Любовь не кончается: Джулитта

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Похоже, собирался дождь. Бенедикт задрал голову и посмотрел на небо, всего час тому назад по-летнему чистое и синее. Теперь над Пиренеями нависли серые грозовые тучи. Они медленно надвигались на паломников, грозя застигнуть их посреди дороги, которая, извиваясь между горных кряжей, спускалась к плодородным равнинам королевства Кастилии.

Даже сейчас, в разгар лета, холодные черные ветры пробирали до костей, а обильные и бурные дожди размывали дорогу, делая ее почти непроходимой. Время от времени путники начали сожалеть о своем решении совершить паломничество.

Если бы Бенедикту довелось отправиться в дорогу одному, он бы непременно воспользовался одним из торговых судов отца. Но Жизель ненавидела море: едва она ступала на палубу, как ее начинало тошнить. К тому же, по ее мнению, всякий настоящий паломник обязан был посетить все соборы, монастыри и аббатства, которые попадутся на пути, и поставить в них по свече за душу того, с чьим именем отправился в дорогу.

Первую свечу супруги зажгли в Руане. На данный момент, когда они преодолевали очередной горный перевал, за их спиной оставалось почти семь сотен миль, щедро уставленных жертвенными огнями, освещавшими Арлетт дорогу на небеса.

Тучи все-таки настигли их, и почти тотчас упали первые капли дождя, холодные и тяжелые, как серебряные монеты, лежавшие в кошельке Бенедикта. Испуганно вскрикнув, Жизель надвинула на лицо шляпу с широкими полями — такие носили все паломники. Путники, из соображений безопасности старавшиеся держаться вместе и ехавшие вместе с ними, начали суетливо рыться в дорожных мешках, доставая накидки.

— Далеко ли еще до постоялого двора? — спросил торговец из Бордо у Понса, маленького щуплого проводника-баска.

— Час или два пути, — с жутким акцентом, делавшим его речь почти непонятной, ответил тот. — Мы успеем добраться до темноты.

Раздраженно посмотрев в спину Понсу, легко и упруго зашагавшему вперед, торговец обернулся к Бенедикту.

— По-моему, мы заплатили ему достаточно щедро. Или даже более того. Этим горцам нельзя доверять. Они скорее перережут вам горло, чем выкажут должное уважение.

Бенедикт промолчал. Тщедушный баск с плутовской физиономией не вызывал у него опасений. Он нравился ему куда больше, чем торговец из Бордо, важный и напыщенный как индюк. Всю дорогу он только и делал, что расхваливал себя, и все давно уже знали, какой богатый, умный и могущественный человек их спутник. Бенедикт старался избегать его.

Нисколько не задетый его молчанием, торговец переключил свое внимание на других паломников. Отряд состоял из восьми человек. Супруги де Реми, торговец, три клюнийские монахини, священник, пользовавшийся покровительством Бенедикта и Жизели, и бродячий музыкант, знавший множество как духовных, так и богохульных песенок, которые он распевал всю дорогу.

При первых каплях дождя менестрель спрятал свою драгоценную арфу в футляр и прикрыл капюшоном рыжие кудри. Монахини увлеченно щебетали с торговцем. Священник, спрятавший лицо в недрах широкого капюшона и укрывший руки в длинные рукава рясы, так же, как и Бенедикт, упорно хранил молчание.

Дорога резко сузилась и превратилась в тонкую белую ленту, зажатую между отвесной скалой с торчащими пучками травы и обрывистым склоном.

Сквозь пелену дождя Бенедикт различил зеленые верхушки сосен, примостившихся среди серых, как грозовые тучи, каменных глыб, лежавших на дне ущелья. Узкий горный ручей стремительно нес свои воды. Зрелище завораживало и в то же время пугало. Бенедикт не мог оторвать глаз от воды, плещущейся далеко внизу, и осознавал, что ему было достаточно сделать один-единственный неосторожный шаг, чтобы сорваться и камнем полететь с обрыва.

