Любовь не кончается: Эйлит

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Показанные Ульфом вьючные лошади произвели на Рольфа хорошее впечатление. Опираясь на деревянный костыль, старик велел слугам нагрузить на невысокую черную лошадку две корзины с булыжниками. Животное с легкостью, без признаков усталости, двигалось с грузом рысцой.

— Эта кобыла вывезет тебя или Беорна в полных доспехах. По тридцать миль в день, неплохо, а? — с гордостью заявил Ульф. — Лучше ты нигде не найдешь.

Рольф уже знал, что непременно купит несколько лошадей у Ульфа, но напустил на себя равнодушный вид, собираясь поторговаться Старик тоже был не прочь поживиться, но в конце концов покупатель и продавец пришли к единому мнению. В итоге Рольф стал владельцем шести лошадей — двух кобыл и четырех жеребцов — и молодого гнедого скакуна с черными гривой и хвостом.

— Последуй моему совету, — сказал Ульф после того, как монеты перекочевали в его руки, а сделка была подкреплена кубками с медовой настойкой. — Немедленно возвращайся домой. Норманнам не место на севере.

— В Дареме я должен встретиться с Робертом де Комминжем. Мы с ним заключили пари, — сказал Рольф. — Если не явлюсь на встречу, придется отдать ему боевого коня.

— Забудь о споре. Сегодня вечером выпадет свежий снег. Поворачивай на юг.

Раздраженные нотки в голосе старика насторожили Рольфа: похоже, Ульф что-то знал о де Комминже, и что-то, скорее всего, неприятное.

— Благодарю за предупреждение. И тоже хочу дать совет, — сказал Рольф очень серьезно. — Если вы окажете сопротивление королю Вильгельму, он жестоко накажет вас. Я не угрожаю вам и говорю не как враг, а как дружественно настроенный торговец, обеспокоенный вашим будущим и будущим вашей деревни. Я знаком с Вильгельмом Нормандским лично. Он очень могущественный человек, и даже у вас, на севере, не найдется силы, способной противостоять ему. — Рольф посмотрел на красавицу Ингу и двух ее детей.

Ульф перехватил его взгляд.

— Если он соберется прийти сюда, — уверенно ответил он, — мы достойно подготовимся к встрече.

Рольф открыл было рот, чтобы возразить, но Ульф не дал ему такой возможности.

— Нет, — сухо бросил старик, — я больше ничего не хочу слышать. Сегодня вечером выпадет снег, а завтра ты должен повернуть на юг.

Старый Ульф оказался прав и не прав одновременно. К вечеру действительно выпал снег, но к утру разыгралась такая буря, что выехать куда бы то ни было не представлялось никакой возможности. Те дома, которые выглядели особенно шаткими, жалобно поскрипывали под мощными порывами ветра, снег засыпал их по самые окна.

Из-за дурной погоды Ульф велел впустить в дом продрогших домашних животных, и теперь они столпились в темной половине зала; напротив, собравшись вокруг огня, ютились люди., Каждый раз, когда кто-нибудь отваживался выбраться за порог, чтобы принести охапку дров или справить нужду, пламя почти затухало, испуская густые клубы черного дыма, но затем опять разгоралось с новой силой.

Три дня и три ночи буран держал Рольфа и его спутников заложниками в доме Ульфа. Лишь на четвертое утро ветер стих, а солнце прояснилось, оживив яркими желтыми лучами ослепительно белый пейзаж.

Люди Рольфа помогли селянам прорыть тропы к ручью и к соседним домам и общими силами отремонтировали разрушенные строения. За работой те несколько дней, которые они ждали, пока дороги станут более или менее проходимыми, пролетели незаметно.

Во время одной из коротких передышек жена Беорна, Инга, подала Рольфу кувшин эля, свежий хлеб и ломтики копченой гусятины.

— Что-то не видно вашего мужа. — Засунув рукавицы за пояс, Рольф с аппетитом набросился на еду. Беорн вместе с половиной деревенских мужчин исчез еще в первый день их приезда.

— Он уехал по делам, — сухо, почти враждебно, ответила женщина.

— Вам повезло, что поблизости оказалось несколько норманнов, которые смогли помочь по хозяйству в столь трудное время.

Инга бросила на него испытующий взгляд. Ее золотисто-зеленые глаза цвета выдержанного французского вина напоминали кошачьи. Их взгляд завораживал, но от него веяло ледяным холодом.

— Некоторые тоже так думают.

— А вы относитесь к их числу?

— У меня есть своя голова на плечах. — Женщина резким жестом указала на еду. — Ешьте. Когда закончите, служанка уберет посуду.

