В цветастом халате, сгорбившись под бременем лет, Мейзи Эмбраш завтракала на парадной веранде своего особнячка, построенного в стиле греческого Возрождения, посреди любимого папоротника и узорных решетчатых панелей, которые отгораживали ее дом от тихой улицы жилого квартала. Поставив в хрустальную вазу прекрасную розу “Румянец девы”, она окинула восторженным взглядом элегантно сервированный стол: белоснежные салфетки, старинный парижский фарфор с изящной цветочной росписью и золочеными краями, резное серебро и сверкающий хрусталь Атрибуты шикарной жизни были очень важны для Мейзи, несмотря на ее преклонный возраст — не так давно ей исполнилось девяносто лет.
Она все чаще чувствовала сильную усталость — мечтала воссоединиться со своим дорогим Уолтером, шестидесятилетним мужем, который покинул этот мир пять лет назад. Уолтер был преуспевающим местным коммерсантом-экспедитором, он купил этот красивый старый дом для своей жены в первый юбилей их свадьбы. В то время особняк представлял собой сплошные руины, но Мейзи и Уолтер не опустили руки. Они оба были страстными любителями старины и потратили целое состояние на реставрацию этого памятника викторианской эпохи, который вскоре прослыл в округе как “Дом Эмбраш”. Сидя здесь, Мейзи чувствовала себя ближе к милому Уолтеру, они так часто завтракали вместе на этой веранде!
Она особенно любила эти ранние утренние минуты, когда Галвестон еще не накрыла гнетущая жара, и можно было пить чай, слушать пение птиц, любоваться старыми дубами и редкими сортами роз. Но сейчас, как только она взяла чайник и хотела налить себе чашку чаю, парадная дверь с шумом распахнулась, и на веранду стремительной походкой вошла ее племянница Лилиан Хэтч в спортивном костюме.
Мейзи слегка вздрогнула, поставила чайник и схватилась за сердце. Ее племянница была довольно смешно одета: лиловый хлопковый джемпер, такие же спортивные брюки и яркая повязка на лбу, удерживающая седые волосы. С раскрасневшимся лицом Лилиан подскакивала на месте, размахивая руками, и от этого мелькания у Мейзи закружилась голова.
— О Боже, Лилиан, ты изводишь себя тренировками! — воскликнула она.
Лилиан продолжала невозмутимо топать ногами по половицам.
— Налей мне кофе, тетя.
— Кофе? Ты собираешься пить на скаку? — поразилась Мейзи. — Но ведь ты ошпаришься, милочка, и разобьешь дорогой бабушкин сервиз.
Лилиан с усмешкой смотрела на свою маленькую хрупкую тетю.
— Надо постоянно двигаться, чтобы кровь не застаивалась в жилах.
— Но ты могла бы прерваться хотя бы на завтрак! — раздраженно сказала Мейзи и обвела худой старческой рукой красиво накрытый стол. — У меня есть кофе, чай, апельсиновый сок. Я даже испекла для тебя кекс с изюмом.
Лилиан фыркнула, продолжая прыгать на месте и яростно сотрясая половицы веранды. Тонкий фарфор угрожающе звенел. Мейзи хваталась за чашки и блюдца, пытаясь удержать их на маленьком столике.
— Ах, тетя, ты поддаешься лени и ведешь малоподвижный образ жизни. Сидишь целыми днями в домашнем халате на веранде и жуешь пирожные. Слава Богу, я не такая!
Мейзи оскорблено повела плечом:
— Ничего подобного! Доктор Хадсон говорит, что для моих лет у меня прекрасное здоровье.
— Оно было бы еще лучше, если бы ты бегала трусцой.
— В девяносто лет? — ошеломленно спросила Мейзи. Лилиан, которая перешла к боковым наклонам, бросила на тетю взгляд, исполненный превосходства.
— Начать никогда не поздно. Будь добра, налей мне кофе.
— Какой кофе? Ведь ты…
— А я говорю, налей, тетя! — приказала Лилиан тоном, который, несомненно, был у нее припасен для усмирения малолетних правонарушительниц.
Поморщившись, старушка послушно налила в маленькую чашечку черный кофе и подала ее Лилиан.
— Спасибо, — буркнула племянница, одним глотком осушив чашку.
Мейзи с трудом удалось поймать подпрыгивающую чашку. Она осторожно поставила ее на стол.
— На здоровье. Слушай, Лилиан, когда ты наконец закончишь скакать? У меня скоро треснут половицы.
— Я закончу, когда пробегусь по Бродвею и обратно. В эти дни мне нужно быть в форме. Маньяки, которые напали вчера на Терезу, разгуливают на свободе. Теперь я не могу жить в ее доме. Слава Богу, у меня есть ты.
