Мастер не приглашает в гости

Глава 3

Ядовитые дожди в Акристоре явление уникально-обыденное. Уникальное оно для всего остального мира, и даже спустя три сотни лет ученые едут сюда в сезон, чтобы изучать это явление и его влияние на флору, фауну, экологию, физиологию, психологию даже и прочие важные “логии”. Для жителей же северного региона страны, куда, собственно, входит и столица оно давно стало обыденным и воспринимается как привычное неизбежное зло, вроде тополиного пуха.

Все началось, как это частенько бывает, с эксперимента.

Среброцветница, тогда еще совсем не “дремлющая”, а самая обычная и до всяких там исследований была цветочком довольно полезным, активно применялась в алхимии и медицине, обладая способностью “примирять” в составе одного препарата конфликтующие элементы. Но, к сожалению, свойство это быстро теряла, что приводило иногда к довольно печальным последствиям.

Гильдия алхимиков вместе с гильдией травников долго разрабатывали, долго утверждали, а затем долго подготавливали революционный эксперимент, в результате которого среброцветница должна была мутировать, усилить нужные ученым свойства и даровать наконец прочную стабильность соединениям.

Лабораторные испытания под надзором короны прошли безукоризненно, и было дано высочайшее дозволение применить разработку в промышленных масштабах.

Ну а дальше, как водится, все пошло не так.

Среброцветница внезапно взяла и отказалась цвести в свой традиционный период цветения. За что и получила дополнение к названию “дремлющая”. То ли потому, что соцветия спали и не желали раскрываться, то ли потому что как тут не дремать, когда целыми днями только сидишь и ждешь, зацветет твой эксперимент или все-таки нет.

А вот когда в регионе наступил сезонный период дождей, длящийся от трех до четырех недель, тут-то она решила — пора!

Ядовитая пыльца, смываемая дождем и уносимая ветром, оказалась везде — в земле, в воде, в воздухе. Она стекала в реки и падала на землю с дождевыми каплями…

В учебниках пишут, что первый год был катастрофой. Люди, попавшие под дождь получали сильнейшие ожоги, некоторые — вплоть до смерти. Гибли звери, растения, рыбы. Как только сопоставили катастрофу с среброцветницей — ее уничтожили. А на следующий год она выросла снова и снова зацвела еще более буйным цветом — пыльца с семенами разлетелась по всему региону.

Безуспешно бороться с ней пытались несколько лет, начались даже разговоры о переносе столицы на юг, пока корона в союзе с учеными не решила: не можешь предотвратить — возглавь.

Те самые свойства, ради которых среброцветницу и видоизменяли, никуда не исчезли и Акристор выбился в лидеры мировой алхимии, сделавшись главным и единственным ее поставщиком. А природа и люди постепенно привыкали и видоизменялись вместе с ней. Отчасти силами современной магической науки, отчасти — просто в связи с естественным ходом эволюции. Среди животных появились устойчивые виды, не прижившиеся растения исчезли, зато прижившиеся чувствовали себя еще более комфортно.

Что же касается людей… у потомственных жителей столицы попадание под серьезный дождь уже давно вызывало лишь крайне неприятный зуд и покраснения с легким ухудшением самочувствия. Приезжим, конечно, было хуже, но магия не стояла на месте и на помощь всем пришли датчики погодных условий, расставленные по всему городу защитные купола, под которыми можно найти укрытие, если непогода все же застала вас в пути, более эффективные средства лечения ожогов…

Среброцветница дремлющая теперь красовалась даже на столичном гербе, и считалось просто неприличным даже заговаривать о том, что может стоит как-то от нее все же избавиться.

Хотя я уверена, что ученые до сих пор ломают голову, как бы сделать так, чтобы и свойства сохранить, и от ядовитых дождей избавиться, но пока что — увы! — безуспешно.

Так что в принципе для всех жителей столицы переключение на жизнь в режиме цветения среброцветницы проходило планово и не вызывало потрясений. Но это если ты знакома с тем, как проходит это переключение в конкретно твоем доме. А поскольку дом сэра Кристофера был далек от обычного, и перемены в его рутине тоже были необычными.

Помимо падающих на дом вместе с дождями ядовитых девиц (вернее, я конечно же хотела сказать “вместе с ядовитыми дождями девиц”!), внезапно обнаружилось, что сэр Кристофер серьезно занимается спортом.

-

Я и без дождя знала, что артефактор бегает. Каждое утро, ровно в семь, он покидал свой дом одетый в легкие светлые брюки, просторную, такую же легкую рубашку и мягкие туфли на прочной подошве. А возвращался обратно в восемь — взмокший, раскрасневшийся, тяжело дышащий. Он поднимался к себе наверх, а через сорок минут к завтраку уже спускался безукоризненный джентльмен в строгом костюме и с идеальной укладкой. Признаться, я невольно потихоньку подглядывала за его возвращениями — сама себе говорила, что я просто должна быть в курсе передвижений своего работодателя — но мне было почему-то приятно смотреть на него такого — растрепанного и взъерошенного. Похожего на человека, наверное, а не на безукоризненно идеальную машину.

Так что да, тот факт, что сэр Кристофер хорошо слушает докторов и при сидячей работе находит время для физических упражнений, давно мне был известен. Однако я полагала, что бегает он, пока хорошая погода да не наступили холода…

Ночью пошел дождь - уже не примеряясь, а как следует, всерьёз.

Ливень барабанил по обработанной специальным раствором крыше, а я засыпая под эти звуки размышляла о том, какие изменения он запускает в моем лю... в городе моего детства.

А утром оказалось, что изменения пришли не только в город, но и в наш дом.

Малая гостиная, предназначенная для укромного распития джентльменами своих напитков и выкуривания сигар в обсуждении чисто мужских разговоров (пока дамы распивают свои напитки и обсуждают чисто женские разговоры в большой), на моей памяти была всегда закрыта — хотя что там, конечно, той памяти. Пенни заглядывала туда раз в неделю, обмести пыль да протереть пол. Я заглядывала ровно столько же, просто убедиться для галочки, что работа выполнена безукоризненно. А потому распахнутая дверь в эту самую малую гостиную меня несколько озадачила.

