Любовь не кончается: Эйлит

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Рольф знал, что увидит израненную, выжженную огнем и мечом землю, но то, что предстало перед его взором, когда он в сопровождении Моджера и восьми помощников пересек Хамбер и направился в Датскую марку, превзошло все ожидания.

Целые деревни были выжжены дотла, домашний скот перерезан, посевы уничтожены. На почерневшей от пожарищ земле вперемешку лежали обуглившиеся скелеты людей и животных. Судя по всему, их некому было предать земле. Немногие оставшиеся в живых, шатаясь от голода и усталости, при виде всадников либо бросались врассыпную, либо долго преследовали их, клянча подаяние. Мстительный Вильгельм обобрал их до нитки. Не осталось ни семян для сева, ни фруктовых деревьев, ни домашних животных, которых можно было зарезать и засолить.

По дороге отряд случайно наткнулся на деревню, выглядевшую относительно неплохо по сравнению с остальными. В ней уцелело большинство домов и строений, но не осталось в живых ни одного мужчины старше пятнадцати лет. Их безжалостно перебили королевские наемники. Месть Вильгельма и в самом деле оказалась страшной: словно он раз и навсегда решил извести со свету беспокойный северный народец.

Моджера мучили ночные кошмары, Рольф то и дело прикасался ко всем трем своим талисманам и молился чаще обычного Он по-прежнему хранил верность королю, но то восхищение, с которым он относился к нему на первых порах, теперь сменилось отвращением. Глядя на умирающих от голода женщин и детей, он не мог не думать об Эйлит и Джулитте. Воображение рисовало ему картины одну страшнее другой. То там, то здесь с наступлением сумерек видел он их изменившиеся до неузнаваемости лица, искаженные злобой губы, шепчущие проклятия.

Тем не менее Рольф продолжал двигаться по направлению к Йорку. Боль и горе, окружавшие его в течение всего пути, сделали начальную цель поездки ничтожной, чуть ли не бессмысленной. Нередко его охватывало желание повернуть назад, но всякий раз он передумывал и решался ехать дальше. Теперь до селения Ульфа оставалось совсем недалеко.

Туманным весенним полднем отряд приблизился к деревне. В бледно-голубом небе тускло светило окруженное расплывчатым ореолом солнце В дорожной грязи отчетливо виднелись отпечатки копыт и человеческие следы. В этот раз навстречу путникам не выбежали ни свиньи, ни пастух Могила с потемневшим идолом Одина заросла молодой крапивой.

Наемники Вильгельма не обошли вниманием деревню Ульфа. Деревянный частокол, ограждавший селение, превратился в головешки и черным кругом выделялся на земле. На месте сожженных строений, среди темных пятен и обломков столбов, теперь стояли новые дома, сложенные из еще зеленых бревен и покрытые свежей соломой.

Первой навстречу Рольфу и его людям попалась женщина, несущая большой кувшин с водой. Ее глаза расширились, но в них не появилось того панического страха, с которым некогда смотрел на приезжих норманнов свинопас Поставив кувшин на землю, она быстро, но грациозно убежала в одну из хижин. Рольф успел узнать в ней Ингу, невестку Ульфа. Спустя несколько минут на пороге, тяжело опираясь на палку, появился сам Ульф. Старик осунулся и постарел, но по-прежнему смотрел гордо и строго.

Рольф спешился.

— Итак, — старик надменно вскинул покрытый серебристой щетиной подбородок и сурово посмотрел на приезжих, — у тебя опять разыгрался инстинкт викинга? Он снова позвал тебя в дорогу? Ты хотел увидеть, отомщены ли твои собратья и сыты ли друзья-вороны?

Рольф тяжело вздохнул.

— Я не испытываю теплых чувств к тем, кто пришел сюда с мечом. И скорблю вместе с вами. Если вы помните, я пытался предупредить вас об опасности.

— Верно, пытался, — как-то отчужденно бросил старик. — Что тебе нужно?

— Жеребец, если они у вас еще есть. Тот, которого я купил в прошлый раз, сломал ногу и не успел покрыть ни одну из кобыл.