Лицо Мейзи вытянулось.
— Да, бедная Тереза! После того, что ты мне рассказала, я ужасно волнуюсь за свою внучатую племянницу! Так ты говоришь, она была с каким-то англичанином?
Лилиан, пыхтя и отдуваясь, ответила:
— И с неотесанным истребителем домашних паразитов, у которого желтые зубы, а на крыше грузовичка — большой жук.
Мейзи нахмурилась.
— О Боже! Это ты про милого мистера Боба, который вчера подвез тебя домой? А мне он показался очень любезным молодым человеком. Он даже пообещал как-нибудь заехать и бесплатно осмотреть мой дом на предмет крыс и термитов.
Лилиан презрительно хмыкнула:
— Полный кретин. Тереза совсем свихнулась — принимает у себя дома всякую шваль! А я-то считала ее тихоней, которая занята исключительно наукой. Вот уж действительно — в тихом омуте… Да, попала она в переделку!
Мейзи сердито погрозила племяннице пальцем:
— Лилиан, это жестоко так говорить о Терезе! Ты что, забыла: ведь она совсем недавно потеряла брата. Всего несколько недель назад мы все ездили в Морган-Сити на его похороны.
Лилиан бросила на тетю уничтожающий взгляд:
— Нет, не забыла и очень сочувствую моей старшей сестре Гвен и моему зятю. Но каждый в жизни несет свой крест, не так ли, тетя?
Мейзи поняла, куда клонит Лилиан.
— Да, милая, — сказала она, недовольно скривившись.
— Во всяком случае, смерть Фрэнка была случайностью, — проговорила Лилиан, изображая бег на месте. — Терезе нужно набраться сил и жить дальше, а не сходить с ума.
— Постарайся быть к ней милосерднее, милая, — взмолилась Мейзи. — Тереза ведет достойную жизнь. Как-никак, она кандидат наук.
— Кандидат наук с блошиными мозгами.
— Лилиан!
Племянница отмахнулась:
— Если бы ты провела двадцать лет, возглавляя колледж для малолетних правонарушительниц, с твоих глаз слетели бы розовые очки, и ты бы изменила мнение о своей внучатой племяннице.
Мейзи тяжко вздохнула:
— Моя милая, у меня не хватило бы ни сил, ни времени на такую работу.
— Хватило бы, если бы ты бегала трусцой, — огрызнулась Лилиан.
Не дожидаясь ответа тети, Лилиан сбежала по ступенькам крыльца и потрусила в сторону улицы. Мейзи покачала головой. Она была неизменно добра ко всем своим родным, но с некоторых пор ее стали пугать ежегодные летние наезды Лилиан в Галвестон. Несмотря на хорошее образование, эта женщина обладала тактом и манерами ресторанного вышибалы.
Разумеется, Мейзи делала скидку на то, что Лилиан была представительницей новоорлеанской родовой ветви, дочерью сумасшедшего Джорджа, который сорок лет назад опозорил свою семью, спрыгнув с фронтона Кабильдо: ему померещилось, будто он голубь. К несчастью, бедняга Джордж предпринял свой полет воскресным утром, как раз когда закончилась месса, и из собора Святого Людовика толпой валили прихожане. Его самоубийство на Джексон-сквер прокомментировали все средства массовой информации, и с тех пор Лилиан считала, что на ней клеймо, и воинственно отгораживалась от мира. Даже управление колледжем для малолетних правонарушительниц не до конца восстановило ее попранное достоинство. Понимая это, Мейзи пыталась быть снисходительной к своей племяннице. Однако общаться с Лилиан было нелегко.
То ли дело Тереза. Сами бездетные, Мейзи и Уолтер относились к Фрэнку и Терезе как к сыну и дочери. Мейзи особенно любила Терезу, очень добрую и отзывчивую девушку. Тереза регулярно навещала ее, возила по магазинам и в церковь.
И вот совсем недавно она потеряла брата! Мейзи не слишком хорошо знала Фрэнка: ее племянник был человеком замкнутым, книжным червем. Однако она сильно расстроилась, узнав о его смерти и видя, как горюют Тереза и ее родители.
Может, именно гибель Фрэнка послужила причиной того, что Тереза “свихнулась”, по выражению Лилиан? А иначе почему она связалась с какими-то головорезами? Впрочем, Лилиан наверняка преувеличивает. Даже милейшего мистера Боба она обозвала кретином.
Однако Мейзи волновалась за свою внучатую племянницу и хотела ей помочь. Судя по всему, Лилиан была настроена непримиримо и не собиралась предлагать Терезе поддержку.