Я заглянула туда и замерла с приоткрытым ртом.

Мебель — несколько глубоких кресел — была сдвинута, ковер свернут, а пол посередине был просто вырезан. В этой прямоугольной дыре возвышалась странная движущаяся конструкция, на которой и находился мой работодатель. И он на ней не просто стоял, но бежал, при этом оставаясь на месте.

Ничего подобного в этой жизни мне еще видеть не доводилось, а ведь я девушка, вроде бы, образованная и, кажется, начитанная!

Оторваться от зрелища было сложно.

Ровное шумное дыхание, ритмичные отточенные движения, равномерный мягкий шум шагов, растрепавшиеся светлые волосы, взмокшая на спине белая тонкая рубашка…

Я сглотнула сухим горлом, облизнула губы и… аккуратно закрыла дверь.

Сэр Кристофер не любит, чтобы его отрывали от какого-либо занятия!

Такое простое, казалось бы правило, но некоторые его даже за много лет не усвоили.

Стук двери был злым и громогласным.

Фаулер-старший ворвался в дом, игнорируя льющий дождь, ранний час и элементарные правила приличий.

— Кристофер!!! — рявкнул он на весь дом, отбрасывая в сторону зонт и стаскивая с себя серьезный защитный плащ, а следом и плотные перчатки, напрочь игнорируя тот факт, что растекающиеся ядовитые лужи могут попортить непривычный к такому обращению паркет.

И я бы задалась вопросом, что за муха его укусила, если ему приспичило явиться сюда в самый разгар ливня да с утра пораньше. Но я, к сожалению своему, знала. К сожалению — потому что предпочла бы не иметь к этой истории никакого отношения. Теперь я чувствовала себя так, будто в своей попытке разъяснить младшему мотивы старшего и как-то их слегка примирить — и тем самым укрепить свое положение в доме, снискав благодарность обоих — только сделала еще хуже. И не факт, что они без меня с этим “хуже” не справились бы. Но в том-то и дело, что лучше бы справились без меня!

— Сэр Кристофер сейчас занят, — я вспомнила о своих должностных обязанностях, перестала машинально пытаться слиться со стеной и выступила вперед. — Может быть, я могу пока предложить вам чаю? Или подать завтрак?..

Вместо ответа, Альберт прожег меня яростным взглядом и, не удостоив ответа, прошагал мимо, чтобы распахнуть дверь в ту самую малую гостиную.

Я же направилась к брошенным мокрым вещам.

Из малой гостиной доносились голоса. Вернее, голос. Что отвечал орущему брату мой работодатель, мне расслышать не удавалось, но достроить диалог не составляло труда.

— Нам нужно немедленно поговорить!

— ….

— Нет, прямо сейчас. Ничего с тобой не случится, если ты раз в жизни прервешь свою идиотскую тренировку!

— …

— Прекрати! Ты можешь хоть иногда не докапываться до каждого малейшего слова?! В конце-то концов, после стольких лет…

— …

— Катись к черту!

Под новый грохот захлопнувшейся двери, Фаулер-младший снова оказался в коридоре. И, может быть, мне показалось, но на этот раз дверь захлопнулась не по его воле?..

— Несите ваш чай и завтрак, — раздраженно бросил он мне, удаляясь в столовую.

-

Как и следовало ожидать, разговор между братьями случился только когда сэр Кристофер позанимался, принял душ, привел себя в порядок, позавтракал…

Фаулер-старший, успевший отзавтракать и протереть шагами дырки в ковре гостиной, встретил его многообещающе бешеным: “Наконец-то!”.

Дверь в гостиную закрылась.

Подобрав юбки я на цыпочках приблизилась к ней и прижалась ухом.

Все слуги подслушивают, а кто не подслушивает — тот сам дурак.

Информация — наше главное оружие. И я вовсе не про то, чтобы применять его против хозяина (хотя в целях самозащиты иногда может и пригодится!). Но знать больше, чем полагается, это практически прямая обязанность экономки наравне с хранением ключей.

А за дверью, тем временем, орали.

— … выражают высочайшее недовольство! Да как тебе вообще в голову такое пришло?!

— Я не понимаю, в чем проблема. Если король желает, чтобы я выполнял какие-то заказы, то пусть он обращается ко мне напрямую.

— Чтобы ты отказался их выполнять?

— Чтобы тебе не приходилось мне врать. Может быть, у тебя есть проблемы с тем, чтобы отказать королю. У меня — нет.

Я прижала руку ко лбу, очень хотелось провалиться сквозь землю.

— Да, только прекрасно устроив все для себя, ты во-первых, вызвал королевское недовольство, а во-вторых, подставил меня, потому что именно на меня это недовольство и будет направлено. И кроме того, мы обсуждали это уже миллион раз, ты ничего не понимаешь в политике, так и не лезь в нее! Я и так кручусь как белка в колесе, устраивая твои дела, потому что никто не хочет иметь с тобой дело напрямую. А ты вместо того, чтобы помогать, только вставляешь палки в колеса! И не смей мне говорить, что твоя работа заключается в создании артефактов, а не втыкании палок в колеса!!!

— Мне знакомо это устойчивое выражение, — в голосе сэра Кристофера, до этого довольно бесстрастном, прорезалось раздражение. — И во-первых, мне не пришлось бы все устраивать для себя самостоятельно, если бы ты просто соблюдал то, о чем я тебя просил и не навязывал мне бессмысленных заказов. А во-вторых, я уже давно не прошу тебя устраивать все за меня.

— Я бы посмотрел, как ты справишься самостоятельно!

— Ну так и посмотри! — сэр Кристофер почти рявкнул и я, наверное, впервые слышала в его голосе столько эмоций.

“Землетрясением мы не отделаемся…” — машинально подумалось мне.

— Ты всерьез считаешь, что твоя возня с этой развалюхой принесет тебе деньги?!

В гостиной повисла тишина.

Достаточно продолжительная.

Я слегка заметалась, не зная, стоит мне лучше поскорее отскочить от двери и сделать вид, что я просто мимо проходила, или же наоборот прижать ухо поплотнее. Любопытство взяло верх.

