Мастер не приглашает в гости

Глава 4

Как-то внезапно оказалось, что я работаю у сэра Фаулера уже больше месяца. Осознала я это когда сезон дождей начал подходить к концу, а с ним и октябрь, а значит, пора было ехать расплачиваться с поставщиками.

Выйдя из дома, я на некоторое время замерла на пороге, оглядываясь. Подтянула перчатки, оправила юбку и шляпку, поудобнее перехватила сумочку. Оказаться на улице было неожиданно непривычно и даже немного как будто страшно.

Оказалось, что вынужденная запертость в четырех стенах (комбинация из дождей и работы!) не только меня не угнетала, но и наоборот дарила чувство защищенности и спокойствия.

Этот дом вместе с его хозяином как будто существовал вне времени и пространства, работая по законам иной реальности, и меня, как ни странно, это полностью устраивало. Это ощущение позволяло оставить прошлое в прошлом. Отгородиться от него входной дверью и успешно сделать вид, что его никогда и не было, а есть только я, моя работа и… будущее? Я не врала Фаулеру-старшему про курсы. Мне действительно не хотелось бы всю жизнь работать экономкой, но именно после этого разговора я уверилась, что если я продолжу справляться со своими обязанностями, никто не вышвырнет меня на улицу, а значит, действительно можно начинать строить какие-то планы. Откладывать деньги, продумывать варианты…

Я вдохнула прохладный осенний воздух, пропахший мокрой палой листвой вперемешку с городским чадом, и соскочила по ступенькам вниз. Потом огляделась по сторонам, одернула себя и дальше двинулась уже степенной походкой уважающей себя экономки.

Подпрыгивать все равно хотелось ужасно.

Я чувствовала себя очень хорошо в доме сэра Фаулера, но и сменить декорации оказалось приятно. Я жадно озиралась по сторонам, впитывая все вокруг — новые лица, разговоры, пышущий паром жук… а вот и бурлящий рынок. Сначала рассчитаюсь за продукты, потом загляну к бакалейщику. А еще обязательно переговорю с цветочницей. Мне показалось, что каллы сэр Кристофер все же оценил и можно будет с ней обсудить, какие еще цветы подойдут нашему дому и, может быть, договориться о поставках…

Надо только восстановить в памяти дорогу, потому что важные пункты я хорошо уложила тогда в голове, а цветочница была проходным и незапланированным. Так, это было до или после бакалейщика?.. Я сосредоточенно разглядывала лавки вдали — и пропустила то, что оказалось куда ближе.

— Не дергайся, — с приветливой улыбкой сказал мне господин в котелке и кургузом пиджаке, плотно прихватив под локоть.

И мне под ребра уперлось что-то острое

Вопреки инструкциям, я тут же дернулась, попытавшись вырвать руку, разорвать контакт — и добилась лишь того, что под ребрами кольнуло сильнее, а моя рука (и вместе с ней - я вся) оказалась под контролем у незнакомого господина.

Там, где в ребра упирался инородный предмет, появилось ощущение влаги. Сперва теплое, оно быстро остыло, и теперь холодило кожу. Впрочем, я и без того холодела.

— Пикнешь — зарежу, — очень убедительно пообещал он с приятной улыбкой.

В голове мелькнула мысль, что мы в огромной толпе и если резко дернуться и заорать, а сверху еще и ударить магией, вовсе не обязательно он успеет меня зарезать, куда больше шансов устроить знатный переполох, в результате которого этого нехорошего человека или арестуют, или побьют.

Но…

Я знаю свои способности, а вот его — нет. И почему-то мне очень не хотелось проверять, у кого на самом деле шансов больше, когда кровь невидимо пропитывает темную ткань платья.

Мужчина, продолжая улыбаться, приобнял меня и зашагал вперед, а я в ужасе посеменила за ним, осознавая, что со стороны мы выглядим парой супругов, а вовсе не заложницей и похитителем.

Когда появился второй, я не заметила. Но в тот момент, когда первый втолкнул меня в узкий проход между двумя лавками, их было уже двое.

А когда я вывалилась из прохода на пустырь, заваленный пустыми ящиками и коробками, там уже ждал третий.

Шансы на то, чтобы вырваться, как-то быстро и окончательно увяли.

Я затравленно огляделась, когда трое мужчин приперли меня к стене, нож у горла, окончательно отгородив от шумящего рынка, цивилизации и надежды. Чья-то рука, выдернула из моих пальцев сумочку, и я успела одновременно возрадоваться, что этим людям, наверное, нужны деньги и сейчас они от меня отстанут. Ужаснуться, как буду объясняться с работодателем, еще больше ужаснуться, что а вдруг им нужны не только деньги…

— Анна Ривс.

Тот, первый, произнес это не вопросительно, а утвердительно. И собственное имя выбило из моей головы все прочие панические мысли, пронзив ледяным ужасом от макушки до пят.

Им нужны не деньги. И не мое тело. Вернее, вполне может быть, мое тело, но совсем не в том качестве…

Надо было отбиваться в толпе. Там был бы хотя бы мизерный, но шанс.

Мужчина уже не улыбался приятно.

Он вообще не улыбался. Выглядел сосредоточенным и серьезным, на губах не мелькало даже тени глумливой насмешки охотника над загнанной жертвой.

— Есть люди, которые хотят знать, зачем вы вернулись в столицу мисс Ривс.

