Они проехали по мосту Юпитера над переливающимся в солнечном свете морским заливом и очутились на острове. Затем свернули влево, миновали высокие столбы въездных ворот.
— Вот и приехали, — заметила Эйлин, указывая на дюжину новеньких построек. Здесь были и небольшие, на две спальни, коттеджи, и дома гораздо больших размеров, настоящие виллы. Новенькие, свежевыбеленные, с красновато-розовыми крышами, они походили на обмазанные мороженым тортики.
— Что ж, прелестно. Их нетрудно будет продать, — сказал Джонни. Он остановил машину около виллы, построенной в стиле Средиземноморского побережья. Перед ней расстилалась зеленая лужайка с подземными оросителями.
Эйлин извлекла списки выставленных на продажу домов, и они стали заходить в каждый из них, чем и занимались до половины второго. Когда они закрыли за собой дверь последней виллы, девушка шаловливо усмехнулась:
— Не хотела говорить вам, Джонни, но, если честно, я зверски голодна. Как насчет того, чтобы перекусить?
— Конечно, — спохватился Джонни, и в голосе его послышались извиняющиеся нотки. — Вернемся в город?
— Нам осталось осмотреть восемь небольших домиков, — возразила Эйлин. — Так что уедем мы только после ленча. Но почему бы не устроить пикник? Рядом с казино продаются хот-доги.
— Звучит весьма заманчиво, — согласился Джонни, и полчаса спустя они уже стояли во внутреннем дворике дома, который Эйлин считала одним из самых удачных строений на всем Северном побережье.
Бунгало с двумя спальнями, внутри оформленное в радужных тонах, с очаровательным интерьером из бамбука и светлого дерева и ситцевыми занавесками, яркими и веселенькими. Маленький внутренний дворик скрывался от внешнего мира за белой каменной стеной, вдоль которой цвели гибискусы и бегонии. Небольшой тихо журчащий фонтанчик в центре двора окружали бархатцы с золотисто-коричневыми лепестками. В полуденный зной здесь всегда было прохладно и приятно. Эйлин и Джонни поняли, что основательно проголодались. Гамбургеры оказались отличными, и они поедали их, дружелюбно и застенчиво улыбаясь друг другу.
— А у вас деловая хватка, Эйлин, — признался Джонни. — И в своем деле вы, похоже, профессионал. Но как вы умудряетесь находить время присматривать за чужими собаками?
Она рассмеялась:
— Свободного времени у меня действительно немного, но, когда оно есть, заняться нечем. Собаки — это хоть что-то.
— Удивляюсь, как такая красивая женщина вообще имеет свободное время. Куда подевались ваши поклонники?
— Разобраны другими женщинами, — сухо ответила Эйлин. — Я не преувеличиваю. Зимой приезжают в основном пожилые мужчины. Весьма пожилые и давно женатые. Мужчины моего возраста обычно лишь начинают делать карьеру, и им не до любви. Ну а что до местных парней — здешние девчонки тоже не дремлют и умеют держать их в узде.
— Вам нелегко, — согласился Джонни.
Эйлин косо на него взглянула, и он поспешил добавить:
— Нелегко, если вы хотите выйти замуж.
— А почему я не должна хотеть? — Эйлин словно приготовилась обороняться. — В конце концов, это ведь то, чего хочет каждая нормальная девушка. К сожалению, большинство из них скрывают, чтобы сыграть на мужской слабости, а затем поставить мужчину в безвыходное положение. Я же никогда не считала видом спорта стрельбу по сидящей на дереве птице. Это несправедливо. Мужчина должен знать, чего от него хотят, и, если речь идет о супружестве, он должен сам для себя решить, продолжать ему отношения с женщиной или нет.
Джонни даже не пытался скрыть свое удивление.
— Это, несомненно, благородная тактика, — вежливо и даже несколько взволнованно ответил он. — Но не кажется ли она вам немного опасной?
Эйлин поразмыслила, затем одарила спутника легкой, очаровательно-озорной улыбкой.
— Наверное, вы правы. Но мне не хотелось бы заводить близкие отношения с человеком, для которого они в итоге оказались бы не столь важными, чтобы жениться на мне. Видите ли, для меня законный брак — лишь половина дела. Главное в семейной жизни — взаимное доверие, без скрытности и двуличия. Муж с женой должны искренне любить друг друга и быть вместе и в радости и в горе.
— Так, значит, вы признаете, что в супружеской жизни могут возникать проблемы?
Эйлин взглянула на него растерянно и обиженно:
— Я не круглая дура, Джонни. Только идиот может искренне полагать, что длительный отрезок жизненного пути будет для двоих людей совершенно безоблачным.
— Вы очень умны. — Боль промелькнула в его глазах, а в голосе появилась горечь. — Для меня брак — самая страшная и опасная западня, придуманная человеческим разумом. Выжить можно, если ты свободен, ни от кого не зависишь, полагаешься только на себя и не несешь ответственности ни за кого, кроме себя самого. Ты вылетаешь с работы, остаешься на улице голодным и неприкаянным, но ты один. И не надо каждую минуту беспокоиться о тех, кого любишь всем сердцем, таких же голодных, как и ты, и винить себя за то, что не смог их прокормить и уберечь от нищеты. Поздно ночью звонит телефон, но в твою душу не закрадывается леденящий ужас, страх за близких. Ты не должен все время бояться, что кто-то, кого ты любишь, будет нуждаться в том, на что у тебя попросту не хватит денег.
