Мамочка для принцессы (СИ)

Глава 26

Ася

Я смотрю на него. На его помятую рубашку, на тени под глазами, на руки, сжатые в кулаки. Он стоит, не шелохнувшись, как преступник, ожидающий приговора. И я была судьей. От моего слова зависело все.

Внутри меня бушует война. Одна часть, израненная и ожесточенная, кричит: «Выгони его! Он не заслужил второго шанса! Он поверил ей, а не тебе!». Другая, та, что помнит его смех, бумажные самолетики и то, как он сказал «моя женщина», шепчет: «Он здесь. Он пришел. Через свою гордость».

Я почувствовала движение сбоку. Артем. Он стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на нас. Его лицо было бледным, но взгляд — ясным. Он видел все. Слышал все. И в его глазах я не читала ни злости, ни осуждения. Только надежду. Тихую, как первый луч солнца после долгой ночи.

И этот взгляд моего сына перевесил.

Я не говорю ни слова. Просто делаю шаг. Один. Еще один. Я подхожу к Павлу так близко, что могу рассмотреть каждую щетинку на его небритой щеке, каждую кровинку в его уставших глазах.

Он замер, не дыша. Его взгляд такой умоляющий.

Я поднимаю руку и провожу по его щеке. Потом медленно, почти нерешительно, касаюсь его сжатого кулака. Мои пальцы гладят его белые костяшки.

Он вздрагивает, будто от удара током. Его кулак разжимается под моим прикосновением, и его пальцы смыкаются вокруг моих. Крепко. Без дрожи. Как будто цепляясь за спасительную соломинку.

— Я… не знаю, смогу ли я забыть, — шепчу я, глядя на наши сплетенные руки. — Тот взгляд. Твое недоверие. Это было очень больно.

— Я знаю, — его голос тихий и хриплый. — И я потрачу всю оставшуюся жизнь, чтобы искупить это. Если ты дашь мне шанс.

Поднимаю на него глаза. В его зеленых глазах не было больше ни капли надменности или холодности. Только раскаяние. И та самая уязвимость, которую он так тщательно скрывал ото всех.

— Ариша сказала… вы без меня как суп без соли, — говорю я, и уголки моих губ сами собой дрогнули.

На его лице появляется что-то вроде улыбки. Натянутой, усталой, но настоящей. — Это еще мягко сказано. Без тебя этот дом — просто красивая, пустая коробка.

Я глубоко вздыхаю. Сердце все еще ноет от обиды, но лед вокруг него начал таять.

— Мам? — тихо зовет Артем. — Я… я тоже был не прав. Я должен был тебя слушать.

Я оборачиваюсь к нему, не отпуская руку Павла. — Иди сюда.

Он подходит, и я обнимаю его свободной рукой, прижимаю к себе. Мой мальчик. Паша тоже обнимает его.

Мы стоим втроем в тесном коридоре моей старой квартиры — олигарх, сценаристка-неудачница и подросток. Абсурдная картина. Но в тот момент она была самой правильной картиной на свете.

— Ладно, — выдыхаю я, обращаясь к обоим. — Но условия.

Павел настораживается. — Любые.

— Во-первых, — я смотрю на него строго. — Никаких больше решений за меня. Никаких односторонних заявлений в прессу. Мы все решаем вместе. Понял?

— Понял, — он кивает без тени сомнения.

— Во-вторых, — я перевожу взгляд на Артема. — Ты десять раз подумаешь, прежде чем набрасываться на людей с обвинениями. Учись разговаривать по-человечески.

Лицо Артема сияет, ведь отделался относительно легко. — Это я могу!

— И в-третьих… — я снова смотрю на Пашу. — Мы едем домой. Прямо сейчас. Потому что я скучаю по Арише. И потому что… — я делаю паузу, чувствуя, как краснею, — потому что я, кажется, тоже скучала по тебе. Немножко.

Это «немножко» заставляет его улыбнуться по-настоящему. Широко, с лучиками морщинок у глаз. Он подносит мою руку к своим губам и мягко поцеловал костяшки.

— Выполню все условия, — говорит он, и в его голосе снова звучат знакомые, бархатные нотки. — Все до единого.

— И еще момент... — я прищуриваюсь, а Паша напрягается и, кажется, бледнеет. — Со своими бывшими решай проблемы сам. Иначе я стану ревнивой женой и буду есть твой мозг чайной ложкой на завтрак, обед и ужин.

— Прости за это, — Паша выдыхает. — Я думал, они сами отвалятся. Но я решу вопрос, не переживай, — целует мои руки.

Час спустя мы выходим из подъезда. Паша несет мой старый рюкзак. Артем — свой, набитый проводами и прочими подростковыми сокровищами. Я иду рядом, Пашина рука на моей талии, легкая, но уверенная. Как метка. Как обещание.

Когда мы садимся в его машину, я смотрю на окно своей квартиры. Старая жизнь оставалась там. А впереди была новая. Со всеми ее сложностями, рисками и болью. Но также — с надеждой. С гамаком в гостиной. С бумажными самолетиками. И с человеком, который, несмотря ни на что, нашел в себе силы прийти и сказать: «Я был неправ. Ты важнее всего».

И пока машина трогается, я понимаю, что прощать — это так же страшно, как и доверять. Но это был единственный путь вперед. Единственный путь домой.