты, чтобы расчистить место, когда Гас появляется вновь. Не говоря ни слова, он вручает мне надувной матрац и уходит, оставляя самостоятельно разбираться с тем, как его надуть. Я понятия не имею, почему Брэнди захотела вернуться сюда и жить с отцом, который явно в ней не нуждается.
Мой папа — противоположность отца Брэнди. Когда я был маленьким, он приезжал домой в отпуск и расплывался в улыбке, едва увидев нас. Он обнимал меня и маму так крепко, что мы делали вид, будто бы он душит нас.
Отец Брэнди даже не обнял ее, хотя я знаю, что они не виделись несколько лет. Черт, они даже не соизволили пожать друг другу руки или похлопать по спине. И он с трудом признал своего собственного внука.
Я убираю чемодан за дверь и осматриваю комнату.
Выцветшие деревянные панели на стенах. Повсюду разбросаны коробки.
В углу находится старый камин, который выглядит так, словно им не пользовались со времен Гражданской войны. Тут хотя бы есть два окна, освещающих пространство. Здесь я не чувствую себя, как дома, отнюдь нет, и оно не напоминает мне Реджентс, оба места, где я был окружен друзьями. Напоминаю себе, я здесь, потому что вынужден.
Внезапно я чувствую, что этот дом начинает душить меня. Я направляюсь на задний двор. Жарко, и светит солнце, поэтому я снимаю рубашку и засовываю ее за пояс джинсов. Трава такая высокая, интересно, косили ли ее когда-нибудь. Я иду через небольшой сад из сорняков к большому деревянному сараю. Краска облупилась, очевидно, ее не обновляли годами. Старый навесной замок открыт, так что я толкаю дверь. На крючках на стене висит ржавый садовый инвентарь, банки аэрозольной краски и мешки с гербицидами разбросаны на верстаке, а на полу куча небольших металлических ведер. Я пинаю ведро в сторону, затем беру второе, думая обо всем, что изменилось за последние два года.
Я матерюсь себе под нос и пинаю ведро через весь сарай, звук метала, ударяющегося об стену, повторяется эхом в небольшом помещении.
— Прекрати или я звоню в полицию! — требует женский голос из-за моей спины.
Я поворачиваюсь и обнаруживаю горячую цыпочку моего возраста с белокурыми волосами, заплетенными в длинную косу, изгибающуюся на ее груди. Она стоит в дверном проеме, держа в руках ржавые вилы. И выглядит так, будто готова заколоть меня насмерть, что преуменьшает ее привлекательность, но не намного.
— Ты кто? — спрашиваю я, рассматривая ее черную футболку и такого же цвета толстовку.
Если бы она не грозила заколоть меня заживо, я бы мог представить ее одной из тех сексуальных девушек-воинов из видеоигр или боевиков.
И хотя было бы чертовски круто бороться с ней в видеоигре, в реальной жизни этого никогда не произойдет.
Возле нее чудовищная собака с короткой серой шерстью и бронзовыми глазами, которые подходят ей. Животное лает на меня, как будто я свежее мясо, а он месяц ничего не ел. Потоки слюны текут из его пасти.
— Тихо, Фалкор! — приказывает девушка-воин. Зверь замолкает, но его губы подергиваются в грозном рычании, поскольку он стоит рядом с ней как солдат, готовый атаковать по ее команде.
— Вы, отморозки из Фэрфилд, думаете, что можете прийти сюда и...
Я поднимаю руку, чтобы остановить ее тираду.
— Я отморозок?
Прикольно. Радар на хулиганов у этой девушки совершенно неисправен. Не думаю, что меня раньше называли отморозком.
— Не хочется сообщать тебе неприятное известие, милая, но я понятия не имею, где находится Фэрфилд.
— Черта с два. Я не дура. И я тебе не милая. И я не куплюсь на этот очень плохо подделанный южный акцент.
Шелест в саду привлекает внимание ее собаки. Он бросает свой пост и прыгает в направлении какого-то невезучего животного.
— Фалкор, назад, ко мне! — приказывает она, но тот ее игнорирует.
— Опусти вилы, дорогая, — я делаю шаг ближе к ней и выходу.
— Ни за что на свете. Предупреждаю... еще один шаг и я ударю тебя.
Один взгляд на ее дрожащие руки говорит мне, что у нее не хватит смелости довести до конца свою угрозу. Я поднимаю руки, имитируя капитуляцию.
Если бы у этой девушки был выключатель, я бы надолго выключил ее. В данный момент я стою прямо перед ней, концы вил в дюйме от моей груди.
— На самом деле ты не хочешь ударить меня, — говорю я.
— Да, думаю, я сделаю это, — глаза девушки-воина свирепо сверкают. На секунду я уверен, что она вот-вот опустит свое оружие, пока я не слышу, как что-то скрипит позади меня. Как только я оглядываюсь через плечо, кронштейн, державший связку инструментов на стене, с грохотом рушится на землю. Звук пугает девушку, и она роняет вилы. Мне на ногу.
Что за...
Она смотрит на зубец, торчащий в моем левом ботинке, и от шока открывает рот. Не успел я опомниться, как она бросается назад и захлопывает дверь. Меня поглощает темнота, и я слышу, как защелкивается замок.
Две мысли приходят на ум: она думает, что я отморозок, а я думаю, что она сумасшедшая.
Один из нас прав, и это не она.