Широкие бедра — убитые жизни
Хейз
Сиськи или задница — вот вечный вопрос. Этот вопрос мне задавали всю жизнь: друзья, любовницы, товарищи по команде, моя бывшая девушка. Не буду врать. Долгое время я был любителем сисек. Но сегодня, думаю, мой ответ изменится.
И это благодаря бедрам девушки, которая сейчас сидит на мне. Они стройные, упругие, и видно, что она придерживается строгого режима тренировок. Я — любитель бедер. Определенно. Разве это плохо, что я хочу, чтобы она раздавила ими мою голову? Мне действительно не следует думать об этом, когда моя основная задача — это угождать спонсорам, тем более что мой следующий год в НХЛ под вопросом. Но на ней такое короткое платье, настолько короткое, что с этого ракурса я могу видеть практически все.
Ее губы касаются раковины моего уха, а ее язык щекочет мое горло, творя чудеса с моим стояком. Я понимаю, что целуюсь с девушкой на спонсорской вечеринке. Я понимаю, что СМИ на каждом шагу обсуждают новое слияние команды «Жнецы» и компании «Вольтаж Спорт Дринкс». Я должен участвовать в этом, а не знакомиться с внутренностями рта какой-то девушки.
Впрочем, мне все равно. Мне нужно отвлечься. С точки зрения репутации, этот сезон был для меня дерьмовым, а ведь он только начался.
Это мой второй сезон, когда я играю за Жнецов Риверсайда. Я был выбран в команду в выпускном классе колледжа. Мечтал стать профессионалом с самого детства. В восемь лет родители записали меня в детскую команду по хоккею, и с тех пор я играю.
Когда ты попадаешь в центр внимания, существует очень много правил, о которых тебе не говорят. Например, о том, что перед прессой нужно выглядеть презентабельно. Нельзя быть пойманным за чем-то, что может негативно отразиться на команде.
Мне повезло, что мое поведение вне льда не повлияло на мое игровое время во время матчей. Только на прошлой неделе я подрался с одним придурком, который приставал к какой-то девушке, которая не была в нем заинтересована, в баре. Конечно, он заслуживал того, чтобы ему набили морду, но камеры зафиксировали только физическую составляющую. Таблоидам все равно, почему я ударил парня; их волнует только то, что я это сделал. И мне не привыкать ввязываться в драки.
Я становлюсь агрессивным, когда выхожу на лед. Уже в первом сезоне я провел в штрафном боксе больше времени, чем все мои товарищи по команде вместе взятые. Я не боюсь ударить, не боюсь нанести увечья, не боюсь ввязаться в драку, если какой-то придурок заденет меня за живое. Я плохо справляюсь со своим гневом.
Возможно, отчасти это связано с моим дерьмовым отцом. Ну и то, что моя мама умерла. Шерри умерла от рака, когда мне было восемь лет, и это сломило моего отца. Он стал отстраненным, замкнутым, превратился в оболочку человека, которого я помню с детства. Я и не подозревал, что в тот день потерял двоих родителей.
Не думаю, что моя мама даже планировала говорить нам, что у нее рак молочной железы. Единственная причина, по которой я узнал об этом, заключалась в том, что моему отцу позвонили из больницы после того, как она попала в туда с обмороком. К счастью, она была на улице, когда это случилось, и нашим соседям удалось вовремя добраться до нее. Тогда врачи рассказали ему все. Мы все знали, что она вела себя немного не так, как обычно — отрывистые ответы, провалы в памяти и суждениях, дистанцировалась от нас. Я списал это на то, что у нее был стресс из-за работы.
Я ошибался.
После ее смерти мой отец бросил меня и мою сестру. Мне приходилось заботиться о своей младшей сестре Фэй, пока я совмещал учебу в школе и хоккей. У нас все еще была крыша над головой благодаря ежемесячной выплате, которую присылал отец, но, кроме этого, его не было в нашей жизни. Он исчез в какой-то далекой, поросшей лесом части Мичиганских гор, где убедился, что его следы невозможно отследить. Его не было рядом ни на одном из этапов жизни Фэй. Его не было рядом, чтобы отправить меня в колледж. Его даже не было рядом, чтобы подбодрить меня на моей первой игре в НХЛ. Единственный контакт, который он поддерживал, — это случайные сообщения, когда ему что-то было нужно.
Существует несколько сайтов, посвященных описанию всех моих ошибок, а некоторые из ярых фанатов Жнецов объединились в команду, чтобы разделить всеобщую неприязнь ко мне. Если бы на трибунах появились помидоры, чего, к счастью, нет, я уверен, что единственным человеком, в которого бы целились, был бы я.
Я никогда не думал, что так много людей будут интересоваться моей сексуальной жизнью… или, может быть, правильнее сказать «испытывать отвращение». Когда ты спишь с разными девушками каждый день в течение всего месяца, это производит не самое лучшее впечатление.
