Мальвина (СИ)

Глава двенадцатая: Влад

Мальвина упирается, но хоть не тормозит пятками об пол. Я не то, чтобы нежно — нежностью мою фурию сейчас точно не вразумить — толкаю ее в женский туалет. К счастью, внутри никого.

— А теперь спокойно и коротко: что у тебя к Донскому?

— Он хочет снести детский сад! — взрывается Маша. — Полгода вели судебные дела. Писали во все инстанции, устраивали акции протеста вместе с родителями — ничего не помогло.

Ах вот оно что. Пытаюсь вспомнить место, где расположен детский сад. Ну да, рядом парк, комфортная зеленая зона. Лично я бы казино не рискнул строить, а вот элитный коттедж — запросто. Да и насколько я знаю Донского, он в основном занимается строительством мелких объектов. Именно поэтому мы с ним сработались — нет конфликта интересов. Так что с вероятностью в двести процентов информация о казино свалилась с потолка. Но сути это все равно не меняет.

— Если есть решение… — пытаюсь начать я, но Маша тут же обрубает.

— Ты ведешь дела с человеком, который хочет лишить детей садика.

— Справедливости ради, солнышко мое, я не обязан знать обо всех делах всех моих партнеров.

Лучше бы, конечно, я этого не говорил, потому что Маша явно ожидала услышать другой ответ. Вероятно, даже покаяние и клятву немедленно бросить в рожу Донскому если не белую перчатку, то хотя бы крабью клешню. У меня до чертиков хорошее настроение, потому что в воображении всплывает лоснящаяся физиономия Донского, которого я методично хлещу клешней.

— Что смешного? — шипит змеючка, целя каблуком мне в носок.

К счастью промахивается, снова теряет равновесие, и на этот раз я основательно хватаю ее под подмышки. Приподнимаю и без заминки сажаю на мраморную столешницу возле раковины. Зажимаю ее руками по обе стороны бедер и стараюсь не думать о том, что в такой позе я мог бы запросто задрать это милое платье до самой талии.

— Маша, а теперь серьезно, — фиксирую ее взгляд своим, стараясь выглядеть максимально бескомпромиссным. — Донский — мой деловой партнер и у нас есть некоторые общие дела и интересы, но к садику я не имею никакого отношения. Это бизнес, солнышко мое.

— Что это за бизнес такой, из-за которого дети остаются на улице?

— Вот такой хуевый бизнес, — вздыхаю, поздно соображая, что выразился жестче, чем собирался.

— Матерщинник! Не трону я твоего Донского, не бойся, — милостиво уступает королевишна. — Но если он начнет первым…

— … ты будешь держать на замке свой хорошенький ротик. А я взамен пообещаю разведать, что там с твоим садиком.

Вот этот восторг на ее лице, неподдельная радость и искры счастья — вот она, буря, которой я так и не дождался в модном бутике. И я немного тяну время, чтобы насладиться ее искренней улыбкой. Отбросив в сторону все пошлые мыслишки и коварные планы, я просто впитываю ее эмоции. Знаете, это все равно что одним махом хлопнуть качественной текилы: бьет наповал, вышибает мозг прямым выстрелом в висок. И мне нравится, что она на миг расслабилась и, довольная, покачивает ножками. Инстинктивно тянусь, чтобы попробовать еще раз взять ее на абордаж, но Мальвина тут же подбирается, спрыгивает и поправляет платье.

— Я голодная. Пошли, попробуем, чем кормят в модных ресторанах.

Она неподражаема, правда?

Мы возвращаемся в зал, и я не без удовольствия смотрю на вытянувшуюся в ожидании подвоха физиономию Донского. Нет, к нему лично у меня никаких претензий, мы просто сотрудничаем и иногда, как положено с такими вот партнерами, ужинаем, чтобы закрепить деловые отношения. Но меня берет гордость, когда я вижу, что моя Мальвина разрушила его идеальный мир, в котором женщине положено сидеть молча и открывать рот только, когда он даст отмашку. Это, кстати, очень хорошо видно по его жене: сидит ровно, молчит и делает вид, будто нашла в карте вин священное писание.

Я отставляю стул, помогая Маше сесть, сам сажусь рядом и протягиваю ей меню. Она открывает планшетку, а я, пользуясь случаем, украдкой смотрю на великовозрастного придурка Никитушку. Да, определенно я предвзят, а вы бы не были предвзяты, если бы это вашу жену раздевали глазами прямо при вас? Согласитесь, я пока вообще само терпение. Но мелкий, откинувшись на спинку стула, с видом «а мне все по фигу» продолжает изучать мое сокровище. Кстати говоря, это замечаю не только я: мамаша откашливается, привлекая внимание сынули, но это не помогает.

