Любовь и другие виды спорта

Глава первая

Том. Женится.

Никак не получается в это поверить. Неужели это все-таки случится?

Попробовал снова. Том… женится?

Я тяжело вздохнул, прикрыл глаза и осторожно помотал головой, стараясь не растрясти тупую боль. Мысль в голове по-прежнему не укладывалась, и похмелье здесь было абсолютно ни при чем. Просто за те три года, что мы с Томом снимали квартиру, у него не случилось ни единой подружки. И он даже найти ее не пытался, будто не испытывал в женщинах ни малейшей потребности.

Все-таки жизнь — странная штука. В последние несколько лет мои друзья словно с цепи сорвались и бросились жениться. А странность заключается в том, что первыми к алтарю рванули те, кто в юности девушками не особо увлекался. А те, кто, казалось, и дня не мог прожить, чтобы не пригласить на свидание какую-нибудь смазливую однокурсницу, и десять лет спустя плывут в своих одноместных шлюпках, призывно размахивая флажками.

Перевалившись на другой бок, я нашарил телефон и набрал номер Алекса.

— Ты с подружкой едешь?

— С подружкой? Да ты чего, чувак? — загоготал он. — Кто ж с собой на пляж песок носит?

Алекс обожает незатейливые присказки и произносит их так, будто открывает собеседнику некую высшую истину. Наверное, поэтому он и подвизается в рекламе. Обычно я понимал его эзопов язык, но только не в это утро. Во-первых, едва ото сна очнулся, а во-вторых, голова просто раскалывалась.

— Ты о чем? — пробормотал я.

Меня определенно мутило. Голова трещала все сильнее, и меньше всего хотелось сейчас разгадывать ребусы Алекса.

— Джек, это же свадьба! — возмутился в трубке голос Алекса. — Настоящий заповедник. Одинокие подружки счастливой невесты. Женщины! Да они дуреют на свадьбах. У них крышу сносит, понимаешь? — Он похотливо закудахтал. — Это все равно что ловить рыбу в ведре, чувак.

Вечером меня ждали в Нью-Джерси на репетиции свадьбы. Невеста, которую звали Мишель, жила в Пассейике — это меньше часа езды от моего дома, прямо за мостом Джорджа Вашингтона. Проще и дешевле было отправиться туда на автобусе, но я, разумеется, презрел благоразумие и взял напрокат машину. Раз уж я безлошадный обитатель Манхэттена, надо пользоваться любым поводом, чтобы прокатиться с ветерком.

Алекс, конечно же, сел мне на хвост. Официальная часть его не интересовала, но ближе к ночи в Пассейик собиралась прикатить вся наша университетская шатия-братия. А мой приятель не из тех, кто пропустит попойку. Жаль, что я сам забыл о вечеринке со старыми друзьями и так набрался накануне.

Когда мы проехали по мосту, оставив позади мой любимый Манхэттен, Алекс спросил:

— Ну чего, чувак, ты готов? Предвкушаешь?

Помимо дурацких присказок Алекс обожает и дурацкие словечки. Ничто на свете не заставит Алекса отказаться от его любимого слова «чувак». Для него это дружеское обращение, вроде «приятель», «дружище» или «старина», как у Гэтсби. А может, так он желает придать весомости своим словам. Иисус тоже ведь всю дорогу повторяет в Евангелии: «Истинно говорю вам…» или «Я — Господь Бог ваш». Алекса не смущает, что все остальные избавились от этого словечка лет этак десять назад, вместе с бордовыми галстуками, которые мужчинам после тридцати противопоказаны. Он вставляет его повсюду, и это порядком достает. Примерно так же некоторые (в основном женщины, по моим наблюдениям) не могут как бы не вставить «как бы» через каждые как бы три-четыре как бы слова. Так или иначе, Алекса невозможно представить без его «чувака». Сам Алекс тот еще чувак — жилистый, слегка сутулый, с непослушной шевелюрой и хулиганской, но обаятельной мальчишеской ухмылкой.

— Предвкушаю что? — поинтересовался я.

— Встречу с отчаявшимися, сексуально озабоченными женщинами, разумеется, — ответил он.

Я нахмурился.

— Вообще-то я завязал с женщинами.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Алекс.

— С женщинами и выпивкой. И то и другое отнимает слишком много времени и денег. В общем, я не хочу разориться и мне не нужны лишние неприятности.

— Брось, чувак. Попалась одна чокнутая, и у тебя уже мозги набекрень.

— Не одна. Всего лишь последняя.

— И что теперь? Запишешься в геи?

— А что, отличная перспектива, — вздохнул я. — Непьющий неженатый гей.

— Надолго тебя не хватит.

— Еще как хватит.

Я не собирался напиваться вчера вечером. По крайней мере, так сильно. Но выпить, признаюсь, хотелось.

С тех пор как мы с Ким расстались, друзья пытались свести меня буквально с каждой свободной девушкой в нашем немаленьком городке. Приятели и приятельницы, знакомые друзей и знакомые знакомых, сестры и коллеги друзей знакомых. Вчера это была Сэм. Саманта, если уж быть точным.

Мы договорились встретиться в новом испанском ресторанчике на Второй авеню. Довольно приятная девушка. Неглупая и привлекательная. Редактор в журнале «Отдых и путешествия». Но первое свидание, как и полагается, продвигалось со скрипом. В какой-то момент Сэм сказала:

— А ты знаешь, что чем выше человек, тем больше он потребляет воды и кислорода? Каждые лишние два сантиметра — это сотни дополнительных литров воды в год.

