ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Небо было чистым, но это не мешало едущему по горной дороге в сопровождении небольшого отряда Фейсалу ибн Мансуру, мавританскому лекарю, состоящему на службе у господина Родриго Диаса де Бивара, витать в облаках.

Уставший от долгого сидения в жестком, неудобном седле, Фейсал мечтал о доме и мягкой перине, а когда ненадолго прикрывал глаза, то ясно видел умиротворенное и улыбающееся лицо своей жены Мэриам, растирающей ему ноги перед сном. До него доносился даже радостный смех детей, резвящихся рядом.

Его мул споткнулся и испуганно заржал. Вздрогнув и открыв глаза, Фейсал мигом рухнул с небес на землю. Перед ним предстала жуткая картина. На полянке возле широкого каменистого ручья были беспорядочно разбросаны бездыханные тела, похожие сейчас на тряпичных кукол.

— О, Аллах Всемогущий! — воскликнул лекарь и натянул поводья так резко, что застывший на месте мул чуть не сбросил его на дорогу. Над поляной парили коршуны и канюки. Два черных грифа, сидящие на одном из трупов, лениво взмыли в воздух и опустились на нижнюю ветку ближайшего дерева, застыв в ожидании.

Фейсал устало слез со спины мула и подошел ближе. С первого же взгляда он узнал в убитых христианских паломников: три монахини, священник, бродячий менестрель, два торговца и молодая женщина, все одетые скромно, но добротно. На еще влажной после вчерашнего дождя почве виднелись следы копыт, но лошадей видно не было. Фейсал не сомневался, что паломников перебили и ограбили местные разбойники, промышлявшие по дороге на Компостелу. Печально покачивая головой и причмокивая, лекарь переходил от тела к телу, надолго задерживаясь у каждого убитого, прижимая пальцы к его шее в надежде нащупать пульс и поднося к губам маленькое зеркальце. В глубине души он понимал, что надеяться не на что.

Вообще-то Фейсал свято верил в человеческую доброту и благородство. Служа у такого уважаемого человека, как господин Родриго, среди мавров больше известного как Сид, он не мог не научиться ценить людей и человеческую жизнь. Однако в такие мрачные моменты, как сейчас, маленький седобородый лекарь всерьез задумывался о природе людской жестокости и злобы. Это были те болезни, справиться с которыми наука врачевания не могла.

Воины вытащили из воды пронзенные стрелами тела женщины и мужчины. Почесав редкую бороду, лекарь направился к ним. Женщину стрела пронзила в спину и вошла прямиком в сердце. Судя по всему, несчастная умерла еще до того, как упала в воду. Фейсал печально посмотрел на ее стройное худенькое тело и приятное овальное лицо с тонкими чертами. Видимо, грабители обыскивали женщину в спешке и не обратили внимания на ее крепко сжатый кулак. Осторожно раздвинув мертвые пальцы, Фейсал обнаружил инкрустированный драгоценными камнями маленький футлярчик. Ему даже не нужно было открывать его, чтобы узнать о содержимом. В подобных футлярчиках хранились мощи святых. Он знал, что христиане относились к таким предметам с еще большим трепетом, чем к собственному богу, и понимал почему: изящные, красивые вещицы услаждали взор и вселяли надежду.

Вытащив из мертвого тела стрелу, Фейсал уложил женщину на землю. Затем повернулся к последнему убитому и невольно вздрогнул. Карие глаза молодого человека внимательно наблюдали за ним.

— Принесите одеяло, быстро! — прокричал он. — Один жив, но я не знаю, сколько он продержится. — Лекарь опустился на колени и, прижав пальцы к шее раненого, ощутил под ними немного замедленный, но довольно ровный пульс. Он быстро вытащил из-за пояса острый нож с изогнутым клинком. — Нет, нет, я не причиню вам зла, — заверил он, заметив, как округлились от ужаса глаза несчастного. — Я хочу вам помочь.

