Ася
Паша на кухне достает телефон. Быстро набирает номер, глядя прямо на меня. — Максим? Да. Готовь пресс-релиз. Завтра утром он должен быть во всех светских и деловых колонках. Текст: «Павел Волков и Ася… — он на секунду замирает, и в его глазах вспыхивает огонек. — …Ася, просто Ася. Сообщают о своей помолвке. Церемония бракосочетания состоится в ближайшее время». Да, именно так. Никаких комментариев до завтра.
Он кладет телефон в карман. В комнате повисает оглушительная тишина. Я не могу дышать. Кажется, сердце остановилось.
— Ты… что ты только что сделал? — выдыхаю я, не в силах пошевелиться.
— Я поставил точку, — его голос снова обретает привычную твердость. — Раз и навсегда. Чтобы ни у кого — ни у Лер, ни у Светлан, ни у кого бы то ни было — больше не возникало вопросов, кто ты и какое место занимаешь в моей жизни. В нашей жизни.
Он делает шаг ко мне. Теперь мы стоим совсем близко. — Ты — моя невеста, Ася. Факт. С завтрашнего дня это будет знать весь город. И если кто-то посмеет назвать тебя нянькой или как-то иначе… — он усмехается, но в его глазах нет и тени юмора, — они будут иметь дело не с тобой, а со мной.
Я смотрю на него, и все во мне трепещет. От шока. От страха. От безумной, неконтролируемой радости. Это не просто жест. Это — публичное, оглушительное заявление. Сжечь все мосты. Отдать приказ всей своей армии, что битва окончена, и я — победительница.
— Но… контракт… — слабо пытаюсь я найти опору в рушащемся мире.
— К черту контракт, — он парирует без раздумий. — Это был черновик. А то, что будет завтра… это окончательная версия.
Он берет мою руку. Его пальцы смыкаются вокруг моих, твердо и надежно. — Так что… давай, скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь язвительное. Покажи мне, что я не сошел с ума.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с дрожью в коленях и с бешеным стуком сердца. — Фонтан, — выдавливаю я наконец. — Во двор. В виде помолвочного подарка.
Он разражается смехом. Громким, счастливым, тем самым, который, по словам Артема, делает его живым. И тянет меня к себе. Не для поцелуя. Просто прижимает, и я чувствую, как бьется его сердце — так же часто и бешено, как мое.
— Договорились, — он говорит мне в волосы. — Фонтан. И все, что захочешь. Отныне и навсегда.
И пока я стою в его объятиях, среди плюшевых монстров и запаха свежей краски, до меня доходит: завтра мое лицо будет в каждой газете. Завтра я стану «невестой Волкова». И самое невероятное — я этого хочу. Больше всего на свете.
Павел
Сейчас. Сделано. Никаких отступлений. Никаких полутонов. Пресс-релиз о помолвке выйдет завтра утром. Я только что сжег все мосты к своему старому, упорядоченному и такому пустому миру одним звонком.
Стою и смотрю на Асю. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в которых смешались шок, недоверие и какая-то дикая, первобытная надежда. Ее губы слегка приоткрыты. Она не может вымолвить ни слова. И в этот момент я понимаю — я не просто поставил точку в ее войне с моим прошлым. Я начал свою собственную войну. Войну за ее будущее. Наше будущее.
Внутри все сжимается в тугой, горячий узел. Это не похоже на подписание многомиллионного контракта. Это в тысячу раз страшнее и в миллион раз важнее. Я только что поставил на кон все. Свою репутацию. Свой покой. И единственное, что меня сейчас держит, — это ее взгляд.
Я тяну ее к себе. Прижимаю. Чувствую, как ее тело сначала замирает, а потом обмякает, доверчиво приникая ко мне. Она дрожит. Или это дрожу я? Ее волосы пахнут краской, детским шампунем и чем-то неуловимым. Я закрываю глаза и просто дышу этим запахом. Завтра начнется ад. Звонки, вопросы, возмущенные крики из моего прошлого, скепсис прессы. Но прямо сейчас, в этой комнате, пахнущей свежей краской и будущим, — абсолютный покой.
— Папа? Тетя Ася? Вы плачете?
Раздается испуганный голосок в дверях. Ариша. Мы одновременно отпрыгиваем друг от друга. Ариша стоит в дверях, сжимая в руках того самого трехглазого зайца, ее лицо сморщено от беспокойства.
— Нет, солнышко, — Ася быстро вытирает щеки и опускается перед ней на корточки. — Мы… мы просто очень счастливы.
— А почему? — не унимается Ариша.
Я подхожу к ним, поднимаю дочь на руки. — Потому что тетя Ася теперь будет с нами всегда. Она станет частью нашей семьи. Навсегда.
Ариша задумывается на секунду, а потом лицо ее озаряется самой ослепительной улыбкой. — Ура! Значит, она будет моей мамой?
Слово повисает в воздухе. Тяжелое, значимое, пугающее. Я смотрю на Асю. Она смотрит на меня. И я вижу в ее глазах не страх, а ту самую решимость, что была в них на пляже, когда она впервые брала на руки мою плачущую дочь.
— Да, — отвечаю я за нас обоих, глядя Асе прямо в глаза. — Если она захочет.
Ася медленно выдыхает, и ее губы тронула улыбка, такая же ослепительная, как у Ариши. — Конечно, хочу.
Ариша визжит от восторга и бросается обнимать Асю. Я стою и смотрю на них. На свою дочь. На свою женщину. На свою… семью. И этот ком в груди наконец разжимается, превращаясь в нечто теплое и всеобъемлющее.
Вечером, после того как Ариша наконец засыпает, переполненная впечатлениями, а Артем, получив от меня «боевое задание» выбрать самый крутой гамак в мире, удаляется в свои дебри, я нахожу Асю на кухне. Она стоит у окна, смотрит на ночной сад, держа в руках кружку с чаем.
Подхожу сзади, обнимаю ее за талию, прижимаюсь подбородком к ее плечу. — Передумала? — тихо спрашиваю я. — Еще не поздно все отменить.
Она поворачивает голову, ее взгляд в полумраке кажется особенно глубоким. — И оставить тебя одного разбираться с десантом разъяренных бывших? Нет уж. Я как раз настроилась на хорошую драку.
Я смеюсь и целую ее в шею, чуть ниже мочки уха. Она вздрагивает, но прижимается ко мне сильнее. — Завтра будет нелегко, — предупреждаю я. — А когда было легко? — она пожимает плечами и поворачивается ко мне. — Главное, что мы — команда. Да?
— Команда, — подтверждаю я, целуя ее уже в губы. На этот раз по-настоящему. Медленно, старательно, как будто ставлю печать. На контракт. На сделку. На нашу общую, новую, пока еще не написанную историю.
И когда ее губы отвечают моим, я понимаю — никакие статьи, никакие звонки и никакие бывшие не имеют больше значения. Потому что я нашел не невесту по контракту. Я нашел дом. И я его больше никогда не отпущу.
Как же Павел ошибается...