— Это не возня, а моя работа. Это не развалюха, а мой дом. И я занимаюсь этим не ради денег, — ответил вдруг Фаулер младший очень ровным и очень спокойным голосом, от которого лично я бы предпочла быстренько куда-нибудь ретироваться.

Нервы Альберта отличались куда большей крепостью, видно, уже натренировал.

— Работа — это то, за что тебе платят. А то, чем ты занимается сейчас — бессмысленное баловство. И ты мог бы позволить себе этим заниматься, если бы хотя бы время от времени именно что — брался за работу.

— Я возьмусь, когда в этом возникнет необходимость. Сейчас ее нет. И если ты еще раз используешь пренебрежительные термины в адрес того, чем я занимаюсь, то я оставляю за собой право немедленно завершить этот разговор. Как, собственно, намереваюсь сделать и прямо сейчас.

Я отпрянула от двери и в три легких прыжка улетела на другой конец коридора, поэтому когда дверь распахнулась, никто бы и не подумал, что мисс Ривс еще секунды назад занималась тут совершенно недостойным воспитанной девицы делом.

Сэр Кристофер, не глядя на меня, прошел в свой кабинет, и в тишине отчетливо прозвучал проворот ключа.

Следом за ним вышел Альберт.

Он как раз посмотрел на меня. Потом посмотрел на датчик, на котором оранжевый цвет перетек в красный — максимальная опасность, не покидать помещение без острой необходимости. И снова на меня.

А потом вернулся в гостиную.

-

Должность экономки, среди прочего, хороша тем, что экономка практически не выходит из дома. За покупками (теми, что не доставляют на дом) ходит кухарка или горничная, а экономка ведет счета, руководит персоналом, нанимает и контролирует работников на разовые подряды… При должной сноровке и грамотной организации, дом можно не покидать неделями. А то и месяцами.

И это замечательно.

…так думала я, пока не оказалась заперта в этом самом доме с двумя крайне злыми мужчинами, а красный сигнал датчика отсек возможность придумать себе чрезвычайно срочное дело, и покинуть ставшие столь негостеприимными стены.

Я ни в коем случае не опасалась, что один из мужчин может нанести мне вред или сорвать на мне дурное настроение, о, нет. Сэр Кристофер слишком логичен для такого — и слишком справедлив, чтобы позволить подобные вещи брату.

Но мне ужасно не нравилась эта ситуация! Как факт.

Ну а после того, как я, убирая в столовой, чуть не прищемила пальцы ящиком стола, дважды запнулась о ножку козетки, пока разыскивала мистера Ящерицу, и едва не порвала платье, которое неведомым образом зажала дверь — желание уйти из дома и переждать, пока все справятся со своими эмоциями, в каком-нибудь более спокойном месте, стало нестерпимым.

Но так и осталось неисполнимым.

— Дорогой, — положив ладонь на узорчатый шелк обоев, я собрала в кулак всю свою рассудительность и все спокойствие. — Я понимаю, что твой создатель нервничает, и тебя это тревожит. Но почему ты выплескиваешь свои переживания на меня?

— Бах! Бах, бах! — хлопнули дверцами все шкафчики в столовой.

И я безошибочно разобрала в этих звуках капризное детское “Потому что могу!”.

Тяжелый вздох вырвался сам собой: ну могла ли я предположить, нанимаясь экономкой в приличный дом, что мне придется быть не только экономкой, но и нянькой этому самому дому?

— Давай с тобой договоримся, — предложила я, и погладила стену еще раз. — Ты прекращаешь свои нападки — а я не рассказываю о них сэру Кристоферу. Поверь, ему будет очень неприятно узнать, что его творение сделало мне больно! Поверь, он будет очень, очень расстроен твоим скверным поведением!

Дом настороженно притих.

И я уже было решила, что это моя педагогическая победа, как от двери в гостинную, которую я совершенно выпустила из виду, разговаривая со стенами, раздался голос:

— Мисс Ривс. Будьте любезны подать мне бренди.

Он развернулся и ушел, а я осталась гадать, что из моих бесед со стенами он успел услышать, считает ли брат работодателя меня теперь опасной помешанной или счел тихой сумасшедшей, и что, в итоге, все же заставило притихнуть дом — мои увещевания или появление хозяйского родственника?

Впрочем, ответ на последний вопрос я получила очень скоро, когда ковровая дорожка смялась волной под моими ногами, и я чудом сумела удержать на подносе заказанный алкоголь и пузатый стакан к нему.

Ах ты, паршивец! Значит, мой авторитет — ничто по сравнению с надутым мистером Фаулером?

— Что ж, — зловеще объявила я.

И мстительно не закончила фразу.

И в повисшей тишине понесла выпивку в гостиную.

С максимальной почтительностью поставила поднос перед мистером Фаулером — и ушла искать другого мистера.

Мистера Ящерицу.

Так и не нашла, признала, что мистер Ящерица вездесущ и одновременно неуловим. Вздохнула о том, что день, определенно, не задался — и села у себя проверять счета.

Выдержала полчаса. Спустилась к кабинету сэра Фаулера. Дважды поднимала руку — но так и не решилась постучать. Что я ему скажу? То-то и оно, что не знаю. Бестолково покрутилась у двери, и сдалась. Ушла.

В конце концов, предыдущих экономок, может, за то и уволили, что они не умели соблюдать инструкции. А в моих инструкциях не было ни слова о том, что экономка должна оказывать моральную поддержку…

И если уж меня обуяла жажда бессмысленного нанесения пользы работодателю, лучше обеспечу закуской его брата. Не знаю, чем может обернуться встреча нетрезвого старшего с гениальным младшим в нынешней атмосфере — и постараюсь так и не узнать!

-

Мистер Фаулер никак не отреагировал на мое самовольное вторжение в занятую им гостиную. С усмешкой наблюдая за мной, он выждал, пока тарелки с мясной и сырной нарезкой, фаршированными паштетом перепелиными яйцами и маринованными оливками перекочуют с подноса на стол, и лишь после того спросил:

— Вы меня осуждаете?