— Увидел что-то интересное? — спрашиваю с самой убийственной из всех улыбок в моем арсенале.

Мальчишка приосанивается и, наконец, отводит глаза. Маша, к счастью, так занята выбором блюда, что не видит вообще ничего вокруг.

— Помочь? — спрашиваю, наклоняясь к ее уху, случайно прикасаясь губами к теплой коже.

Она так вкусно пахнет, что на ум просится пошла шутка о блюде, которого нет в меню. И это вовсе не запах элитной парфюмерии, потому что моя Маша-потеряша пахнет обещанием чудесного нежного секса, розовых от смущения «яблочек» щек», несдержанных стонов и моих заслуженно опустошенных яиц. Кажусь пошляком? Это я просто скромничаю, чтобы не смущать вас всем спектром потребностей зрелого самца после шестимесячного целибата.

— Я не уверена, — бормочет Мальвина, поглядывая на меня с видом ребенка, которого привели в «Детский мир» и сказали, что он может выбирать игрушку.

Она непроизвольно закладывает прядь за ухо и тоненький пальчик с ромашкой на ногте случайно скользит по моим губам. Обычно такие вещи мне глубоко неприятны, потому что это до противного щекотно, но сейчас я едва держусь, чтобы не укусить ее в ответ.

— Может быть, морепродукты? — предлагаю я. Говорят, там какие-то афродизиаки. Чем черт не шутит?

Маша обреченно вздыхает, закрывает меню и смотрит на меня с видом: «Я тебе доверяю». Любой мужик вам скажет, что мы от таких вещей просто как чайники кипим. Потому что одно дело быть просто классным мужиком, который ее трахает, и совсем другое — быть крутым мужиком, которому она доверяет.

Я выбираю омара в твердом панцире: здесь они живые и их готовят прямо перед подачей на стол. Дохлого омара есть можно только в одном случае: при непреодолимом желании насладиться затяжной диареей. Сам я к морепродуктам отношусь прохладно, потому что, как вы наверняка знаете, любой нормальный мужик всем прочим деликатесам предпочитает хорошо прожаренный кусок мяса без всяких выкрутасов. Но чтобы составить компанию Маше, заказываю себе тоже самое.

— Я тоже хочу гигансткого рака! — заявляет Никита, когда я озвучиваю заказ официанту.

Видимо, парень считает это офигеть каким смешным, и я собираюсь прикрыть ему рот, но Маша улыбается. Блин, она реально искренне улыбается. Надо бы спросить отца, не было ли в нашей семье арабских шейхов или горцев, потому что я испытываю непреодолимое желание запихнуть мою женушку в паранджу.

Здравствуй, жопа… то есть, я хотел сказать, ревность. Вот, значит, какая ты.

Чтобы не наделать глупостей, переключаюсь на Донского и начинаю унылый разговор на общие темы. Его жена периодически влезает с какой-то банальщиной, на которую я выдаю дежурные улыбки и шутки. Конечно, я не обязан этого делать, потому что при желании запросто проглочу и Донского, и весь его бизнес, и это будет лишь аперитив к основному блюду. Но это бизнес, а в нем все не так просто и однозначно.

Когда приносят наш заказ, Маша смотрит на громадного ярко-красного монстра, как на персональный, поданный в петрушке, кошмар.

— Влад, я хотел попросить, — отвлекает голос Донского. — Возьмешь моего шалопая на стажировку? Не хочу, чтобы сидел у меня под крылом, где ему все задницу будут целовать.

Мы с Никитой смотрим друг на друга: он — с паникой, я — с улыбкой зеленого чувака из «Похитителей рождества».

— Пусть потрется, посмотрит, понюхает, — развивает тему Донский, пока его сынок и жена сидят с открытыми ртами. Готов поспорить, этот вопрос не обсуждался на семейном совете. Донский протягивает лапищу и по-отечески хлопает сынулю по шее, отчего тот чуть не ныряет рожей в тарелку. Я бы заплатил, чтобы посмотреть, как засранец расцелует ужин в обе клешни. — Погладишь его пару раз против шерсти, чтобы заматерел.

— Да не вопрос, — соглашаюсь я, предвкушая, чем и как буду гладить своего «стажера».