Мальвина (СИ)

Глава седьмая: Влад

Знаете, как тяжело хранить верность такому, как я? Чтобы вы примерно представляли всю степень проблемы, приведу пример: на одну самку змеи иногда приходится больше сотни самцов. Хотите скажу, что делают все эти напичканный инстинктом размножения ребята? Набрасываются на бедняжку, пытаясь успеть присунуть раньше остальных. Никакой романтики, чистая физиология. Так вот, я своего рода уникальная самка змеи, вынужденная каждый день терпеть нападки самцов в юбках. Ну, вы поняли аналогию. Думаете, легко так жить? Нет, я не жду сочувствия, но справедливо рассчитываю хотя бы на участие к моему незавидному положению. Да я столько не дрочил даже в прыщавом возрасте!

И все же даже у змеи есть принципы, а во главе моих, как я уже говорил, стоит семья. И если уж я вляпался в брак, то постараюсь не опошлять его холостяцками привычками. Правда, как и всякая змея, я не собираюсь быть милым и пушистым, и раз уж выпал шанс, грех им не воспользоваться. Тем более вся сумасшедшая семейка благополучно отходит от шока на безопасном для меня расстоянии.

— И так… — выразительно поглядываю на свое сокровище.

— Я закричу, — предупреждает она, пятясь назад. Но там всего-то пара метров, так что она быстро загоняет себя в ловушку между ванной и стеной. — У нас фиктивный брак!

— Помню, как же, — говорю в ответ, потирая щеку, которая, кстати говоря, заметно опухла.

Между прочим, я тут перед ней с голым торсом стою, а у меня есть на что посмотреть. Но моей Мальвине, похоже, плевать и на идеальный пресс, и на привезенный с Бора-Бора натуральный загар. Я могу быть очень целеустремленным парнем, но хмурое выражения ее личика вдохновляет разве что на подергать за косички.

— Ты мне не нравишься, — заявляет Маша-потеряша и гордо вскидывает нос. — И я тут подумала и решила, что соглашусь на предложение Сергея.

— Брось, Мальвина, у него мозг меньше, чем у стегозавтра[1].

Она пытается сказать что-то в ответ, но только смешно, как золотая рыбка, открывает и закрывает рот. Догадываетесь, о чем я сейчас думаю, учитывая всю печальную предысторию моего недотраха? Догадались? А теперь умножьте на два — не ошибетесь. Мужчины все думают «об этом», а те, которые говорят, что не думают, на самом деле думают чаще остальных.

— Тебе нужна футболка, — хватается за спасительную соломинку мое сокровище.

— Это тебе она нужна, — насмехаюсь я.

Женщины куда искуснее мужчин в науке обмана, но даже их предают тела.

Я не без удовольствия провожу пальцем по открытой части ее предплечья, радуясь тому, что кожа у моей Маши мягкая и упругая. Даже не сомневаюсь, что и задница у нее такая же тугая и гладкая, как яблочко. Кстати, о заднице.

Основная прелесть в превосходстве ростом над противником — внезапность и безнаказанность. Мне ничего не стоит скрутить Мальвину морским узлом, потому что она фактически и так подо мной. Женушка сопротивляется, клацает зубами, пытаясь укусить, но я крепко держу ее запястья в одной ладони, а второй прижимаю к себе, разворачиваясь. Присаживаюсь на край ванной, перекладываю чудо через колено и тяну вниз ее джинсы.

— Извращенец! — вопит Маша.

— Перестань ерзать, солнышко мое невоспитанное, иначе буду вынужден доказать свое негейство не словом, но делом.

Конечно она не слушается, и уже сейчас я понятия не имею, как встану с таким стояком, но это задача номер два. На повестке дня — урок послушания. Помните, я говорил, что собираюсь ее воспитывать? Самое время уточнить, что говорил не иносказательно, а в самом что ни на есть буквальном смысле. Не сомневаюсь, что мама и папа уделяли достаточно времени ее воспитанию, но в их «Домострое» явно отсутствовала глава о послушании.

Моя Маша носит белые в розовую полоску трусики с надписью стразами: «Играю на нервах». Так вот оно что, подсказка все это время была у меня под носом.

— Ты отсюда живым не уйдешь, — извивается паршивка, доводя мое терпение до белого каления.

— Уйду или нет — это бабка надвое сказала, а вот свою порцию воспитания ты получишь прямо сейчас. Первое: никогда не ставь меня в дурацкое положение, например, приводя на день рождения матери даже не сказав об этом.

Звонкий шлепок по ее хорошенькой заднице играет в ушах музыкой. Уверяю, ее пощечина была тише. Я не хочу причинить ей боль, поэтому шлепаю не всей ладонью, а лишь пальцами. Следы останутся, но сидеть она сможет.

— Я тебя ненавижу! — скулит Маша.

— А я тебя обожаю, — отзываюсь следом. Хорошо, что не снял с нее трусики, а то бы точно сдурел. — Второе: никакого Циклопа на горизонте.

Второй шлепок чуточку сильнее, чтобы она понимала, что во втором вопросе я полностью категоричен.

— И третье, Машенька: даже не пытайся от меня избавиться такими детскими способами.

Ладонь оставляет третий «поцелуй» — и я, награждая себя за терпение, возвращаю джинсы на место. Отпускаю свою фурию, потому что правда близок к тому, чтобы феерически опозориться мокрыми трусами. Воздержание пагубно влияет на мужское терпение, да-да.