Всю дорогу ехавшие бок о бок, путники выстроились в цепочку… Жизель, словно окаменев, неподвижно сидела в седле, боясь пошевелиться и стараясь не заглядывать в ущелье. От страха она так плотно сжала губы, что они побелели. Бегло взглянув на жену, Бенедикт иронично усмехнулся. Как странно: стоя на коленях в построенной человеческими руками церкви, она на все лады прославляла Господа, а теперь пришла в ужас, лицом к лицу столкнувшись с его творением.

Где-то вдалеке грянул гром, тучи приобрели зловещий багровый оттенок. Лошадь торговца, жалобно заржав, попятилась назад. Камни из-под ее копыт сорвались вниз и гулко загрохотали глубоко внизу. Монахини начали усердно молиться, но приближающийся с востока гром заглушил их тонкие голоса, как и звучный баритон подхватившего молитву священника.

Вскоре среди клубящихся в вышине туч сверкнула молния. Раскаты грома стали еще более оглушительными. Жеребец торговца круто развернулся и, встав на дыбы, передними копытами толкнул в грудь привязанного веревкой к его седлу навьюченного пони. Маленькая лошадка потеряла равновесие и начала сползать по обрыву, увлекая за собой лошадь торговца — лицо всадника исказила гримаса ужаса, рот открылся в беззвучном крике.

Недолго думая, Бенедикт соскочил со спины Сайли и перерезал ножом веревку. Пони рухнул вниз. Вскоре все услышали стук упавшего на камни тела.

Промокший до нитки Бенедикт взял лошадь торговца под уздцы и повел по тропе.

— Спешивайтесь и идите за мной, — раздраженно бросил он тучному всаднику и оглянулся. Остальные паломники, потрясенные случившимся, застыли на месте как вкопанные. — Вы все, тоже быстрее спешивайтесь. По крайней мере, останетесь в живых, если лошадь сорвется в пропасть.

Перепуганные до смерти люди немедленно последовали его совету. Торговец соскочил на землю последним. Его огромный живот тяжело колыхался при каждом движении. От страха он еле держался на ногах.

— Вы не должны были перерезать веревку, — вместо благодарности возмущенно воскликнул толстяк.

— Неужели? — спросил Бенедикт. — Вам действительно так хотелось рухнуть в пропасть вместе со своим жеребцом? — Он всучил поводья в трясущиеся руки торговца и взял под уздцы Сайли.

Вернувшийся, чтобы выяснить причину задержки, Понс нисколько не удивился.

— Такое случается, — заметил он, пожав плечами. — Вам еще повезло, что лошадь была вьючной. — Его оценивающий взгляд остановился на Бенедикте. — Значит, это ты перерезал веревку?

— Да. Я не видел другого выхода.

— Ты правильно поступил, франк, — сказал Понс. — Не такой глупый, как все остальные. — Он повернулся и зашагал вперед, быстро исчезая за стеной дождя.

Что-то в голосе проводника насторожило Бенедикта В нем слышалась смутная угроза.

Погода становилась все хуже и хуже, а паломники продолжали путь. Теперь они шли очень осторожно. Спустя сотню ярдов тропа расширилась так же неожиданно, как и сузилась, и взглядам путников открылась долина Хотя под ногами снова была твердая почва, никто не решался сесть в седло. Замерзшие, подавленные и промокшие, странники уныло брели вперед, не замечая красот окружающего пейзажа. Дождь продолжал лить как из ведра.

Путаясь в отяжелевших от воды юбках, Жизель еле передвигала ноги.

— Заткни подол за пояс, так будет легче идти, — посоветовал ей Бенедикт, когда она, пошатнувшись, чуть не упала.

— Это очень неприлично, — возразила Жизель.

— Да кто на тебя смотрит? — сердито буркнул Бенедикт. — Неужели ты думаешь, что сейчас кого-то волнуют правила этикета?