Я хочу забыть всю эту неделю. Я хочу перестать чувствовать. Алкоголь уже немного помог и с тем, и с другим, но если я и могу рассчитывать на что-то одно в этом проклятом мире, так это на хороший секс.
В свою защиту могу сказать, что я ни с кем не спал уже шестьдесят дней. И это сознательное воздержание, ясно? Я действительно не мог никому доверять после того, как моя бывшая девушка Мэйси, порвала со мной.
Я поймал ее на измене со своим коллегой, с которым она, видимо, встречалась за моей спиной на протяжении всех наших отношений. Мы были вместе два года. ДВА.
Потом она призналась, что использовала меня только ради моих денег, моего имени и моей славы.
Она бросила меня раньше, чем я успел с ней расстаться. Она выбросила все мое дерьмо в окно — по крайней мере, то, которое еще не сожгла, — и завершила все несколькими бомбочками с блестками и пылким абзацем, который она предварительно набросала в приложении «Заметки», в своей истории в Инстаграме.
Девушка же передо мной сотрясает кровать от того, как сильно она подпрыгивает на мне. Мы разогнались от быстрого траха, до того, что она скакала на мне как профи.
Я даже не уверен, что спросил, как ее зовут. Однако она знала мое имя. Спонсорские вечеринки всегда кишат хоккейными зайками.
Я не могу перестать смотреть с благоговением на то, как ее идеально пропорциональные сиськи покачиваются, когда она сжимается вокруг меня, ее голова откинута назад, темные волосы рассыпаются по плечам, как чернила.
Мои руки так крепко сжимают ее бедра, что на них появляются красные следы. Я люблю, когда девушки шумят, но, черт возьми, какая же она громкая. Держу пари, все на вечеринке внизу нас слышат, несмотря на то, что играет устаревшая EDM-музыка. Ее стоны — это райское наслаждение, и они распутывают узел желания в моем животе. Она покачивает бедрами и играет с изгибом своей груди — два образа, которые оживляют статику в моем мозгу. Тепло в моем паху усиливается, перерастая в огонь, который опаляет каждый дюйм моего тела. Ее упругая попка шлепается о верхнюю часть моих бедер.
Я близок к тому, чтобы кончить. Мой член практически умолял меня кончить в нее. И я в очередной раз мысленно похвалил себя за то, что взял парочку презервативов перед тем, как выйти из дома. Потому что кто бы что не говорил, но вытаскивать член в последний момент — очень редко бывает хорошей идеей.
Как только я увидел ее в другом конце комнаты, часть меня поняла, чем закончится эта ночь. Я даже не успел поговорить с товарищами по команде, как ее рука уже гладила меня. Да, самоконтроль никогда не был моей сильной стороной.
— Черт…, — простонал я, хотя мне кажется, что это больше похоже на разочарованное рычание.
Мы двигаемся вместе синхронно, и я наблюдаю, как она набирает темп. Ее киска сжимает и разжимает мой член, приближаясь к кульминации, и когда она резко опускается до самого основания, лавина возбуждения захлестывает меня. Кончик моего члена покалывает, а в венах словно взрывается сверхновая звезда, озаряя мое зрение яркими созвездиями. Не успеваю я опомниться, как уже изливаюсь в латекс горячими, мокрыми струями.
Когда я встаю, чтобы избавиться от презерватива, она натягивает простыню до груди.
— Ты вернешься в постель? — спрашивает она, и в ее янтарных глазах играет надежда.
— Мне, наверное, следует вернуться на вечеринку. Ну, знаешь, пообщаться со спонсорами, может быть, с несколькими старыми папочками, — шучу я, но ее отсутствие смеха бьет меня по лицу, как пощечина.
— Ах, да. Мы еще увидимся?
Моему члену нравится идея увидеть ее снова, но мне действительно не стоит заводить отношения, учитывая все происходящее. Это была одноразовая встреча.
Разрушительный шар тревоги сжимается в центре моей груди, отчего воздуха в легких становится все меньше.
— Конечно, я могу достать тебе билеты на ближайшую игру.
Я не тороплюсь одеваться, потому что определенно не спешу возвращаться на вечеринку.
Должно быть, мой ответ был достаточно убедительным, потому что она оживилась, заправляя прядь волос за ухо.
— Это было бы здорово. Э-э, можно на минутку твой телефон?
Я передаю ей свой телефон, медленно натягивая брюки, чтобы не выглядеть так, будто я спешу уйти отсюда.
Слушайте, я не хочу ранить ее чувства, хорошо? Я знаю, что она собирается дать свой номер, и я не собираюсь ее останавливать. Я просто вежливо закончу с ней по смс. Таким образом, мне не придется иметь дело со слезами и криками.
Она возвращает мне устройство, обнажая свои сиськи, когда наклоняется, чтобы поднять свою рубашку.
— Я вписала туда свой номер. Надеюсь, ты им воспользуешься.