— Я экономка,. — максимально нейтрально отозвалась я. и пояснила свою позицию: — Я не могу осуждать гостей и родственников хозяев дома. Это не входит в мои должностные обязанности.

— То есть, — мистер Фаулер коварно (и не совсем трезво) ухмыльнулся, — вы меня одобряете?

Я поджала губы: ну что за детские логические ловушки!

— Я приличная женщина, мистер Фаулер. Я не могу одобрять злоупотребление алкоголем. Это не входит в понятие социально одобряемого поведения.

Он только цокнул языком, разглядывая меня. Я стояла, как положено добропорядочной экономке: спина прямая, голова склонена, взгляд вниз — вся поза выражает почтительность и ожидание, когда мне будет дозволено удалиться.

Альберт Фаулер, впрочем, отпускать меня не спешил. Он посмотрел на меня. В окно, занавешенное мутной пеленой дождя. Снова на меня. И внезапно попросил:

— Составьте мне компанию, мисс Ривс.

От изумления я не смогла удержать невозмутимого выражения:

— Простите?

— Вы же слышали, мы с братом поссорились… Бросьте, не делайте такого лица — это невозможно было не слышать. На душе слишком скверно, чтобы оставаться в одиночестве. А Кристофер… Он и так-то не душа компании… впрочем, не важно. Просто посидите со мной.

К счастью, недоумении мое мне удалось удержать при себе: кто-кто, но уж Альберт Фаулер не производил впечатления человека, нуждающегося в компании прислуги. Я осторожно присела на край кресла, пристроив на коленях злосчастный поднос. Поверх подноса скрестила руки, как благовоспитанная девица. Выжидательно взглянула на мужчину напротив.

— Я так понимаю, мне не предлагать вам второй стакан?

— Я на работе, мистер Фаулер.

— Отрадно слышать, — он щедро долил в свой собственный, но прежде чем выпить, отправил в рот кусок сыра. Я краем сознания отметила, что он выбрал сыр и какой именно. Дьявол в деталях. И вовремя поданный правильный сыр иногда может решить человеческую судьбу! А мужчина тем временем продолжил инициированную им беседу: — Как вы справляетесь со своими обязанностями?

— Я полагаю, уместнее задать этот вопрос сэру Фаулеру.

Альберт тряхнул головой, идеальная прическа от резкого жеста слегка взъерошилась.

— Нет, я не это имел в виду. Если бы вы не устраивали Кристофера, вас бы уже здесь не было. Я имею в виду как оно вам — справляться с обязанностями, которые наложены на вас в этом доме?

Почему мне кажется, что многоуважаемый Фаулер-старший отчаянно хочет перемыть кости младшему брату и потому надеется привлечь на это дело человека, который уж совершенно точно пострадал, от сумасбродности артефакторного гения?..

— У вас не то, чтобы обширный опыт, судя по вашему резюме, но я уверен, что даже вы не будете утверждать, что этот дом и его порядки ничем не отличается от любого другого.

…наверное, потому что не кажется!

— Я должен извиниться перед вами, мисс Ривс, за излишнюю резкость, — неожиданно сменил тему и направление разговора Альберт. — Просто мой брат… Он ведь не какой-то третьесортный экзальтированный ученый, в котором экзальтированности больше, чем учености. Он гений — нет, это не потому что я, как старший брат, преувеличиваю ценность младшего, это, если позволите, объективная реальность, признанная мировым сообществом. Научными и властными его кругами — так уж точно.

Альберт задумчиво покачал янтарным напитком в пузатом бокале, глядя куда-то слегка расфокусированным взглядом. И вздохнул:

— С точки зрения тех самых властных кругов международного сообщества, мой брат — ценное стратегическое преимущество Акристора, и соседи пойдут на многое, чтобы его заполучить. Кого к нему только подослать не пытались… Всех соискателей, которые приходят устраиваться в этот дом, я отдаю на проверку королевской службе безопасности. И дополнительно проверяю силами одного малоизвестного, но очень надежного сыскного агентства. И нанятая без тщательной проверки сотрудница меня перепугала, потому что брата в прошлом уже пытались и соблазнить, и переманить, и похитить… Теперь же, когда ваше прошлое всесторонне освещено специалистами, я должен признать, что был не прав, критикуя вашу кандидатуру. Вы подходите для этой должности куда лучше всех предыдущих соискательниц.

Он склонил голову и качнул в моем направлении бокалом, изображая салют.

Ловиться на крючок формулировки и уточнять, как мистер Фаулер пришел к таким выводам, напрашиваясь тем самым на комплименты, я не стала. Вместо этого спросила о том, что действительно вызвало мое недоумение:

— Простите мне возможную невежливость, мистер Фаулер, но не могли бы вы пояснить, зачем выполнять двойную работу, перепроверяя кандидатов после королевской службы безопасности? — И очень осторожно, осознавая, что ступаю по тонкому льду, уточнила: — Вы не доверяете их профессионализму?..

— О, нет, я не сомневаюсь в их профессионализме. — Альберт устало и горько усмехнулся. — Я просто помню, что интересы короны не равны интересам Фаулеров. Что бы там по этому поводу не думал мой брат!

Он замолчал на какое-то время.

А я… я все-таки сказала то, что он совершенно очевидно хотел от меня услышать:

— Вы очень заботитесь о нем.

Альберт вскинул голову и прожег меня взглядом. Не то, чтобы он был пьян, но явно и не очень трезв. Мне было интересно, сколько в его состоянии игры, призванной вызвать меня на откровенность, а сколько настоящего алкоголя.

— Вы ведь понимаете, что Кристофер не обычный человек. И дело не в гениальности, гении бывают разные. И такие как мы с вами, и такие, как Крис… — он помолчал, болтая в руке стакан, а с ним и янтарную жидкость. — Мне было шесть, когда он родился. Семь, а может, восемь, когда стал понимать, что мой брат не похож на других детей. Он не любил, чтобы его брали на руки, не выносил большого количества людей, он мог часами заниматься одним и тем же монотонным делом и впадал в истерику, если от этого дела его отрывали. Однажды, я услышал как родители тихонько переговаривались о том, что, может быть, надо отправить его в интернат. Мне кажется, они тогда колебались только из боязни того, что будут говорить за их спиной и если бы нашли повод обставить это так, чтобы выставить себя благородными людьми, то непременно бы это сделали. Но нам повезло. Помимо родителей у нас была еще бабушка.