С дрожащими губами, она неуклюже приподняла подол платья и заправила его за пояс. Наблюдавший за ней Бенедикт раздраженно скрипнул зубами. Временами, особенно в такие моменты, как сейчас, он особенно остро тосковал по сообразительной и практичной Джулитте Уж она-то, и глазом не моргнув, поддернула бы юбку, а то и сменила бы ее на широкие мужские штаны… И никаких угрызений совести или мыслей об этикете.

Наконец усталые путники добрались до постоялого двора, расположенного в долине. Вопреки всеобщим ожиданиям, он представлял собой просторную, но жалкую лачугу с низкой и дырявой крышей, покрытой соломой Дождь лил все сильнее Хозяин постоялого двора сказал, что его заведение набито постояльцами, спящими по трое на одной кровати, и не способно вместить больше ни одного человека. Но долгие уговоры и щедрое вознаграждение сделали свое дело. В конце концов он согласился впустить поздних гостей в зал, предложив им для ночевки место у камина. Возмущенные крики торговца, требовавшего для себя более достойного ложа, не произвели на хозяина ни малейшего впечатления.

— Да будь вы самой царицей Шебой, вам все равно пришлось бы спать на полу, — невозмутимо заявил он. — Если уж решились отправиться в такое дальнее путешествие, то должны радоваться и конюшне. Ваш Господь, кажется, не брезговал и ею, когда хотел спать.

После убогого ужина торговец все-таки заснул на рассыпанных по земляному полу грязных и мокрых опилках вблизи чадящего камина. А Бенедикт и на самом деле пошел в конюшню, где было много душистого и сухого сена.

Пришедшая туда вместе с ним Жизель первым делом спряталась за копну соломы, чтобы сменить промокшую насквозь одежду на чуть более сухую, лежавшую в дорожном мешке. Раздевшись до нательных штанов, Бенедикт вырыл в стогу сена что-то вроде глубокой норы Одежду он разложил рядом, понадеявшись, что к утру она высохнет.

За ужином молодой человек даже не притронулся к отвратительному вареву, которым хозяин потчевал постояльцев, и решил перекусить сейчас. Удобно развалившись на сене, он порылся в своем мешке и вытащил оттуда скромные припасы: несколько зачерствевших овсяных лепешек, изюм, мед, сушеные фиги, крохотный кусочек сыра и фляжку разбавленного родниковой водой вина.

Выйдя из своего укрытия и увидев полуголого мужа, Жизель слегка покраснела.

— В сене будет тепло, — сказал он. — Кроме того, я не хочу спать в мокрой одежде. Советую и тебе поступить так же.

Щеки Жизели заалели еще ярче, она инстинктивно схватила в горсть крестик и висящий рядом с ним крохотный футляр с крышечкой, украшенной сверкающими гранатами и изумрудами. Внутри лежали три ресницы, якобы принадлежавшие самой Марии Магдалене Эта безделица стоила столько же, сколько и превосходный боевой конь, но Жизель не считала, что потратилась зря У Бенедикта было на этот счет свое мнение, но в конце концов он решил не обострять отношения с женой.

— Садись. — Он жестом пригласил Жизель к скромной трапезе.

Она послушно села и тщательно прикрыла ноги платьем Ее смущал обнаженный торс мужа, его плечи и грудь, узкая полоска волос, убегающая от сосков вниз по мускулистому животу к поясу штанов Отведя глаза, Жизель откусила кусочек фиги и запила его маленьким глотком из фляжки.

Проголодавшийся за день Бенедикт с удовольствием проглотил и сыр и все остальное Жизель отдала ему свою порцию и съела только медовый пряник. Она настолько устала и ослабла, что даже потеряла аппетит.

Когда все было съедено, в конюшню ввалился Понс, обнимавший за талию смеющуюся женщину с распущенными каштановыми волосами. Лиф ее платья был бесстыдно расстегнут.

Разочарованный, Понс застыл в дверях, враждебно разглядывая Бенедикта и Жизель.

— Я думал, что вы остались в зале. Обычно в конюшне ночую я.

Бенедикт повел рукой вокруг.

— Здесь достаточно места.