Обескураженный столь прохладным приемом, Рольф восхищенно наблюдал за медленно удаляющейся грациозной женской фигурой.

Беорн и другие мужчины вернулись через четыре дня. Они появились в деревне вечером, в тот момент, когда Рольф сидел вместе с Ульфом у огня, готовясь к утреннему отъезду. Беорн и его спутники въехали во двор на прекрасных норманнских конях. Двое мужчин несли раненого. К седлу каурой кобылы были приторочены всевозможные трофеи — кольчуги и оружие, ремни и кубки, броши и прочие личные вещи.

— Мы смыли пятно за поражение при Гастингсе! — гордо сообщил Беорн. Его глаза горели, длинные волосы отливали золотом при свете огня, пылающего в камине. Шагнув к счастливо улыбающейся Инге, он заключил ее в объятия. — Теперь в Дареме не осталось ни одного норманна! — Заметив Рольфа, сакс схватился за кинжал, висящий на поясе. — Что ты, торговец, на это скажешь?

Настороженно глядя на высокого, красивого сына Ульфа, Рольф вспомнил воина, чья секира висела на стене улвертонского замка.

В душу начал закрадываться страх. Рольф вдруг осознал, что находится сейчас среди воинов, которые, прояви он малейшие признаки слабости, готовы были сожрать его так же, как сожрали Роберта де Комминжа.

— Ты ждешь, что я закричу от ужаса или начну расхваливать твою удаль? — собравшись с духом, дерзко спросил он. — Роберт де Комминж это не Вильгельм Нормандский. Если бы ты победил самого короля, то действительно заслужил бы похвалу по праву.

Беорн хищно прищурился.

— У тебя длинный язык. Пожалуй, следует укоротить его этим кинжалом.

— Ну что же, только так ты сможешь заставить меня замолчать, — напустив на себя равнодушный вид, заявил Рольф.

— Беорн, сядь! — раздраженно прикрикнул на сына Ульф. — Ты слишком много говоришь. Вспомни о правилах гостеприимства. Кроме того, Рольф де Бриз и его люди помогли нам расчистить снег. Мы, разумеется, достойно отпразднуем вашу победу в Дареме, но этот человек уйдет отсюда целым и невредимым.

Поджав губы, Беорн вперил в отца суровый взгляд. Воцарилась гнетущая тишина. Словно одна неприступная скала противостояла другой, не менее неприступной. Первым не выдержал молодой воин. Пренебрежительно передернув плечами, он выпустил из объятий жену и сел у огня, перекинув ногу на ногу.

Ночь Рольф провел на постеленной на полуовечьей шкуре, и ему приснилось, что все северные земли покрылись толстым слоем снега и вскоре бесчисленные трупы мужчин, женщин и детей окрасили его в кроваво-красный цвет. Голые ветви деревьев сгибались до земли под тяжестью насытившихся воронов. Их оперение было того же фиолетово-синего цвета, что и тела, плотью которых кормились падальщики. Один из воронов, самый крупный, расправив крылья, величаво парил над землей. Каким-то образом приблизившись к нему, Рольф посмотрел ему в глаза и узнал в них глаза короля Вильгельма.

На юге тоже шел снег. Первое весеннее тепло отступило.

Сидя у камина в улвертонском замке, Эйлит изо всех сил делала вид, что всецело увлечена плетением сети. Она не могла отвести глаз от язычков пламени. На днях бродячий торговец рассказал ей, что наемная армия короля Вильгельма уже отправилась на север, чтобы подавить бунт.

Эйлит понимала, что войска двинулись туда, чтобы карать, а не спасать.

— Уже пролилось достаточно крови, — растерянно пробормотала она себе под нос, бросив взгляд на две секиры, горделиво красующиеся на стене над пустующим креслом Рольфа. Он называл их символом своей удачи. Но что такое удача на поле сражения? Один побеждает, другой гибнет!

Обуреваемая тревожными мыслями, Эйлит отложила работу и сняла с крючка накидку. Игравший с сыном в кости Танкред поднял глаза, но ничего не сказал. Накануне вечером он заявил о своем намерении вернуться в Бриз-сюр-Рисле, если к концу недели хозяин не даст о себе знать.

— Если господин не вернется в ближайшие дни, — сообщил он Эйлит, — нам придется признать, что он погиб в Дареме вместе с Робертом де Комминжем.

Танкред рассуждал здраво. По выражению его глаз Эйлит поняла, что он-то давно не сомневался в гибели хозяина.