Альберт помолчал немного, качая в руке стакан.

— Мне ярко запомнилось, как она однажды сказала родителям, что Крис не идиот, а умнее нас всех вместе взятых. И вскоре после этого она забрала его к себе. Вы знаете, сначала я даже, наверное, обрадовался. Дом стал тише, родители — спокойнее. А потом я все же соскучился, поехал к бабушке в гости, чтобы повидаться с ней и с братом… и был в шоке от того, насколько изменилось его поведение, когда не его пытались переделать в удобную для всех обстановку, а обстановку переделали в удобную для него. Не любит яркий свет? Пожалуйста, шторы. Не хочет что-то есть? Хорошо, пусть ест, что хочет, даже если это одно и то же блюдо всю неделю подряд. Не выносит резкие запахи? Никто не будет пользоваться духами и все ярко пахнущие цветы уберут… бабушка сделала для него все то, что родители отказывались делать наотрез с аргументом, что они не будут потакать капризам малолетнего тирана. И внезапно оказалось, что у меня очень спокойный и очень интересный брат. Который прекрасно говорит, а не только бьется в истерике, может обыграть тебя в шахматы, наизусть выучить отрывок книги единожды ее прочитав. Он не понимает шуток зато владеет магией так, как не мог даже мой приятель из класса, которого в школе считали магическим дарованием…

Ох уж эти шторы!

Признаться, я боялась даже как-то неправильно вздохнуть. Несмотря на то, что мне было совершенно очевидно, что рассказывает Фаулер-старший мне это все не просто так, по пьяной лавочке, было ужасно любопытно, как растят гениев, да и вообще…

— Смешно сказать, но я сам не заметил, как почти переселился в дом к бабушке. Она не возражала. Она бы и вовсе меня забрала, как и Криса — но тут уже были против родители. Я же... не хочу сказать, что я так уж сходу полюбил идеального брата — но бабушка и для меня готова была делать то, что делала для Криса: она готова была меня слушать. Родители... впрочем, мы говорим не обо мне.

Он бросил на меня быстрый взгляд, то ли убедиться, что я слушаю, то ли оценить насколько внимательно. Я очень надеялась, что на моем лице наличествует достаточная доля заинтересованности, не выдающая насколько мне хочется все узнать вотпрямщас и поскорее.

— Так что бабушка со своими “потаканиями” его стабилизировала. Прям как в магии. А уже после этого начала медленно адаптировать к миру, который совершенно точно не будет возиться с ним так, как возилась она. Мне даже представить сложно, сколько сил она в это вложила, со сколькими врачами консультировалась. А ведь правил нет. Такие, как Крис рождаются редко. И даже если и рождаются, мало у кого есть время, силы и деньги ими заниматься так, как это делала бабушка. Через все приходилось пробиваться методом проб и ошибок. Какие то советы никуда не годились, а какие-то оказались полезными. Я хорошо помню того врача, который сказал, что Криса надо приучить к регулярным занятиям спортом, — он странно хмыкнул, очевидно, вспомнив, от какого процесса он сегодня пытался брата отвлечь. — Я еще выражение хорошо запомнил “для сенсорной интеграции”. И потом часто умно его вставлял, понятия не имея, что это вообще такое.

Мне очень хотелось спросить, что это такое, но я мужественно сдержалась. Потом найду!

— Я мало чем мог помочь, но бабушка активно меня подключала. Просила, чтобы я играл с ним в игры интересные не только ему, чтобы рассказывал побольше о школе, о друзьях… Постепенно он стал спокойно относиться к чужим людям в доме, они стали выходить на прогулки. Приходили даже меня в школу постоянно встречать. Меня тогда это жутко злило, одноклассники смеялись, а я только огрызался, чтобы отвалили. Только потом я понял, для чего нужна была эта моя помощь — и рассказы, и встречания. Бабушка решила, что Крису надо учиться взаимодействовать не только с миром, но и с людьми.

Теперь он посмотрел на дверь. Будто ждал, что та откроется и явит нам предмет обсуждения. Но предмет прочно замуровался в мастерской и являться отказывался.

— Крис пошел в школу, когда ему было десять. Но не в четвертый класс, как все десятилетки, а сразу в шестой. На самом деле, почти наверняка он мог бы пойти сразу в выпускной за аттестатом. Но бабушка отправляла его не за бумажкой. Теперь мое участие было еще нужнее. Я защищал его от сверстников, от учителей… ну, как мог. Получалось не всегда, но я старался.

Все же Альберт открывался с неожиданной стороны. Грубый, неприветливый, резкий, он оказывается мог быть заботливым? Гонять обидчиков от особенного брата тогда, когда проще сделать вид, что ты этого брата знать не знаешь, все же достойно уважения.

— Сказать, что Кристофер школой проникся и ходил туда с удовольствием — это нагло врать. Это уже в университете внезапно выяснилось, что он в общем-то любит общение, просто он не любит общаться с идиотами, а таковых среди двенадцатилетних мальчишек, будем откровенны, абсолютное большинство. Так что социализироваться он отказывался, зато открыл для себя много новых разных предметов. Бабушка, конечно, давала ему хорошее образование, да и сам он книги поглощал примерно с той же скоростью, с какой печатный станок их выдает. Но нанять такое количество разноплановых репетиторов у нее возможности не было. Сначала он увлекся механикой, потом химией, потом биологией и медициной… В выпускном классе в рамках подготовки к выбору будущей профессии нас возили возили в крупнейшую мастерскую по производству часовых механизмов, и я уговорил нашего учителя позволить взять с собой Криса. И он пропал. Он застыл возле сборщика механизмов и простоял там всю экскурсию. А потом, дома, разобрал все часы, которые сумел найти. А затем собрал. И, самое удивительноe — все они после этого ходили. Крис починил даже те, которые были неисправны... От часов до артефактов оставался один шаг.