Если не слова, то его миролюбивый голос оказал на раненого должное впечатление, и тот успокоился.

Фейсал внимательно осмотрел стрелы, торчащие из тела жертвы, лихорадочно обдумывая, что с ними делать: вынимать или пока оставить на месте. В течение долгого времени путешествуя с армией господина Родриго, мавр приобрел богатый врачебный опыт и уже не раз сталкивался с похожими ранениями.

Солдаты принесли одеяло и укрыли им раненого, оставив открытыми левый бок и плечо. Осторожно разрезав ножом рукав, лекарь обнажил поврежденную стрелой плоть. К счастью, рана на руке оказалась не слишком серьезной: острие стрелы повредило только кожу и мышечную ткань.

— Сейчас будет больно, — предупредил Фейсал по-французски, поймав встревоженный взгляд молодого человека.

— Делайте все, что нужно, — прохрипел паломник, облизнув пересохшие губы.

Мавр крепко обхватил стрелу обеими руками и резким сильным рывком отломал древко Тело раненого выгнулось, дыхание стало прерывистым. Не теряя времени, Фейсал достал из мешочка, висящего на поясе, маленький флакон, открыл его и вылил на кровоточащую рану несколько капель прозрачной жидкости. Молодой человек вскрикнул от боли.

— Сожалею, — обронил Фейсал, — но только так можно очистить рану. Позднее я извлеку наконечник стрелы, а сейчас посмотрю, что с бедром.

Раненый лежал с закрытыми глазами и тихо стонал. Один из воинов, мужчина лет тридцати с небольшим по имени Анджело, присел на корточки и встревоженно поинтересовался:

— Он будет жить?

— Трудно сказать, — ответил лекарь, не отводя глаз от паломника. — Он достаточно силен и вынослив и только поэтому жив до сих пор. Находится в полном сознании, понимает, что я делаю, и способен реагировать на происходящее. Теперь все зависит от того, перенесет ли он дорогу. Единственное, что я могу сделать сейчас, это выломать древко второй стрелы и попытаться согреть раненого — он насквозь промок. Извлекать наконечники в таких условиях я не рискну. — Фейсал не столько разговаривал с воином; сколько мыслил вслух, стараясь убедить себя в правильности решения.

— Но может ли он сидеть в седле?

— Ему придется. Я сяду позади него и буду поддерживать. — Сильные смуглые руки лекаря потянулись ко второй стреле.

Глядя на него, Анджело болезненно поморщился.

— Он ранен в живот?

— Не думаю. Для такого ранения он ведет себя слишком спокойно, — сказал Фейсал, внимательно осматривая рану. — Думаю, что ему просто повезло. У этой раны такой же характер, как и у первой — повреждены только кожа и мышцы. Внутренние органы, видимо, не задеты. — Быстрым движением сломав второе древко, он снова наклонился к ране и принюхался. — Я опасался, что острие могло повредить почку, но, к счастью, запаха мочи нет. Да, пожалуй, он выживет.

Фейсал снова достал бутылочку и прочистил вторую рану. Тело молодого человека опять забилось в конвульсиях боли, но быстро затихло.

Перехватив встревоженный взгляд Анджело, лекарь проверил у раненого пульс.

— Ничего страшного, просто он потерял сознание. В таком состоянии он даже легче перенесет дорогу. — Фейсал провел рукой по груди лежащего. Неожиданно его пальцы нащупали в подкладке рубахи что-то плоское, круглое и твердое. Монеты? Его догадка подтвердилась, когда он обнаружил еще несколько предметов такой же формы. Монеты зашила в подкладку умелая рука. Фейсал был уверен, что они составляли лишь малую долю того, чем владел незнакомец.

— Интересно, кто он? — пробормотал заинтригованный Анджело.