— Да, у меня еще есть лошади.

— Вы продадите мне одну?

Ульф изучал Рольфа внимательным, холодным как лед, взглядом. Затем, словно встрепенувшись, он резким жестом указал на хижину. Широкие рукава его рубахи заколыхались, обнажив тяжелые браслеты из бронзы и серебра на запястьях.

— Войди и раздели со мной скромную трапезу. Моя пища скудна, но, в отличие от многих, я, по крайней мере, имею крышу над головой.

Как и в прошлый раз, на стол накрывала Инга. Не поднимая своих зеленовато-карих глаз, она поставила перед каждым из гостей по тарелке. Хлеб был черствым и невкусным, вареная рыба соленой. Откусив маленький кусочек, Моджер поморщился, но, поймав на себе властный взгляд господина, проглотил его и пробормотал что-то вроде слов благодарности.

— Вашей деревне действительно повезло, — заметил Рольф, без малейшего желания принимаясь за рыбу. Он догадывался, чего стоило гордому старику соблюсти обычай гостеприимства.

— Может, и повезло, но приходится несладко, — проворчал Ульф. — В окрестностях не осталось деревень, с которыми мы могли бы торговать. Мы покупаем продукты в Йорке, а это дорого, слишком дорого. Между прочим, именно благодаря тебе мы остались в живых и имеем возможность жаловаться на судьбу.

— Благодаря мне?!

— Ты же сам только что напомнил мне о своем тогдашнем предупреждении насчет способностей твоего славного герцога. Я передал твои слова сыну, и люди успели спрятать в лесу зимние запасы продуктов и скот. Когда пришли норманны, они застали здесь почти опустевшую деревню. Им оставалось лишь сжечь обезлюдевшие дома.

Рольф молча кивнул и посмотрел на Ингу, которая хлопотала у стола. Она выглядела подавленной и уставшей. Ее малолетний сын играл на полу с куриной костью. Странно, что в комнате не было его сестры.

— Я вижу, деревня совсем обезлюдела, — негромко проговорил он, обращаясь к Ульфу.

— Мой сын Беорн и другие молодые мужчины с горячими головами погибли, сражаясь с дозорным отрядом норманнов на дороге к Йорку. Это произошло в самом начале ужасных событии. В лесу, где мы позднее прятались, многие заболели чумой. Выздоровели единицы. Инга потеряла дочь.

— Прошу прощения, я хотел… — Рольф быстро взглянул на женщину. Он хотел сказать ей что-то утешительное, но промолчал, заметив, как враждебно блеснули ее глаза.

— Твои извинения, увы, не оживят мертвых и не уймут сердечную боль, — мрачно буркнул старик. — Ты закончил? Идем, я покажу тебе лошадей.

Темно-коричневая, почти черная, шкура жеребца лоснилась на солнце. На три года старше сломавшего ногу коня, он находился в самом расцвете сил.

— Честно говоря, я оставлял его для себя, — признался Ульф. — Даже в Йорке сейчас не сыскать безумца, который согласится купить этого коня, потому что побоится, что его, чего доброго, украдут и съедят сразу после сделки. На всякий случай я держу жеребца поблизости от дома. В противном случае он закончит жизнь на тарелке какого-нибудь изголодавшегося бедняка. Серебро мне сейчас пригодится больше: я куплю семян и продуктов.

Рольф не делал серьезных попыток сбить цену, названную Ульфом, так как видел, в какой нужде тот жил. За эти деньги Ульф заплатил кровью родичей и близких. Рольф считал себя обязанным хотя бы частично искупить грех тех, к чьему племени он имел несчастье принадлежать.

— У меня есть еще одно условие, — сказал старик, пересчитывая серебро.

— Какое? — насторожился Рольф, уловив в голосе Ульфа скорбные нотки.

— Ты заберешь Ингу и ее сына с собой. В нашей деревне у них нет будущего. Только голодная смерть.

— И вы доверите их норманну? — спросил Рольф, даже не пытаясь скрыть удивление.