Покинув душный зал, она вышла на залитый серебристым лунным светом двор. Под ногами захрустели кусочки льда. Взбираясь по деревянной лестнице на смотровую площадку башни, Эйлит чувствовала, как холод обжигал подошвы. Из ее рта вырывались белые струйки пара. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом ее шагов и отдаленным плеском морских волн. Вдалеке, на поверхности воды мерцала узкая лунная дорожка, окруженная мраком. Завороженная красотой пейзажа, Эйлит замерла на месте. От сочетания черного и серебристо-белого веяло могильным холодом. Довольно долго Эйлит стояла в полном безмолвии. Продрогнув до костей, она ощутила себя неотъемлемой ледяной частичкой морозной ночи.

Донесшийся издалека странный тихий звук эхом отозвался в ее окоченевшем сознании. В мгновение ока очарование ночи рассыпалось на миллион кристалликов. Эйлит вздрогнула и пристально посмотрела вперед, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь в непроглядной тьме. Руки, ноги и губы оцепенели от холода. Так ничего и не увидев, Эйлит развернулась, собираясь спуститься вниз, но странный звук повторился и опять завладел ее вниманием. Теперь она расслышала щелканье хлыста, голоса людей и стук копыт, глухо разносящиеся над затвердевшей от мороза землей.

Сердце бешено заколотилось в груди. Эйлит вглядывалась в дорогу. В столь поздний час, когда все уже крепко спят на своих тюфяках, друг не решился бы отправиться в Дорогу, а враг постарался бы подъехать к замку незаметно. А значит…

Осененная догадкой, Эйлит на миг застыла на месте, не чувствуя ни рук, ни ног. Мысли спутались в голове. Затем безудержная радость вытеснила все другие ощущения. С тихим, невнятным криком она бросилась вниз по лестнице и дальше, к воротам замка.

Он въехал во двор во главе отряда на знакомом гнедом жеребце. Его спутники гнали несколько темных низкорослых лошадок, навьюченных поклажей. Их Эйлит увидела лишь мельком, так как все ее внимание было сейчас приковано к Рольфу. Спешившись, он передал поводья конюху, поднял глаза и лишь тогда увидел Эйлит.

В порыве чувств она устремилась ему навстречу, но, не добежав нескольких шагов, словно наткнулась на невидимую преграду и остановилась. Пламя факела ярко освещало его рыжие волосы и стройную фигуру. Он выглядел осунувшимся…. и опасным. Только сейчас Эйлит не думала об осторожности.

— А мы уже считали вас мертвым, — охрипшим от волнения голосом проговорила она, невольно, по инерции, делая еще один шаг вперед. — Оберт сообщил нам о жуткой резне в Дареме.

— Я не поехал в Дарем, — глухо ответил Рольф. Эйлит увидела возбужденный блеск в его глазах, увидела, как резко начала вздыматься и опускаться его грудь Под страстным мужским взглядом ее сердце начало, таять, в ногах появилась слабость.

Протянув руки, Рольф заключил женщину в объятия.

— О, Господи, Господи, прости меня, — простонал он и, еще крепче прижав Эйлит к себе, склонил голову и впервые ощутил на губах вкус ее губ.

Эйлит лежала рядом с Рольфом. Ее голова покоилась на его обнаженной груди, пальцы лениво блуждали в густых зарослях светлых волос, которые широким клином спускались в низ живота, где, как она и предполагала, становились рыжими. Ощущая прильнувшее к ней горячее тело Рольфа, его плоть в недрах своей плоти, Эйлит испытывала ни с чем не сравнимое блаженство. Даже сейчас, когда страсть утихла, ее тело хранило воспоминания о безумных мгновениях любви. Кончиками пальцев она прикасалась к телу мужчины, собирая капельки пота с припухлости вокруг старого шрама и в углублении пупка.

— Я бы хотела, чтобы все это оказалось сном, — тихо сказала она, в первый миг сама не осознав смысла этих слов. Ей не хотелось тревожить погрузившегося в полудремоту Рольфа, но он сразу открыл глаза.

— Но почему?

— Что случилось, то случилось, — помолчав, ответила она. — Обратно, увы, дороги нет. Окажись все это моим грешным сном, я постаралась бы забыть его и не мучилась угрызениями совести.

— Разве то, что произошло между нами, грех? Посмотри на меня, Эйлит. — Рольф осторожно взял Эйлит за волосы и повернул ее лицом к себе. — Мы согрешили бы больше, если бы продолжали прятаться от своей любви.

— Но у тебя есть жена.