Я невольно испытывала к Альберту все большее уважение. Кто бы без него позволил маленькому и странному Крису оторваться от экскурсии (на которую он и не попал бы)? Кто оставил бы его одного в зале, где собирают тонкие и ценные механизмы?.. Старший брат ведь остался с ним. Стоял за плечом, смотрел, хотя ему наверняка самому не было интересно. Пропустил экскурсию…

— Ну а потом я выпустился и Крис тоже решил, что ему в школе больше нечего делать. Любовь к механизмам встретились с магией, и артефакторное отделение столичного университета приняло юное дарование в свои объятия. А когда в девятнадцать Крис выпустился, бабушка умерла.

Альберт вздохнул, и было понятно, что это был тяжелый момент для него.

Я чувствовала себя немного странно, слушая его монолог. Мне было ужасно интересно, и в то же время было ощущение, что я вторгаюсь в какую-то личную историю не предназначенную для моих ушей. Почему все же он все это мне рассказывает? Вернее, совершенно понятно почему — он надеется переманить меня на свою сторону, раз уж увольнять меня сэр Кристофер отказался (не можешь предотвратить — возглавь!). Это логично. Но все равно — вот так вот открываться перед малознакомым человеком. Более того, прислугой…

У меня вдруг закралось подозрение, что от одиночества страдает не только Фаулер-младший (вернее, он-то как раз не то, чтобы и страдает вообще, он им наслаждается!).

— По ее завещанию дом и все ее сбережения отходили именно Кристоферу. Бабушка была нам двоюродной — ее сестра с мужем, родители моего отца, умерли рано — своих детей не имела, поэтому наследством была вольна распоряжаться, как ей вздумается. Вот и распорядилась. Крис только чем-либо распоряжаться был не в состоянии. — Альберт покачал головой, вспоминая, видимо, тогдашнего брата. — Он был весь в исследованиях, весь в порыве. Сходу потратил почти все доступные средства на обустройство собственной мастерской, зарылся в нее — не вытащишь. Вылезал только для поездок в университет — своей лаборатории у него еще не было, приходилось пользоваться университетской, для этого он даже пошел на жертвы, поступил в аспирантуру, даже преподавал, хоть местные профессора и предпочитали ограждать от этого незабываемого опыта, насколько это возможно, как Кристофера, так и студентов. Вот там-то, в лаборатории, у него первый раз украли патент.

Я слегка вздрогнула от неожиданности сюжетного поворота. Альберт бросил на меня взгляд и хмыкнул.

— Вернее украли, естественно, не патент, а наработки, которые уже потом запатентовали и благополучно продали. Я узнал об этом случайно, от самого Криса. Я нашел в газете заметку о том, что на производстве артефактов по очистке водопроводной воды внедрили новую схему, позволяющую экономить до тридцати процентов заряда. Решил, что ему будет интересно. А он в ответ только сказал, что это не новость, потому что он это и придумал. И спокойно так, не видя в этом проблемы добавил: “Наверное, кто-то из коллег в лаборатории воспользовался”. И сказал это так, будто его разработки — это салфетки в столовой, выставленные для общего пользования. Когда я спросил, почему в статье нет его имени, он только пожал плечами.

Я округлила глаза, с трудом удержавшись от недоуменного восклицания.

— Да-да, мисс Ривс, именно, — подтвердил Фаулер-старший. — Последующие годы я только и занимался тем, что бегал за Кристофером, подбирая его изобретения и следя за тем, чтобы они не оказались не в тех руках. Получал патенты от его имени, продавал. Естественно, сначала получалось не то, чтобы хорошо. Я ничего не понимал в артефакторике. Но я закончил экономический и что-то понимал в деньгах. У Криса уже было имя в ученых кругах, это несомненно. Только за пределами этих кругов его никто не знал. Патенты приносили некоторые деньги, но… — Альберт тряхнул головой. — Я знал, что он способен… что он достоин большего. И тогда я стал искать заказчиков. Встречался с людьми, налаживал связи… и случайно услышал, как владелец двух городских газет жаловался, что готов заплатить любые деньги тому, кто сможет усовершенствовать дагеротипы. Необходимость вынуждать серьезных людей стоять неподвижно по десять минут ради газетного снимка ужасно его удручала, и он бы отдал любые деньги тому, кто найдет способ ускорить процесс, мол за фотографией будущее… но все кого он предлагал проспонсировать только руками разводят: скажите спасибо и за то, что уже есть, десяток лет назад и того не было. И я понял — это оно. И Кристоферу понравится, чем сложнее задача, тем лучше.

— Так он?.. — не выдержала я.

— Да, Крис смог не только сделать фотографирование мгновенным, но и уменьшил сами аппараты и сделал их менее хрупкими. Фурор, прорыв, гениальное открытие на стыке артефакторики, химии и оптики. Вот после этого-то имя Кристофера стало известно не только в узком кругу специалистов, но и в широких слоях и появились первые серьезные заказы. А вскоре его работой заинтересовалась и корона.

Надо же! Получается именно благодаря своему изобретению сэр Кристофер и обрел счастье в моем лице (мы же помним, как ему повезло с тем, что он меня нанял?). Потому что только благодаря мгновенной фотографии я и смогла наткнуться на изображение развешанных по кустам панталон. Что-то мне подсказывало, что предыдущая экономка отказалась бы ждать десять минут, пока журналист сделает карточку…

— Только, мисс Ривс, как вы понимаете, мало уговорить людей, что им нужны работы Криса. Надо уговорить Криса, что ему нужны заказы этих людей. И это иногда задача посложнее некоторых артефактов.

Ну вот мы и подобрались к основному. Тому, ради чего весь этот монолог и затевался. И хотя мне, конечно, было очень интересно, и хотелось задать множество вопросов: а что с родителями братьев? Они еще живы? И если да, то какие с ними отношения? И почему все-таки старший так не хочет, чтобы младший работал над домом? Неужели не верит в то, что это принесет финансовый успех? Но даже если и не принесет, ведь финансовой нужды у братьев нет? Неужели сэр Кристофер никогда сам не принимает заказы?..