— Если Аллах будет милостив к нему, мы узнаем об этом из его собственных уст. — Поднявшись на ноги, мавр задумчиво почесал бороду. — Одежда выдает в нем франкского торговца, причем очень богатого. Полагаю, что на эту землю его привело не только желание совершить паломничество. Наше дело довезти его до Компостелы, а там господин Родриго сам разберется, что к чему.


Бенедикт попытался пошевелиться, но не смог. Казалось, кто-то приковал его к земле, вогнав в тело два толстых гвоздя. Он слышал крики и стоны, видел, как его спутники, захлебываясь в крови, падали замертво. Он попытался было позвать на помощь, но крик застрял в горле. Медленно погружаясь во тьму, он увидел мертвую Жизель.

Когда мрак расступился, Бенедикт понял, что попал в преисподнюю. Рядом с ним сидел на корточках темнокожий черт с черными как смоль глазами и редкой седой бородой. Тот ощупывал его раны и бормотал заклинания на странном гортанном языке. Молодому человеку показалось, что он услышал слово «Вельзевул». Время от времени черт переходил на беглый французский, однако Бенедикт закрывал глаза и притворялся, что ничего не слышит. Изредка к черту подходили странные люди, очевидно его подручные Несколько раз Бенедикта навещал священник в темно-коричневой рясе и с массивным серебряным крестом на груди. Он убеждал молодого человека чистосердечно покаяться в грехах, чтобы очиститься перед небесами Бенедикт не помнил, что он отвечал священнику. Скорее всего, действительно покаялся, потому что, очнувшись в следующий раз, почувствовал, что его переносица смазана еще не высохшим елеем. Неужели в аду исповедовали и совершали обряд миропомазания?

Осторожно приподняв веки, Бенедикт огляделся по сторонам. Но рядом, к его удивлению, не оказалось грозного судьи, готового провозгласить волю Господа. Он увидел холодные белые стены и высокий деревянный потолок, шкаф из темного дуба и закрытую нишу, под которой стояла масляная лампа. Через щель между ставнями пробивалась полоска солнечного света. Она падала на кровать и окрашивала покрывало в яркие цвета. На подоконнике лежали три крупных спелых апельсина. Бенедикт задумался: все, что его окружало, больше походило на рай, чем на ад. Кроме того, он чувствовал боль: левый бок от плеча от бедра полыхал пламенем, словно кто-то прижег его раскаленным железом.

Бенедикт чувствовал себя беззащитным, как жук, перевернутый на спину. Он отбросил правой рукой край покрывала и взглянул на свое покрытое кровоподтеками тело: белоснежная повязка, закрепленная булавкой, облегала левое предплечье, нижняя часть живота от последнего ребра до бедренной кости также была туго перебинтована. Бенедикт, который и раньше-то не отличался особой полнотой, сейчас исхудал настолько, что ни один стервятник не позарился бы на его кости.

При мысли о стервятниках он снова будто наяву увидел окровавленные тела, разбросанные на берегу ручья, и огромных черных птиц, кружащих над ними. Затем в его сознании всплыли еще более неприятные образы — падальщики в человеческом обличий. Они бродили среди трупов, и кинжалы в их руках то и дело опускались к мертвым, подобно птичьим клювам.

Тихий скрип половиц и ласковое шуршание шелковых одежд заставили Бенедикта очнуться. В следующее мгновение перед ним снова возник тот самый черт с орлиным носом и темными глазами, который уже являлся ему в видениях. Но сейчас молодой человек находился уже в достаточно ясном уме, чтобы узнать в «черте» невысокого мавра средних лет. Свободная туника незнакомца была сшита из желтого шелка, подчеркивавшего смуглость его кожи.

— Ага, наконец-то вы проснулись, — произнес посетитель вместо приветствия, тщательно выговаривая французские слова и обнажая в улыбке ослепительно белые зубы. — Я уже начинал опасаться, что вы так и не придете в сознание. Полагаю, вам не терпится узнать, кто я такой и куда вы попали, верно?