Шепнув что-то баску на ухо, женщина высвободилась из его объятий и исчезла в ночи. Тот, нахмурившись, бросил свирепый взгляд на чужаков, вторгшихся в его владения.

— Здесь небезопасно. Вам лучше держаться вместе с остальными.

Бенедикт выгнул бровь.

— Я могу постоять за себя и предпочитаю остаться здесь.

Понс обернулся на двери конюшни и помрачнел еще больше.

— Вы, франки, думаете, что весь мир принадлежит вам, да?

Бенедикт хотел было сказать ему что-нибудь резкое, но, заглянув в темные глаза баска, вспомнил о легендарной вспыльчивости горных проводников и решил промолчать.

Понс повернулся, чтобы уйти, но затем передумал и навалился плечом на дверной косяк.

— Вижу, путешествие утомило тебя меньше, чем твоих спутников, — сказал он не миролюбиво, но с любопытством. На его поясе по одну сторону висел огромный охотничий кинжал, по другую — узкий столовый нож. Вынув тот, что поменьше, баск принялся вычищать им грязь из-под ногтей. Он явно старался произвести впечатление.

— Я привык к дальним дорогам, — ответил Бенедикт, не сводя глаз с ножа в руках собеседника. Сидевшая рядом Жизель оцепенела от страха.

— Значит, ты торговец?

— Что-то в этом роде. Я развожу лошадей — боевых коней и вьючных пони.

Понс кивнул головой.

— В Кастилии и Наварре ты найдешь самых лучших лошадей на всем Божьем свете.

— Знаю.

— Ты и приехал сюда за ними, верно?

— Возможно.

Баск смачно причмокнул.

— Но хорошие лошади дорого стоят. Хватит ли у тебя серебра?

— Там будет видно.

Понс снова кивнул. В его глазах появился какой-то странный блеск.

— Я ведь тоже торговец. Моя семья торгует с твоей страной, франк. — Вытерев лезвие ножа о штаны, он ловким движением всунул его в ножны. — Теперь я вас покину. Спите спокойно. Мы с Маризой подыщем себе другое местечко. — Окинув супругов насмешливым взглядом, Понс с кошачьей ловкостью выскользнул за дверь.

Бенедикт долго смотрел в черный дверной проем.

— Нам лучше подыскать другого проводника. И чем скорее, тем лучше. Я чую неладное, — пробормотал он.

Жизель сжала свой драгоценный футлярчик. Ее серые глаза наполнились страхом.

— Мне тоже не нравится этот человек. Ему нельзя доверять, — прошептала она.

В первый раз за долгое время Бенедикт был хоть в чем-то абсолютно согласен с супругой.

Рассвет встретил паломников ярким солнечным светом. На ослепительно синем небе не было видно ни облачка. Окружающий пейзаж волшебно преобразился. Путники завтракали на лужайке за домом. Запах костра смешивался с ароматом жареной ветчины, свежего хлеба, парного молока и сливок.

Понс появился только тогда, когда его подопечные уже насытились и собирались вставать из-за стола. Схватив с подноса кусок хлеба и поддев на острие ножа ломтик мяса, он прохаживался по траве, поочередно кусая и то, и другое.

Судя по всему, пребывая в приподнятом настроении, баск весело насвистывал и что-то мурлыкал себе под нос Он как будто имел обыкновение меняться вместе с погодой. Правда, иногда в его намеренно расслабленных движениях чувствовалась некоторая напряженность, а по лицу пробегала тень озабоченности.

— Дорога подсохла, — сообщил он, — думаю, мы быстро доберемся до цели.

Спустя полчаса маленький отряд двинулся в путь. Дорога хоть и высохла, но осталась все такой же узкой: по обе стороны от нее громоздились обломки скал. К полудню приятное, ласкающее кожу тепло сменилось невыносимой жарой. Постепенно путники освободились от верхней одежды, бутыли с водой быстро опустели. Лицо торговца из Бордо окрасилось в цвет спелой шелковицы. Он изнывал от жары и беспрестанно жаловался на погоду, дорогу и все остальное, приставая ко всем спутникам по очереди, но чаще всего к Понсу.