Я могу только кивнуть, потому что в данный момент размышляю о том, насколько будет плохо, если я предложу второй раунд.
Вердикт: слишком плохо.
Я отгоняю эту мысль из своего затуманенного мозга, быстро прощаюсь и нерешительно обнимаю ее. Затем я выскальзываю из комнаты, готовый броситься к выходу, чтобы скрыться от посторонних глаз. И я ошибочно полагаю, что мне ничего не грозит, пока не сталкиваюсь лицом к лицу с тем, с кем меньше всего хотел столкнуться.
Верхние пуговицы моей рубашки расстегнуты, волосы в беспорядке из-за того, что девушка запустила в них пальцы, и я почти уверен, что видел в зеркале по меньшей мере три засоса, украшающих мою шею.
— Тренер? — прошептал я, воздух вокруг меня кажется странно напряженным.
— Холлингс, я…
Тренер внимательно рассматривает мое растрепанное состояние, а затем его глаза становятся круглыми, как фрисби.
— Пожалуйста, скажите мне, что это не комната Сиенны Талаверы, — прорычал он, одна жилка на его лбу запульсировала.
Кто?
Моя спина становится жесткой, как доска, когда я слышу этот его голос сержанта, как будто это условная реакция.
— Я… я не знаю, сэр.
Я никогда в жизни не слышал этого имени.
— Сиенна. Талавера, — медленно повторяет он. Его огромные руки скрещены на груди, напоминая мне, как легко ему было бы раздавить меня, как мультяшную мышь.
Я жду, что он скажет дальше, и, судя по его убийственному взгляду, понимаю, что я облажался. Мои руки настолько липкие, что я постоянно вытираю их о брюки, сердце скачет в груди, а желудок находится в нескольких секундах от того, чтобы взбунтоваться от закусок, с которыми я расправился час назад.
Тренер делает вдох, который, как я думаю, должен быть очищающим, но его ноздри еще больше раздуваются.
— Сынок, Раймонд Талавера — владелец компании по производству спортивных напитков, спонсирующей нашу команду, — объясняет он.
Чтоб меня.
— Тренер, клянусь, я понятия не имел, — выпаливаю я, отчаянно пытаясь умерить беспокойство, проносящееся сквозь меня с невероятной скоростью.
— Холлингс, это не должно выйти наружу, ты понимаешь? Если Рэймонд узнает, что ты спал с его дочерью, он откажется, а нам нужно его спонсорство. Нам нужно внимание прессы, особенно с учетом всего негативного влияния от твоих промахов.
— Я обещаю, что ничего не скажу, тренер.
— Если до этого дойдет, у владельца команды не будет проблем с тем, чтобы выбрать Талаверу, а не тебя. Каждый игрок может быть продан.
— Понял.
Черт. Я не могу быть продан. Я не могу представить себе остаток своей карьеры в НХЛ — если она вообще будет — без моих товарищей по команде. Мне придется не только переехать, но и как-то плавно вплетаться в уже сложившиеся отношения другой команды.
— А Сиенна? Думаешь, она не расскажет? — спрашивает он.
— Я позабочусь об этом. К тому же, она знает правила. — Верно? Конечно, я предложил ей купить билеты на следующую игру, которые ей явно не нужны, но мы попрощались, обнявшись. Мы оба понимали, что это соглашение только на один вечер.
— Этого больше не повторится.
Как я, черт возьми, так облажался? Я великолепен в сексе. Если бы я не был профессиональным хоккеистом, то, наверное, смог бы стать порнозвездой.
— Надеюсь, что этого не случится. И мне бы хотелось увидеть, как ты будешь надрывать задницу на завтрашней тренировке.
Я киваю, борясь с нервным возбуждением.
— Послушай, Холлингс. Я хочу дать тебе один совет. И я говорю это только потому, что действительно хочу, чтобы у тебя все получилось, хорошо?
Звучит не очень хорошо.
Красный гнев на его лице начал исчезать.
— Тебе пора взяться за ум. Все эти заголовки выставляют команду в негативном свете. Драки в баре, постоянные вечеринки, женщины, твоя враждебность с папарацци. Я не могу все время нянчиться с тобой. Ты больше не новичок. Тебе нужно начать подавать хороший пример начинающим игрокам. Я ясно выражаюсь?
— Да, сэр, — говорю я, мой голос звучит громче, чем предполагалось. Беспокойство бьет в грудь, как воронка, и я боюсь, что вот-вот мои ноги подкосятся, несмотря на то, что я прижался спиной к стене.
Тренер сводит свои брови вместе, углубляя морщину на лбу.
— Я ожидаю, что до конца сезона ты будешь сдержанным хоккеистом, — объясняет он, и тут же мой мир, полный беззаботной жизни и бесконечной выпивки переворачивается с ног на голову.
— И ни в коем случае не повторяй того, что произошло здесь сегодня вечером.