Она удивилась той легкости, с которой он произнес слово «любовь», видимо, заменив им менее благозвучное словечко «похоть». Но сейчас она не смела высказать Рольфу это обвинение, так как добровольно, с не меньшим, если не с большим жаром разделяла его страсть.

— Моя жена осталась в Нормандии. Наше брачное ложе холодно, и Арлетт не способна согреть его. Я давно желал тебя, Эйлит. Можешь просить меня о чем угодно, только не о венчании в церкви. Отныне ты моя жена. И если кто-нибудь осмелится косо посмотреть на тебя, я сниму с него шкуру. Клянусь.

— Люди возненавидят тебя и меня еще больше. Ты не сможешь заставить их думать иначе. — Эйлит упрямо тряхнула головой.

— Неужели чужое мнение так много значит для тебя?

Она тяжело вздохнула. Как объяснить ему свои проблемы, если он не понимает их сути?

— Да, много. Очень много. Потому что я вижу себя в их глазах. И я не хочу, чтобы меня называли блудницей, которую любой может без труда повалить на солому. Мне нужно уважение, Рольф, твое уважение.

Приподнявшись на локте, Рольф пристально посмотрел на Эйлит.

— Разве ты его не чувствуешь? Я ничего не доказал тебе? — Он склонился над ней. — Разве я не выполнил все, чего ты требовала? Или я не навесил на дверь твоей спальни внутренний засов и не позволил Ульфхильде спать у порога? Разумеется, сейчас все эти меры уже бесполезны, но тогда я отнесся к твоим желаниям с должной серьезностью. Ты уже получила мое уважение, как получила всего меня, — сказал он мягко и ласково прикоснулся к ее обнаженному плечу. — А теперь ты отдай мне всю себя, Эйлит… Клянусь своей душой, что ты никогда не пожалеешь об этом.

Эйлит подняла глаза и утонула в его нежном, страстном взгляде. Губы Рольфа призывно изогнулись в легкой улыбке, медно-рыжая борода соблазнительно поблескивала. Пути назад не существовало. Их соединила сама судьба. Сейчас Эйлит не сомневалась в том, что Рольф никогда не смотрел на других женщин так, как смотрел сейчас на нее.

Запрокинув голову и отбросив волосы с плеч, Эйлит медленно села. Ее полные упругие груди слабо заколыхались. Рольф издал стон блаженства, когда ее бедра обхватили его талию. Его тело, встрепенувшись, мгновенно отозвалось на прикосновение. Но Эйлит, игриво отстранившись, начала ласково поглаживать трепещущее древо его желания. Она то приподнимала, то снова опускала бедра, пока тело Рольфа не вытянулось ей навстречу. Тишину разорвал его сладострастный стон.

Перед глазами Эйлит вдруг возник образ дикой, необузданной валькирии. Когда-то так называл ее Голдвин, но сейчас, с Рольфом, она в полной мере ощутила себя настоящей валькирией, сильной и могущественной, способной унести своего всадника в царство богов.

Быстрым движением Эйлит вложила его напряженную плоть в ножны своего тела. Рольф испустил громкий вопль облегчения и наслаждения, от которого у нее закружилась голова. Ее бедра заходили ходуном, посылая волны блаженства разгоряченному мужскому телу. Постепенно движения ее замедлились. Одной рукой лаская грудь Эйлит, Рольф другой обхватил ее ягодицы и, прижав к себе, мощным рывком погрузился в нее еще глубже и торжествующе вскрикнул. У Эйлит перехватило дыхание, голова бессильно запрокинулась назад. Все ее мысли и ощущения сосредоточились на пульсирующих токах, расходящихся от чрева по всему телу.

Рольф как завороженный смотрел на Эйлит, всецело отдавшуюся страсти. Ее прекрасное сильное тело выгнулось дугой, лицо и грудь покрылись румянцем наслаждения. Ни с одной женщиной Рольфу де Бризу не было так хорошо, ни разу в жизни он не распалялся таким огнем. Вот оно, то, что он так долго искал, о чем мечтал.

Эйлит начала медленно приходить в себя, ее голова устало упала на грудь. Тело блестело от пота. Бедра продолжали плавно покачиваться. Тяжело дыша, она взглянула на Рольфа и блаженно улыбнулась.

— Клянусь Христом и Одином, я люблю тебя, — выдохнул он, переполненный нежностью и благоговейным трепетом. — И буду любить тебя вечно.

Эйлит склонилась к нему, ее сосцы прильнули к его влажной груди.

— Вечно, — повторила она, запечатлев на его губах поцелуй. Их тела все еще были единым целым.