Выслушивая возмущенные тирады толстяка, маленький баск все больше мрачнел и нервно теребил руками пояс. Казалось, он еле сдерживался, чтобы не заткнуть ими рот торговцу.

— Господи! Мог ли я предположить, что, покидая Бордо, расстаюсь с цивилизацией? — восклицал тот. — Если бы не моя любовь к Господу Богу и благословенному святому Иакову, я бы ни за что на свете не согласился отправиться сюда.

В следующую секунду Понс резко остановился. Его темные глаза хищно прищурились, грудь тяжело вздымалась. Похоже, он с трудом сохранял самообладание.

— За этим поворотом есть широкий ручей. Напоите лошадей и наполните водой бутыли. Я проверю дорогу впереди и вернусь, — сказал баск, но пошел не прямо, а свернул на уводящую влево тропинку и торопливо зашагал прочь.

— Куда это, интересно мне знать, вы направляетесь? — В наступившей тишине оклик торговца прозвучал, как щелчок хлыста.

Не оборачиваясь, Понс развел руками.

— Неужели вы полагаете, что сейчас я выложу вам все как на духу? Разве там, в Бордо, у вас не бывает никаких маленьких секретов от клиентов? — Он хмыкнул и зашагал дальше своей легкой, пружинящей походкой. Спустя несколько мгновений его тоненькая фигурка скрылась из вида.

Хладнокровие проводника еще больше взбесило торговца. Задетый за живое, он принялся сыпать в адрес Понса проклятьями.

Не испытывавший симпатии ни к тому, ни к другому, Бенедикт криво усмехнулся и зашагал к повороту. Все остальные двинулись за ним.

Огромные валуны разделяли большой ручей на несколько маленьких. Некоторые из них были узкими и глубокими, остальные — широкими и мелкими Паломники с удовольствием спешились, напоили лошадей и расположились на отдых. Прозрачная как стекло ледяная вода сверкала на солнце. Камни на дне походили на изумруды. Бенедикт напоил лошадей водой, следя, однако, чтобы они не выпили слишком много.

Одна из монахинь, стыдливо приподняв подол рясы и чуть-чуть обнажив худые белые ноги, осторожно ступила на мелководье и тихонько вскрикнула. Затем позвала двух своих сестер, предлагая последовать ее примеру. Некоторое время те с сомнением поглядывали на нее, но в конце концов тоже вошли в воду. Священник умылся и сел у воды, положив на лысину мокрый платок. Торговец скинул тунику и пристроился в тени лежащего в отдалении огромного камня. Тяжело отдуваясь, он обмахивался куском ткани.

Именно он умер первым.

Никем не замеченный Понс подкрался к ненавистному толстяку и перерезал ему горло, из которого тут же забил фонтан крови.

— Ты не ошибался насчет меня, — зловеще прошептал баск, зажав рот хрипящей в агонии жертве. — Я давно горел желанием пощекотать тебе шейку.

Бенедикт осознал, что на них совершено нападение, только тогда, когда в его тело вонзились две стрелы: одна в бок, другая в левую руку. Увидев, что муж как подкошенный рухнул в воду, Жизель с криком ужаса бросилась к нему, но в следующий миг тонко просвистевшая в воздухе стрела оборвала ее крик навеки.

Вода окрасилась в алый цвет, красные полосы, похожие на развевающиеся на ветру праздничные ленты, поплыли вниз по течению. Но Бенедикт уже не видел ничего вокруг. Он лишь ощущал чудовищную боль и чье-то тело, навалившееся на него сверху. От этого было еще больнее. На губах появился привкус крови, затем в горло хлынула ледяная вода. Задыхаясь, Бенедикт начал судорожно хватать ртом воздух. Он попытался, но не сумел поднять голову, зато увидел, кто лежал сверху. Широко открытыми от удивления глазами на него смотрела мертвая Жизель. Бенедикт, попытался произнести ее имя, но из его горла вырвался глухой хрип. А потом на землю пал беспросветный мрак.