Они роились в голове, но приличной, воспитанной экономке совершенно неуместно было их задавать. И я задала другой.

— Мистер Фаулер, я правильно понимаю, что вы ждете от меня содействия в тех мероприятиях, которые вы считаете направленными на благо сэра Фаулера?

Альберт хмыкнул. Мне показалось, даже уважительно, оценив мою то ли догадливость, то ли прямолинейность.

— Я признаю, что мне было бы спокойнее самому выбрать прислугу для Кристофера. Но раз он предпочел в этот раз сделать этот выбор самостоятельно… приходится работать с тем, что есть. Мне не впервой подстраиваться под его причуды. Но да, я бы хотел рассчитывать на ваше содействие, если мне таковое понадобится. По тем самым причинам, о которых я вам только что рассказал.

Ага, потому что сэр Кристофер а) не самостоятелен б) простодушен в) является целью шпионов и бандитов… и прочие буквы алфавита. Нет, я была крайне признательна за краткую историю жизни моего работодателя. Но какие-то кусочки у меня все-таки не сходились.

Даже не кусочки, а… просто не вязался у меня образ моего работодателя с тем наивным и беспомощным человеком, которого рисовал Фаулер-старший.

— Я так полагаю, ни королевская служба безопасности, ни частные детективы не нашли в моей кандидатуре ничего опасного?

— Вы так это говорите, как будто должны были, — Альберт подозрительно сощурился, глядя на меня поверх бокала.

Я сделала оскорбленное лицо, внутренне все же слегка обмерев. Нет, они не то, чтобы должны были… да и вся история имеет значение уже теперь только для меня, но… я была все равно рада, что со мной она и останется.

— Вы из обеспеченной семьи, ваш отец был крупным бизнесменом, но трагически погиб, лишившись бизнеса. Вы остались ни с чем, лишились магии, были вынуждены завершить учебу в университете на факультете ритуалистики и покинуть столицу. Еще у вас была младшая сестра, которая тоже погибла в юном возрасте. Крайне печальная судьба, мои соболезнования, мисс Ривс, но эта информация говорит только о том, что у вас, несомненно, есть характер.

— И что, вы больше не боитесь, что я планирую соблазнить вашего брата и женить его на себе?

— А вы планируете? — Альберт вскинул брови, демонстрируя, что он тоже умеет играть в игры с задаванием провокационно прямых вопросов.

— Нет!

— Что же так? Вы не хотите замуж?

— За вашего брата?

— Нет, в принципе, — Фаулер-старший едва сдержал улыбку.

Я тоже слегка улыбнулась, надеясь, что улыбка не выглядит печальной.

— Отчего же. Хочу. Но вряд ли когда-либо выйду.

— Почему?

Альберт, обвинявшийся младшего брата в наивности, наверное, в этот момент не особенно осознавал, что в определенных вопросах не далеко от него ушел. Я тоже такой была. До того, как вынуждена была открыть для себя жизнь по ту сторону финансового благополучия.

— Видите ли, как только я выйду замуж, я лишусь места экономки в доме сэра Фаулера. Следовательно, мне нужен супруг, чей доход способен обеспечить достойный уровень жизни нам обоим. Подобного уровня кавалеры встречаются не так часто. Еще реже они оказываются свободны. И еще меньше шансов встретиться с ними занимаясь тем, чем занимаюсь я, практически не покидая этот дом.

Мужчина на мгновение нахмурился, о чем то размышляя, а потом возразил:

— Но ведь свет клином не сошелся на месте экономки. Вы могли бы найти себе другое место службы.

— Без образования? Без талантов в каких-либо творческих сферах, способных приносить доход? Поверьте, я пыталась! По правде говоря, я рассматриваю вариант накопить денег на оплату магических курсов, после которых я получу право продавать магические услуги. Конечно, я так и не восстановилась до конца после… впрочем, вы знаете. Но на мелкие услуги моего дара должно хватить и это стало бы запасным вариантом на случай потери этого места. Но пока что он относится к области скорее теории нежели практики, потому что сумма необходима существенная, и я от нее на данный момент далека.

— Хотите, я оплачу вам эти курсы? — неожиданно подался вперед Альберт.

Вопрос был крайне неожиданным. Я замерла, глядя на него широко открытыми глазами и чувствуя, что сжимаю поднос, так и лежаший на коленях так, что пальцам даже немного больно. С усилием я расслабила тело и ответила, медленно подбирая слова, стараясь держаться с достоинством:

— Благодарю вас, это очень щедрое предложение. Но я вынуждена отказаться.

— Почему? — мистер Фаулер невинно приподнял брови.

— Потому что расплачиваться за такой жест мне придется своей лояльностью. А моя лояльность уже ангажирована.

Ну вот мы собственно окольными путями и вышли к ответу на вопрос, готова я работать на Фаулера-старшего или нет. Признаться, в самом начале разговора я и сама еще не знала до конца этот ответ, а вот сейчас, когда меня попытались сначала разжалобить, а потом подкупить — поняла.

Альберт нахмурился, возле губ проявились жесткие складки, и я попыталась все же смягчить отказ:

— Я вижу, что огорчила вас. Но взгляните на это с другой стороны: по крайней мере, вы теперь точно знаете, что добровольно я своего работодателя не предам. А если меня будут заставлять это сделать силой — честно обещаю постараться как следует пнуть в ответ!

Фаулер-старший резко посерьезнел:

— Мисс Ривс, если вас постараются склонить к предательству любым образом, вы немедленно сообщите об этом мне!

Теперь я слегка нахмурилась: мы же только что обсудили, что я на него не работаю!

Альберт вдруг закатил глаза:

— Ой, да можете рассказать обо всем Кристоферу тоже и даже в первую очередь! Но и мне — обязательно!

Я помедлила и кивнула.

В конце концов, если подумать. То все же кому придет в голову пытать экономку в целях добычи артефакторных секретов?

Верно?..

Альберт так и ушел ни с чем, воспользовашись кратким затишьем в ливне. Не задался у бедолаги день: ни тебе на брата поорать, ни экономку подкупить, еще и вымок. На счастье сэра Кристофера ливень был таким сильным, что больше никакие “случайные” прохожие не рискнули нарушить его покой.