— Ради того, чтобы спасти их от смертоносной руки твоих соплеменников. Подумай, что с ними случится, если наемники Вильгельма вернутся снова? — Ульф покачал головой, его плечи безвольно поникли. — Даже если наемники не вернутся, придут другие норманны и заберут то, что до сих пор принадлежало нам. Моя земля, «земля Ульфа», станет собственностью Осберта или Огира. — Ульф выговорил французские имена с презрением. — Разве мой внук сможет выжить при них?

— Вы уверены, что на юге ему будет лучше?

— Во всяком случае, не хуже, — язвительно ответил старик, затем, несколько смягчив голос, добавил: — Ты человек чести и позаботишься о моем внуке и невестке.

Рольф пристально вгляделся в лицо собеседника.

— А что собираетесь делать вы сами?

— Мне не нужно искать убежище. Я корнями врос в эту землю, здесь родился и вырос. Кроме того, людям нужны мои советы. С Ингой и Свейном дело обстоит иначе. Мальчишка еще мал. Он, как семя чертополоха, принесенное ветром, осядет в любом месте и привыкнет к нему.

Рольф покорно склонил голову.

— Да будет так. Пусть мой дом станет их домом.

Инга безвольно восседала на повозке. Ее напряженная фигура напоминала худой кошелек, не желающий показывать остатки содержимого. Натянув на плечи плотную накидку, она скрестила руки на груди и сжала их в кулаки. В течение первого дня пути она не вымолвила ни слова, так и просидев все время с плотно сжатыми губами. Маленький Свейн, напротив, выглядел вполне довольным и счастливым. Он трясся в седле за спиной Моджера и не умолкал ни на секунду. Глядя в его горящие от любопытства глаза, Рольф не сомневался в том, что мальчик быстро приспособится к новой жизни. Гораздо больше беспокойства вызывала его мать.

Рольф подъехал к повозке. Украдкой бросив взгляд на неподвижно сидящую Ингу, он про себя отметил, что ее фигура стройнее и изящнее, чем у Эйлит, а черты лица изысканнее и красивее, нежели у Арлетт. Холодность Инги лишь заинтриговала его, привлекая еще сильнее.

Приблизившись к повозке почти вплотную, Рольф намеревался заговорить с женщиной, но неожиданное гусиное шипение и отчаянное хлопанье крыльев заставили жеребца испуганно отшатнуться и подняться на дыбы. Двое конюших с трудом усмирили его.

Отправляясь в дорогу, Инга настояла на том, чтобы взять в Улвертон несколько гусей для разведения новой стаи. С их помощью невестка старого Ульфа и собиралась зарабатывать на жизнь, поскольку, по ее же словам, мало нашлось бы хозяек, способных закоптить гусятину так же искусно, как она. Кроме того, Инга хотела иметь при себе хоть какое-то напоминание о родных местах. Даже такое своеобразное.

Виновником переполоха стал воинственно настроенный гусак с темно-коричневым оперением. Возмущенный заточением в тесной клетке из ивовых прутьев, он не переставал угрожающе шуметь с самого начала путешествия. С неприязнью посмотрев на гусака, Рольф мысленно пожелал ему как можно скорее отправиться в коптильню и поднял глаза на Ингу. Она будто прочитала его мысли и наконец открыла рот.

— Я намеренно отобрала самых сильных гусей. Сильные всегда выживают.

Стараясь не замечать прозвучавшего в последней фразе вызова, Рольф склонил голову и улыбнулся.

— Значит, вы тоже сильная.

— Разве мой муж был слабым?

— Нет, но он столкнулся с еще более сильными и жестокими людьми.

— Да, — резко бросила она и отвернулась. — Знайте, что мой Беорн стоил десятерых норманнов.

Между тем гусак продолжал яростно бить крыльями о стенки клетки, шипя на жеребца, который покрылся испариной и нервно вздрагивал.

— Но сейчас он мертв и уже ничего не стоит, — нахмурившись, откликнулся Рольф и, всадив шпоры в бока скакуна, направил его вперед.