Бенедикт нервно облизал губы.

— Сначала я решил, что попал в ад.

Улыбка на лице мавра превратилась в лукавую усмешку.

— Многие так думают, когда приходят в себя и первым делом видят меня. Позвольте представиться: Фейсал ибн Мансур, лекарь, состоящий на службе у господина Родриго Диаса, больше известного как Эль-Сид. Да пошлет ему Аллах многие лета и милости!

На всякий случай Бенедикт постарался запомнить эти длинные имена Мавр выглядел так, словно, по его расчетам, они должны были произвести на раненого большое впечатление. Оба имени молодой человек слышал впервые.

— Сейчас вы находитесь в одном из замков господина Родриго, расположенном у дороги на Бургос, — невозмутимо продолжал мавр. — Мы обнаружили вас, полумертвого от холода и от ран, на отмели в маленькой горной речке неподалеку от Ронсеваля. К сожалению, вы единственный, кто остался в живых.

Бенедикт тяжело вздохнул, поняв, что часть видений оказалась правдой.

— Моя жена, — вполголоса обронил он. — Она лежала рядом со мной.

Лекарь скорбно покачал головой.

— Стрела поразила ее в сердце Должен признаться, вы шли по одной из самых опасных дорог.

— Мы совершали паломничество в Компостелу, чтобы помолиться там о душе матери жены. Жизель никогда не любила путешествия и отправилась в дорогу только потому, что хотела исполнить свой долг. — Глаза Бенедикта наполнились слезами. — Я решил поехать вместе с ней. Она думала, что рядом со мной будет в большей безопасности.

— Вы не хотите облегчить душу и поговорить со священником?

— О, нет! — почти вскричал, чуть не задохнувшись от волнения, Бенедикт. — Только не священник. — Устыдившись своей несдержанности, он робко поднял глаза на мавра и принялся рассматривать его с таким видом, с каким смотрят на диковинное существо, посаженное в клетку. — Мне хотелось бы сесть, но я почти не могу двигаться.

— Ничего удивительного. С такой раной, как у вас, любой другой не смог бы и пошевелиться Хвала Аллаху за то, что он помешал стреле войти в ваше тело на палец глубже. В противном случае вы бы, несомненно, погибли.

— Хвала Аллаху?! — изумленно переспросил Бенедикт, опасаясь, что попал из огня да в полымя.

— Разумеется, хвала Аллаху, — уверенно повторил мавр и, подхватив молодого человека за здоровую руку, подложил ему под спину несколько подушек и помог приподняться. Резкая вспышка боли, пронзившая все тело, на миг ослепила Бенедикта — он поморщился и запрокинул голову. Лекарь стоял, скрестив руки на груди, и терпеливо ждал, пока пациент придет в себя.

— Полагаю, вы уже заметили, что почти обнажены, если не считать, конечно, нательного белья, — сказал мавр, когда юноша открыл глаза. — Нам пришлось раздеть вас, чтобы выходить ваши раны. Когда вы сможете вставать, мы найдем для вас что-нибудь подходящее. Ваша рубаха заперта в сундуке в моей комнате. Если у вас был кошелек, то его, вероятно, забрали грабители.

Странный монолог мавра насторожил Бенедикта и заставил забыть о боли Он догадывался, что скромный паломник, таскающий с собой целое состояние, зашитое в подкладку рубахи, не мог не привлечь к себе интереса.

— У меня действительно был кошелек, и в нем находилось достаточно денег, чтобы подать милостыню нищим и заплатить за еду и ночлег. Но как вы, наверное, уже догадались, основная часть средств, которые я имел при себе, находилась не в нем.

Лекарь подошел к шкафу и достал из него кувшин с вином и кубок..

— Выпейте, — посоветовал он, — это поможет вам восстановить силы..

Сделав несколько глотков, Бенедикт опустил голову на подушки. Вся левая часть его тела ныла от боли.