Я тоже не рискнула снова вдаваться в расспросы и выдвигать предложения, поэтому ужин был подан в молчании, а общение ограничилось пожеланием приятного аппетита и рассеянной благодарностью.

Надо отметить правда, что с аппетитом у артефактора не задалось, потому что тарелки вернулись на кухню едва тронутыми, хотя готовила, между прочим, миссис Доул, а не я!

Новая информация жгла мозг и подзуживала задать сто вопросов кухарке, уже прицельных, с учетом новых сведений. Но я помнила, как та относилась к сплетням и не была уверена, что мой интерес она воспримет правильно. Все же я в доме без году неделя, отношения между нами еще не совсем понятные… даже если я скажу, что все это Альберт мне сам и рассказал, просто у меня есть еще вопросы, она вполне может сказать, что к Альберту я за ответами и должна обращаться.

Миссис Доул на почти полные тарелки повздыхала, но ничего не сказала, из чего можно было сделать вывод, что такое с сэром Кристофером все же периодически бывало и можно пока не бить тревогу.

Наблюдать за людьми, считывая оттенки их настроений и образы мыслей, предугадывать действия и выстраивать логические цепочки исходя из этих образов, я научилась давно. Это очень полезное умение, когда тебе есть, что скрывать. А поскольку с годами скрывать мне приходилось все больше, то и навык не забывался, а только прокачивался, особенно пригодившись после гибели родителей, когда я осталась одна, на улице, без магии…

Но с такими людьми, как сэр Кристофер мне лично сталкиваться не приходилось, и поэтому было ужасно интересно. Я прокручивала в голове наши немногочисленные диалоги и мне хотелось поговорить еще. Было немного досадно от мысли, что если бы у меня не отобрали мою нормальную жизнь, то мы вполне могли бы пересечься где-нибудь почти на равных, и тогда у меня была бы возможность…

А потом я представила себя в компании мисс Абернати и мисс Лоуренс, как мы стоим и пихаемся юбками под дверью дома в ядовитый дождь, и мне стало смешно.

Сегодня в доме было как-то особенно тихо. Я внезапно осознала, что обычно в вечерней тишине слышу какие-то поскрипывания, постукивания (иногда не “какие-то”, а очень конретные, наутро означающие очередной бардак), но не сегодня.

То ли дом “перенервничал” и сам устал от собственной взбудораженности, то ли был призван к порядку жесткой хозяйской рукой. Но я на всякий случай все равно утешающе погладила шелковые обои, поднимаясь по лестнице — не переживай, у нас такие потрясения не каждый день!

…ну, я надеюсь!

Но вот когда я уже, погасив свет, улеглась спать, мне вдруг послышался тихий шорох, сопровождаемый скребущими звуками. Он звучал все ближе, а потом затих.

И что-то опустилось мне на ноги.

Я взвизгнула и машинальным импульсом, не касаясь выключателя, зажгла свет.

Мистер Ящерица, сидя на моих ногах, смотрел на меня высокомерно-укоризненно.

— А ну кыш! — возмутилась я дрожащим голосом.

И высокомерия и укоризны во взгляде прибавилось. Я уже намеревалась схватить со стола книжку и с ее помощью попытаться спихнуть золотистое чудовище с кровати, но застыла с протянутой рукой, когда внутри дернуло. Яркий, незамутненной-чистый восторг и такой знакомый теплый ком, рвущийся заполнить все тело.

Я убрала руку от книги.

Мистер Ящерица, убедившись, что я не собираюсь совершать непоправимых глупостей, устроился на моих ногах удобнее, распластавшись по верх одеяла золотистой чешуйчатой кляксой и закрыл глаза. “Собираюсь спать, и тебе советую заняться тем же”, — читалось на его невозмутимой морде.

Наверное, греться пришел. Сырость и холода, пришедшие с ливнями и меня заставляли зажигать камины чуть чаще обычного. И солнца не видно, в квадратах которого мистер Ящерица частенько принимал тепловые ванны.

Совсем как кот.

Мысль эта отозвалась внутри радостью. Мы же всегда хотели кота! Ну вот!

Какой дом, какой хозяин, такой, видимо, и кот…

Философски рассудила я и все-таки улеглась.

…Я снова стояла в прихожей нашего старого дома и слушала, как мужчина в форме говорит мне чудовищные вещи. Во сне я не могла разобрать слов, но знала, что он говорит, будто мамы с папой больше нет, а я не хочу его слушать, я рассматриваю его бакенбарды, его форменную шинель и фуражку, а в голове бьется только одна мысль - неправда, неправда, неправда…

Меня качает, полицмейстер тянет руку меня удержать, но уже поздно — я падаю, сон разлетается осколками, и в этих осколках я то разговариваю с какими-то людьми, то к кому-то бегу, а затем бегу от кого-то, бегу так, словно спасаю свою жизнь, из осколка в осколок меня швыряет от отчаяния в надежду и снова в отчаяние, ревет огонь, я бегу, люди, которые никогда за мной не гнались, вот-вот меня догонят.

Во сне меня все же ловят, хватают, кричит от отчаяния сестра...

К счастью, от ужаса я просыпаюсь.

Не хочу знать, что было после того, как меня поймали.

Некоторое время я лежала, невидящим взглядом глядя в темный потолок. С трудом понимая, где я. Потолок со скатом, очертания комнаты... Сердцебиение замедлилось, испарина высохла. Я закрыла глаза и сглотнула.

Сначала кошмары снились чуть ли не каждую ночь. Потом — изредка. Последний год-полтора — совсем нет.

Королевская служба безопасности и частные детективы не нашли ничего особенного в моей истории. И в моменте я испытала от этого облегчение. Но вот позже…

Обида, боль и страх. По очереди и вперемешку.

Глаза щипало. Я заставила себя их зажмурить, сосредоточилась на физических ощущениях — уютное тепло в одеяльном коконе, приятная тяжесть ящерицы в ногах, вкусный запах свежего белья, шелест дождя за окном…

С трудом, но получилось убаюкать саму себя и больше мне этой ночью, к счастью, ничего не снилось.