Я немного помедлил, размышляя над столь поразительным откровением, после чего заключил:

— Значит, баскетболисты опасны для окружающей среды?

— Ага, ужасно опасны, — согласилась она.

Ни тени улыбки. Даже бровью не повела.

В другое время я бы, наверное, не придал этому значения. Но вчера ее слова вывели меня из себя, устал я от дурацких игр в «отношения». После того как мы с Ким порвали, свидания с женщинами не доставляли мне ни малейшего удовольствия. Это все равно что запихивать в себя еду после нескольких часов безудержной рвоты. Даже самый слабый, едва уловимый намек на флирт вызывал у меня тошноту и головокружение. В какой-то момент это стало настолько невыносимо, что я уже не мог обойтись без предварительной подготовки — порции виски или бокала-другого вина покрепче.

Вы спросите, зачем было подвергать себя такой пытке? Если встречаться с женщинами так неприятно, чего ради стараться? Но друзья в один голос убеждали, что я не должен сидеть дома, ныть и распускать слюни. Мол, нужно собраться с силами, снова вскочить в седло и с остервенелой жаждой мести рвануть вперед. Отчасти я был согласен. Все так — надо воспрянуть духом, забыть о неприятностях. Новые знакомства, новые свидания и как можно больше ни к чему не обязывающего секса — вот лучшее лекарство от хандры и самоедства. Его я и потреблял в неумеренных дозах. Правда, очень скоро выяснилось, что потреблять лекарство я могу, лишь хорошенько накачавшись спиртным.

Окончательно же меня добил вопрос Саманты, заданный на двадцатой минуте свидания. Нам как раз принесли горячее. Едва я запустил вилку в паэлью с креветками, Саманта кокетливо глянула на меня, улыбнулась и этак по-приятельски спросила:

— А ты уже публиковался?

Девушка явно навела справки. Почти все друзья знали, что я пишу в свободное время. Вообще-то времени этого у меня было не так уж и много — все-таки шестьдесят часов в неделю я провожу в банке, помогая структурировать слияния и поглощения. И тем не менее я не сдавался, пробовал и надеялся. Уже несколько лет я мечтал, как однажды оставлю стерильный мир цифр и процентов и заживу свободной творческой жизнью. Жизнью настоящего писателя.

Я знал, что не бездарен. У меня все в порядке с наблюдательностью, я хороший рассказчик, да и стиль у меня ничуть не хуже, чем у авторов раскрученных бестселлеров, которые я проштудировал самым тщательным образом. Там, откуда я родом, практичность у людей в крови. Если бы я сомневался в своем таланте, то и мучиться понапрасну не стал. Свои возможности я оценивал вполне трезво. Но главное — мне нравилось писать.

Я не учился ни на каких писательских курсах, а закончил экономический факультет. Но, как сказал Трумэн Капоте, ты либо писатель, либо не писатель, и никакие учителя тут ничего не изменят. Конечно, я мечтал о романе, но пока довольствовался рассказами, оттачивая мастерство и вырабатывая неповторимый стиль.

Вряд ли Саманта планировала задеть меня. Даже наверняка нет. Скорее она хотела ненавязчиво расспросить о том, что для меня важно. Бедняжка, она и предположить не могла, что ее вопрос меня просто взбесит. По многим причинам взбесит.

Во-первых, я еще не публиковался и, как большинство неопубликованных писателей, не любил, когда мне об этом напоминали. Конечно, я гордился тем, что самые престижные журналы страны исправно отвергают мои рассказы, возвращая их с небольшим письмецом. Во всяком случае, их там пролистывают. Но вообще-то, если бы их еще и напечатали, у меня имелось бы больше поводов для гордости.

Кроме того, вопрос «А ты уже публиковался?» подразумевает, что, пока тебе не заплатили, ты вроде как и не настоящий писатель. Прошу понять меня правильно: как дипломированный экономист, я ничего не имею против доллара и порадовался бы даже незначительному коммерческому успеху своих шедевров. Но нельзя же все мерить деньгами! Выходит, долгие месяцы, что я корпел над книгой, были пустой тратой времени, коль скоро книга не имела сногсшибательного успеха у платежеспособной публики?

А еще я услышал в вопросе Саманты некий скребущий подтекст, этакое злорадное женское любопытство и тайную снисходительность. Фразочка «А ты уже публиковался?» намекала, что если ты хоть как-то умеешь марать бумагу, обладаешь хоть крупицей таланта и можешь складывать слова в более-менее осмысленные предложения, то тебя обязательно должны напечатать. О, если бы все так и обстояло! Вот совсем недавно я прочел статью одного известного редактора. Он утверждает, что лишь одному из десяти тысяч новоиспеченных писателей удается закончить роман, попасть под крылышко агента и издать свое творение.

Все это я говорю вовсе не для того, чтобы найти себе оправдание, а чтобы вы поняли мою реакцию.

Словом, когда Саманта безобидно и даже вежливо поинтересовалась: «А ты уже публиковался?» — моя досада — на самого себя и неудавшийся вечер — зашкалила. Процедив в ответ: «Все еще ковыряюсь кое над чем», я решил, что не остается ничего другого, как упиться в стельку. Но, увы, убежать от действительности можно лишь на время, да и самоуважения пьянство не прибавляет. Кроме того, подобные побеги обходятся довольно недешево — за интоксикацию, как химическую, так и эмоциональную, приходится расплачиваться.

Зато нынче утром, когда я страдал от последствий очередного неудавшегося свидания, мне вдруг открылась истина. Воздержание! Никаких женщин и никакого вина. Полное очищение организма.

Вот оно, решение. Единственно разумное и верное. Так тому и быть.