Глава 20

Ася

Я в почти готовой комнате Ариши расставляю по полкам ее армию плюшевых монстров. Открываю окно — в комнату врывается запах скошенной травы и вечера. Тишина. Та самая, наполненная смыслом, а не пустотой. И в этой тишине мой мозг, наконец, переваривает тот самый бумажный самолетик.

Я отправила его почти шутя. Рискуя. А он… он принял эту игру. Он не позвонил, не закатил глаза, не потребовал «серьезного разговора». Он просто оставил самолетик у себя в кабинете. Артем, забегавший туда за забытой зарядкой, это видел и доложил мне с видом шпиона: «Лежит, мам, на самом видном месте, как реликвия какая-то».

И вот сейчас, раскладывая мягкие игрушки, я ловлю себя на дикой, совершенно абсурдной мысли: а что, если это не игра? Что, если его взгляды, его редкие, но точные прикосновения, это молчаливое принятие всего моего безумия — не просто тактика? Что, если он и правда…

Резкий звонок домофона в прихожей режет тишину, как нож. Я вздрагиваю. Галина Ивановна куда-то отлучилась, Павел еще не вернулся. Вздыхая, я иду открывать.

На экране — женское лицо. Незнакомое. Молодое, красивое, с вызовом в глазах. Очередная? У них что, график дежурств?

— Да? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал уставше-равнодушно.

— Павел дома? — голос звонкий, уверенный.

— Нет. Могу я что-то передать?

Девушка на экране прищуривается. — А вы кто?

Вот же черт. Устала я уже от этого вопроса. Сегодня у меня нет сил на остроумные ответы.

— Я Ася, — говорю я просто. — Живу здесь.

Наступает пауза. Затем она произносит с издевкой: — А, понятно. Новая нянька. Слушай, передай Паше, что звонила Лера. Напоминаю о своем существовании. Он поймет.

Щелчок. Связь прервана. Я стою и смотрю на потухший экран. И не чувствую ничего. Ни злости, ни ревности. Только усталость. Бесконечную, как эти его бывшие, усталость. «Напоминаю о своем существовании». Как будто я его личный секретарь по разбору его любовного архива.

Я возвращаюсь в комнату к Арише, но прежнее умиротворение исчезло. Его место заняла знакомая тяжесть под ложечкой. Я — часть интерьера. Удобная, многофункциональная. И пока я расставляю по полкам плюшевые игрушки, кто-то «напоминает о своем существовании».

Слышу, как на первом этаже открывается дверь. Шаги. Тяжелые, уверенные. Павел. Я не выхожу ему навстречу. Сижу на полу, спиной к двери, делая вид, что увлеченно ищу какому-то трехглазому зайцу подходящее место.

Он заходит в комнату. Чувствую его присутствие за спиной. — Комната приобретает законченный вид, — говорит он. Его голос ближе, чем я ожидала.

— Да, — коротко бросаю я, не оборачиваясь. — Что-то случилось?

Он заметил. Конечно, заметил. Чертова его проницательность.

— Ничего особенного. Звонила какая-то Лера. Попросила передать, что «напоминает о своем существовании». Говорит, ты поймешь.

Произношу это максимально безразлично, в тон той самой Лере. Но внутри все сжимается в камень.

Он молчит. Слишком долго. Я наконец оборачиваюсь. Он стоит, засунув руки в карманы брюк, и смотрит на меня. Не с виной. С досадой. И с чем-то еще.

— Лера… — он проводит рукой по волосам. — Это было очень давно. Мимо.

— Не объясняй, — я встаю, отряхивая колени. — Это не входит в мои обязанности «консультанта». Или няньки. Кто я там на этот раз?

Он делает шаг ко мне. Лицо серьезное. — Ты знаешь, кто ты.

— Я знаю, кто я была вчера, когда мы запускали бумажные самолетики! — вырывается у меня, и голос предательски дрогнул. — А сегодня я снова просто девушка у домофона, которая передает послания от твоего прошлого!

Он закрывает расстояние между нами за долю секунды. Его руки берут меня за плечи, не грубо, но твердо, заставляя посмотреть на него. — Слушай меня, — его голос тихий, но в нем сталь. — Ты — не нянька. Не консультант. Ты — Ася. Женщина, которая любит моего ребенка. И которая потихоньку сводит с ума меня. И все эти Леры, Светланы и прочие — просто пыль. Они не имеют к тебе никакого отношения. Поняла?

Я смотрю в его зеленые глаза, в которых сейчас бушует настоящая буря, и не могу отвести взгляд. Камень внутри начинает таять.

— Поняла, — выдыхаю я.

Он не отпускает меня. Его пальцы слегка сжимают мои плечи. — Хорошо. И запомни раз и навсегда: если кто-то из этой «пыли» снова позволит себе тебя обидеть, ты имеешь полное право заткнуть ее чем угодно. А я буду стоять рядом и аплодировать.

Уголки моих губ сами собой ползут вверх. — Гамаком, например?

Он наконец улыбается. Широко, по-настоящему. — Гамаком — идеально.

Он отпускает меня, и вдруг становится прохладнее там, где были его руки. — А теперь идем ужинать. Артем уже, наверное, все пельмени в морозилке проредил.

Он выходит, а я остаюсь стоять среди плюшевых монстров, прижимая ладонь к тому месту на плече, которое все еще помнит тепло его пальцев. «Пыль». Он назвал их пылью.

И я вдруг понимаю, что неважно, кто я по контракту. Важно, кто я для него. А для него я — та, кто сводит с ума. И сегодня этого достаточно. Больше чем достаточно.

Загрузка...