Самое странное, что Маша не убегает. Стоит напротив, прижав к телу кулаки и с наслаждением расчленяет меня взглядом. В котором, кстати говоря, нет ни намека на слезы.

— Ты хоть знаешь, что меня в жизни никогда не били?! — шипит моя Змеевна.

— После детского сада, который ты сегодня устроила? Конечно, знаю. И поправочка: не бил, а вел профилактическую работу. Напросишься — получишь еще.

Мое солнышко издает боевой клич и набрасывается на меня с кулаками. Не пытаюсь ее остановить, только со смехом прикрываюсь ладонями от жалящих кулачков. В конце концов, пусть выпустит пар.

Маше надо пару минут, чтобы успокоится, но мне не очень по душе, как она косится в сторону бутылки с отбеливателем. Поэтому перехватываю запястья, из-за чего ее кулаки застывают в воздухе, и напоминаю о футболке.

Она открывает дверь и пулей вылетает в коридор. Я иду следом, но приостанавливаюсь, чтобы посмотреть на часть стены, полностью увешанную фотографиями в рамках. Здесь точно пара сотен снимков: есть и любительские снимки, и профессиональные студийные фото. Я даже не берусь считать, сколько здесь людей, но с оглядкой на тех, что я уже видел, могу смело предположить, что с частью семейства мне еще только предстоит познакомиться. Наверное, когда позовут в гости в следующий раз, нужно попросить у знакомого реконструктора полные рыцарские доспехи и шлем с забралом. Хотя не факт, что мелкий прилипала не пролезет внутрь. Опускаю взгляд на туфли и думаю о том, что такой грязной обуви у меня не было даже когда мы с Рэмом три года назад ходили в турпоход по джунглям Амазонки.

Но к черту туфли. Вернемся к фоткам.

Даже беглого взгляда достаточно, чтобы увидеть главное — здесь Семья. Именно с большой буквы Семья. Понятия не имею, когда они успели настрогать всех этих детишек, но всех здесь любят. Есть куча фотографий с семейных торжеств, а вот на этой, уже порядком выгоревшей, толстый мальчишка воодушевленно задувает свечи на торте, где большими кривыми буквами с ошибками написано «С Днем рождения, Максим!» Почему-то в воображении всплывает орава мелких затейников, которые, выставив языки от усердия, пишут кремом по шоколадной глазури.

— Вот. — Маша держится на расстоянии и с прищуром, на вытянутой руке, протягивает мне что-то кислотно-розовое. — Твой размерчик.

Воспитательная мера на пользу не пошла, потому что это розовое нечто — женская футболка с ярко-зеленой надписью на спине: «Место для укуса!» и стрелкой, указывающей на пятую точку. Само собой, она мне разве что на нос.

— Маша?

— Можешь ходить полуголым, — отвечает мелкая ехидна. — Но вряд ли тебя в таком виде пустят за стол.

— А в этой тряпочке для девочки-припевочки пустят?

— Да мне в общем все равно.

Мы несколько долгих секунд смотрим друг на друга, а потом я кое-как втискиваюсь в футболку. Если вам кажется, что я похож на придурка, то… вам не кажется. Пупок наружу, рукава в области шеи. Выгляжу, наверное, как пьяный сантехник Федор на детском утреннике.

— Тебе идет, муженек, — издевается Маша.

— Возбуждают мужики в женских тряпках, солнышко мое?

Приятно, что ответить ей нечего. И я, пользуясь замешательством, киваю в сторону стены из фотографий:

— Почему здесь нет твоих детских снимков?

— Потому что я приемный ребенок. Меня взяли в семью, когда мне было уже двенадцать.

Честно говоря, давненько я не чувствовал себя так, словно лошадь лягнула меня под дых. Ну конечно же, они тут наверняка почти все приемные, это объясняет отсутствие хотя бы намека на общие черты лица.

— У меня может быть отвратительная наследственность, — пугает она.

— Наследственность — это бред, которым оправдывают недостаток воспитания, — отвечаю я. Она правда думала напугать меня вот этим? — Мне все равно, приемная ты или родная.

Я говорю искренне, как никогда, но в ответ получаю злое ворчание и тяжелую поступь мимо меня. Из прачечной раздается писк стиральной машинки, а следом — громкий смех. Маша выходит в коридор, держа на пальце мою рубашку… цвета детской неожиданности.

— В барабане осталась кофта Егора, она новая, полиняла, — не без удовольствия сообщает Мальвина.

— Ты знаешь, — приглаживаю на себе «обновку», — я с этой вещью, можно сказать, уже душой сросся. К черту рубашку.

Разочарование на ее лице так и просится в объектив фотоаппарата. Я почти готов протянуть руку и потрепать женушку по голове, но она огорошивает новой причудой:

— У тебя ведь есть адвокат?

У меня целый выводок адвокатов и юристов, но меня слегка настораживает этот всплывший непонятно откуда вопрос.

— Допустим, есть, — отвечаю осторожно. В любой непонятной ситуации никогда, слышите — никогда! — не давайте однозначных ответов. Недосказанность — лучшая лазейка к отступлению.

— И они сейчас свободны?

— Маша, в чем дело?

— В том, что пока мы не подпишем договор, я никуда с тобой не поеду.

Да ну елки-палки.

[1]Мозг стегозавра не больше, чем у собаки: при весе животного в 2 тонны его мозг весил лишь 70 граммов.