— Долго ли я здесь пролежал?

— Три дня мы везли вас в замок и еще три дня вы пролежали здесь без сознания. Сегодня четвертый.

Бенедикт попытался собраться с мыслями. Ему казалось, что с момента грабительского нападения прошла целая вечность.

— А что с моей женой и другими паломниками? — медленно произнес он, словно боясь услышать ответ. — Я хочу сказать, как вы поступили с их телами?

— К сожалению, нас было слишком мало, чтобы забрать их с собой. Но мы собрали всех погибших и аккуратно сложили их вместе. И сообщили о случившемся священнику из ближайшей деревни. Он пообещал предать их земле согласно обычаю. Как только вам станет лучше, я смогу отвезти вас в то селение. Если захотите.

— Благодарю.

Фейсал с лукавым видом склонил голову набок.

— Однако мы до сих пор ничего о вас не знаем: ни имени, ни титула… Между собой мы называем вас «молодым франком», но этого, согласитесь, недостаточно.

Бенедикт слабо улыбнулся.

— Честно говоря, я бы и предпочел остаться. «молодым франком», но если вы хотите знать мое имя, то не стану его скрывать Меня зовут Бенедикт де Реми. Своим домом я считаю Нормандию и Англию. Мой отец процветающий виноторговец, а тесть разводит лошадей для "норманнских и английских дворов.

— Ага, понятно, — протянул Фейсал. Услышанное не произвело на него особого впечатления, но как-то заинтересовало. В отношении людской породы он разделял точку зрения, которой придерживался его могущественный господин, считавший, что о человеке следует судить по его делам, а не по деяниям отца и прочих родственников. — А что представляете из себя лично вы?

Бенедикт широко улыбнулся.

— Вы вправе думать, что родители послали меня в паломничество, чтобы укрепить мой дух и характер. Многие состоятельные люди "именно так и поступают со своими своенравными и непокорными отпрысками.

— Относительно вас, Бенедикт, у меня и в мыслях такого не было. Только Аллах способен увидеть, что у человека на сердце.

Бенедикт неопределенно передернул плечами.

— Вы хотите знать род моих занятий? Я помогаю тестю разводить лошадей и сопровождал жену к могиле святого Иакова, рассчитывая прикупить по дороге несколько иберийских жеребцов на развод. Моя мечта — вывести породу самых лучших боевых коней во всем христианском мире.

— И вас не пугает то, что вам, возможно, придется встречаться для этого с неверными? Ведь именно мусульмане в настоящее время владеют самыми лучшими боевыми конями.

Бенедикт снова улыбнулся.

— Не пугает. Я всегда готов к познанию нового и неизведанного… Вероисповедание не должно вставать на пути к достижению совершенства, разве не так?

Лекарь одобрительно кивнул головой.

— Но тверды ли вы в своих намерениях? Не измените свое решение, когда поправитесь?

Бенедикт вздохнул.

— Если я изменю его, то вся моя жизнь окажется бессмысленной. Как бы мне сейчас ни хотелось забиться в угол и спрятаться от людей, я знаю, что заставлю себя продолжать начатое. Поэтому я непременно доберусь до Компостелы и исполню предсмертное желание жены. И обязательно найду лошадей.

— Это хорошо, — после недолгого молчания заметил Фейсал. — Когда мы нашли вашу жену, она сжимала в кулаке футляр с мощами не известного мне святого. Сейчас он лежит там же, где и ваша рубашка, — в моем сундуке. Я знаю, что вы, христиане, трепетно относитесь к таким амулетам.

— Не все, — горько возразил Бенедикт. — Жизель не сомневалась, что такие футлярчики и их содержимое помогают человеку выйти невредимым из воды и огня. Я не очень-то верил в их чудодейственную силу и, как видите, выжил. А она умерла. Не зря в норманнских деревнях говорят: кто черту сродни, тот не пропадет.

Загрузка...