Мейзи задумалась. Но что она может сделать, хрупкая девяностолетняя старушка? Разве что посоветоваться с мистером Бобом, когда он приедет искать в ее доме паразитов…
Лилиан Хэтч бежала по улице, и по лицу ее струился пот. Она миновала красивые особняки в стиле греческого Возрождения и уютные викторианские коттеджи исторического района на востоке Галвестона.
Уставшая от жизни старая дева, Лилиан тем не менее всегда любовалась этой частью города. Она родилась и выросла в Новом Орлеане, в Гарден-Дистрикт, и приезжала сюда с удовольствием. Впрочем, ее отдых несколько омрачало то обстоятельство, что тетушка Мейзи постепенно впадала в старческий маразм, а Тереза связалась с уголовниками, которые вчера чуть не перестреляли их всех.
“Ну что ж, связалась — пусть сама и выкручивается, а я умываю руки”, — думала Лилиан. Кто знает, каких дурных привычек поднабралась ее непутевая племянница от своего дружка-англичанина? Наркотики, азартные игры… да мало ли что еще? Лилиан насмотрелась всякого, заведуя колледжем для девочек-правонарушительниц, и не собиралась взваливать на себя еще и проблемы Терезы.
Мысленно вернувшись к более приятным вещам, Лилиан продолжала свой бег, вдыхая ароматы роз и радуясь току крови в сосудах. Она завернула за угол и потрусила в сторону Бродвея. Вот это жизнь — всегда в движении! Надо держать форму, чтобы не давать спуску своим маленьким бандиткам. Она вернется домой к началу осеннего семестра и возьмется за них с удвоенной силой.
Внезапно ее охватило смутное чувство тревоги. По телу побежали мурашки, как будто от чьего-то пристального взгляда. Не сбиваясь с темпа, Лилиан огляделась по сторонам, но увидела только дома, деревья и стоящие машины. Она пожала плечами, стараясь избавиться от странного ощущения, и побежала дальше…
Лилиан не заметила незнакомца, который сидел в старом белом двухдверном автомобиле, припаркованном у тротуара. Глядя на пробегавшую мимо амазонку в лиловом спортивном костюме, мужчина мрачно усмехнулся. Он знал: эта женщина — тетя Терезы Фелпс, а всего в квартале отсюда живет еще одна ее родственница.
Одна из них или обе помогут ему получить желаемое. Его руки, сжимавшие руль, напряглись.
Как только женщина добежала до следующего угла и повернула, он завел двигатель своей машины и медленно покатил вслед за ней по оживленному Бродвею. Видно по всему: эта баба считает себя сильной. Да, она крупная и уродливая, как ломовая кляча, но она всего лишь женщина — впрочем, как и Тереза Фелпс. В споре с ними огнестрельное оружие может стать довольно веским аргументом.
Однако англичанин, который в последнее время жил в доме Терезы Фелпс, спутал все его карты. Интересно, что это за тип? Вчера вечером он подглядывал в окна коттеджа Терезы Фелпс и видел их обоих: они разговаривали, пили вино, целовались.
С какой стати британец отирается вокруг этой дамочки? Может, это конкурент? Если так, то от него следует избавиться. А заодно еще раз как следует припугнуть Терезу. Она явно что-то скрывает.
Он не остановится ни перед чем и добьется своей цели, даже если для этого придется кого-нибудь похитить или убить. Однажды его жестоко обманули, но больше он этого не допустит!
Он медленно ехал за женщиной в лиловом. Она бежала мимо величественного каменного епископского дворца. По счастью, в этот час на галвестонских дорогах постоянно возникали пробки, и его машина, ползущая вдоль тротуара, не вызывала подозрений.
Бегунья остановилась на светофоре и принялась подскакивать на месте. У него пересохло во рту, дыхание участилось. Не пора ли действовать? Он взял с соседнего сиденья свой револьвер 45-го калибра и стиснул его в дрожащих пальцах. Распахнуть дверцу, выскочить и, направив на нее револьвер, затащить в машину… Пара секунд — и готово. Амазонка будет в его руках, а дальше уже все просто.
Он медлил, тревожно озираясь. Со всех сторон его окружали машины, запрудившие проезжую часть. Черт возьми, женщина совсем рядом — только руку протянуть! — но кругом полно свидетелей. Напасть сейчас — значит погубить все дело…
Сзади раздался резкий автомобильный гудок, царапнув по его обнаженным нервам. Он вскинул глаза к светофору. Зеленый! Фигура в лиловом потрусила дальше. Грубо выругавшись, он показал палец водителю сзади и нажал на газ. Шанс был упущен.
Но еще не вечер! Проезжая мимо намеченной жертвы, он положил револьвер на сиденье, поверх маски с капюшоном, изображавшей зловеще оскалившуюся свинью…