Он запнулся, заметив ярость в глазах Эйлин.
— Почему, трус несчастный?! — с отчаянием воскликнула девушка.
Джонни серьезно взглянул на нее. Губы плотно сжаты. Глаза источают холод.
— Что ж, ладно, если некоторые женщины с неустроенной судьбой предпочитают считать меня трусом, потому что я не желаю задумываться над тем, чем накормить, во что одеть и обуть жену и детей, как сделать их счастливыми и обеспечить всем необходимым для достойной жизни, — пожалуйста, признаю себя виновным, — мрачно ответил он. — Для меня адом на земле было бы любить кого-то по-настоящему. Этот кто-то зависел бы от меня. Представьте, что я теряю работу, или заболеваю, или даже умираю. Оставляю ее одну, беззащитную, возможно, с ребенком на руках. Благодарю покорно — это не для меня.
Эйлин не знала, что ответить, и молча смотрела на него полными негодования глазами.
— Ради бога! — выдохнула она наконец. — Более безумного аргумента я в жизни не слышала.
— Правда? — Бесстрастный голос, неумолимый взгляд, короткие, сжатые фразы. — А я не говорил, что он будет разумным. Он мой, и этим все сказано!
Девушка окончательно растерялась.
— Но если вы действительно придерживаетесь таких жизненных принципов, подумайте сами, сколько радостей ускользает от вас, — не сдавалась Эйлин.
Джонни в ответ слабо и отнюдь не радостно улыбнулся:
— Каких, например?
Она сделала рукой некий жест, напрочь забыв о половинке сандвича, которую в ней держала. Эйлин сдвинула брови, и видно было, что она думает, как лучше ответить.
— Например, любить и быть любимым, — начала девушка. — Любовь ведь так прекрасна.
— И так сложна, — равнодушно заверил ее Джонни.
Эйлин хотела что-то сказать, но он заговорил первым:
— Поймите, девочка, когда вы любите кого-то, кто любит вас, вы становитесь чертовски уязвимы. Лично я никогда не мог понять людей, воображающих, что любовь — это лишь одна прекрасная ночь, проведенная под летней луной. Вовсе нет, поверьте мне. Когда влюбляешься, становишься несчастным, а настоящая любовь — не столь частое явление, чтобы проводить рискованные эксперименты. Единственные в мире люди, которые могут по-настоящему тебя ранить, причинить тебе боль, даже вызвать у тебя желание свести счеты с жизнью, — те, кого ты любишь.
Взгляд ее был полон неприязни. Она холодно бросила:
— Я никогда в жизни не…
— Вот именно, девочка, никогда в жизни, — перебил ее Джонни, — вы не сидели на ступенях армейского призывного пункта и не видели подъезжающих к нему машин. Не видели, как из них выходят молодые женщины, как правило с детьми, как они бросаются в объятия бледного, только что вызванного по тревоге солдата. Никогда не видели муку на лице девушки, смотрящей вслед любимому. Такого «счастья» я не пожелаю ни одной женщине!
Она довольно долго молчала, затем тихо произнесла:
— Но если бы эта девушка любила вас…
— Уж я прослежу за тем, чтобы в меня не влюбились. Вы еще ребенок, но мою мысль, думаю, уловили, не так ли? — отрезал он.
Краткий миг, похожий на вечность, Эйлин смотрела прямо в его глаза. В них было напряжение и что-то еще — слабое, едва заметное. И в ее глазах появилось нечто, удивившее Джонни. Эйлин не улыбалась, но некое подобие улыбки скользнуло по лицу, на мгновение чуть углубив ямочки на щеках. Джонни быстро отвернулся, и из его груди вырвался тихий стон. Эйлин усмехнулась.
— Что смешного? — осведомился он грубоватым тоном.
— Вы смешной, — спокойно ответила она, и теперь в ее глазах заплясали веселые искорки, а ямочки на щеках сделались глубже. — Вы так уверены, что никогда и ни в кого не влюбитесь и не позволите никому влюбиться в вас! Господи, как далеко может зайти человеческая наивность!
Джонни стоял засунув в карманы крепко сжатые кулаки, но на Эйлин не смотрел.
— Знаете что? — произнес он мрачно. — Вы еще очень маленькая девочка!
— Я не маленькая. Я умная. Я гораздо умнее вас. И оцениваю жизнь намного реальнее, чем вы. И еще я думаю, вы это прекрасно понимаете.
Джонни стоял, будто изучая строптивую собеседницу. На мгновение растерянность и замешательство появились в его глазах. Он смерил ее взглядом всю, от золотистых вьющихся волос до кончиков пальцев стройных, загорелых, обутых в белые туфельки ног. Она смотрела на него, задрав голову, в глазах сияло детское озорство, а на губах поигрывала обворожительная улыбка. Внезапно Джонни резко отвернулся.
— Я знаю только одно. Чем быстрее мы вернемся в контору, тем лучше, — произнес он наконец с показной оживленностью.
— Конечно, Джонни, — ответила она с подозрительной кроткостью, чем спровоцировало очередной пристальный взгляд с его стороны.
Эйлин встала и принялась ликвидировать небольшой беспорядок, что они устроили, организовав во внутреннем дворике выставленного на продажу дома импровизированный пикник.