Я сглотнула, краем глаза наблюдая, как левый мужчина теребит мою сумку, выгребает оттуда содержимое… деньги для расплаты с поставщиками, часть моего заработка, я хотела присмотреть себе новую нижнюю сорочку.

Тот, который держал нож, недовольно цыкнул на подельника — не суетись и не отвлекай. И тот торопливо ссыпал все в карман, а сумку швырнул на землю.

— Ну?! — он слегка толкнул меня в стену.

— Я… — говорить пересохшим горлом было ужасно тяжело. — Я просто нашла здесь работу. Моя предыдущая хозяйка умерла. Я просто экономка, пожалуйста…

— А королевская служба и частные детективы вокруг “просто экономки” крутятся потому, что им заняться больше нечем?! — рыкнул “котелок”, снова больно ткнув меня в плечо. Голова мотнулась, лезвие почти чиркнуло по шее.

Я отчаянно моргала, пытаясь не расплакаться. Вряд ли это кого-то здесь расстрогает…

От страха цепенело все, в том числе мысли.

— Это… это не из-за меня. Это из-за моего хозяина. Но они ничего не нашли, правда. Я… я никому не угрожаю, мне ничего не нужно. Пожалуйста, передайте… это правда.

Я уже знала, что передо мной стоят просто наемники.

— Передадим, — кивнул мужчина. — И тебе кое-что передать просили. Если ты немедленно из города не уберешься, то работа тебе уже больше никогда не понадобится. Экономка… — процедил он сквозь зубы, будто выплюнул.

А потом коротко ударил так, что в глазах померкло.

—

Приходить в себя мне не понравилось.

Болела голова, в нос бил какой-то отвратительный запах. А тело, то ли хотело меня сберечь, то ли наоборот поиздеваться, поэтому плохие новости выдавало постепенно. Так, пытаясь встать на ноги, я выяснила, что болит у меня не только голова, но и рука, и грудь, и живот, и ребра…

Ноги не болели. Но не держали.

Я с трудом приняла относительно вертикальное положение, привалившись спиной к стене, той самой, о которую мной стучали наемники.

Отвратительным запахом оказались гниющие овощи.

Ах да, я на рынке.

Рот пересох, в висках пульсировало. Малейшее движение отзывалось болью. Кажется, мужчины не ограничились одним ударом по голове, и после него еще щедро попинали бесчувственное тело. Наверное, можно даже поблагодарить их за такое милосердие — что начали с головы.

Благодарить было некого, правда.

Постанывая, я кое-как встала на ноги.

Платье испачкано, но в общем-то цело, кроме того места, где в меня тыкали ножом. По лицу меня, кажется, тоже не били, только один висок саднил, причем противоположный от удара, наверное стесала о стену.

Накатили эмоции — ярость, обида, чувство вины… Неожиданно яркие, они чуть не затопили меня с головой. Чувства вины было особенно много, и это меня беспокоило.

Вдох-выдох. Успокоиться. Представить ребенка внутри себя. Адресовать ему мысль: детка, мы обязательно во всем разберемся, но не сейчас. Сейчас мне не до того, ладно?

Чувства стали тише, глуше. Они не исчезли совсем, но теперь словно были отделены от меня стеклянной стеной и не сбивали с толку, не мешали.

Я послала в ответ в глубь себя волну тепла, благодарности и приязни.

На мысленные объятия сил не хватило.

Зато пока я разбиралась с головой, тело, кажется, немного пришло в себя.

Медленно решившись, я поползла в сторону выхода с пустыря, стараясь отстраниться от физических ощущений.

Люди сновали вокруг, не обращая на меня внимания.

Это столица, никому здесь ни до кого нет дела. Может, эта перепачканая девица с пустым взглядом — местная сумасшедшая, кто ее знает. А если ей нужна помощь, то вон полиция стоит, к ней и обращайтесь.

Я машинально качнулась в его сторону, но потом передумала.

Мозг работал как в тумане и перед глазами все плыло, но что-то он все же соображал.

Прямо сейчас полиция мне ничем не поможет, раз.

А с учетом того, где и кем я работаю и чьи деньги у меня украли, обращаться в полицию или нет, и на кого подавать заявление, решать не мне.

Это два.

Или даже раз. Тут как посмотреть…

Правда, у меня не было денег даже на жука, но судьба, слегка расщедрившись, выделила кроху везения. Четвертый кучер пролеток из тех, к кому я попыталась обратиться, не только потрудился все же меня выслушать, а не погнать прочь оборванку, пригрозив кнутом, но еще и знал дом сэра Фаулера, потому что несколько раз кого-то туда подвозил (ладно, это не толика везения, это целый ломоть, с учетом того, сколько у сэра Фаулера гостей, наткнуться на кучера, который их подвозит…), а потому он согласился довести меня до особняка и получить оплату на месте.

Я попросила высадить меня у черного входа, чтобы во-первых, не компрометировать хозяина своим видом, а во-вторых, там кухня, а на кухне миссис Доул, и у нее есть баночка от вишневого варенья, а в баночке мелочь на непредвиденные расходы.

Миссис Доул, правда, при виде меня кинулась совсем не к баночке, и мне потребовалось довольно длительное время, чтобы пробиться через охи и ахи. Ну а пока кухарка расплачивалась с кучером, я воспользовалась моментом и решительно поползла наверх. Было ощущение, что сознание начинает мерцать, как лампочка, и очень не хотелось, чтобы оно как-то резко “перегорело” до того, как я сообщу о случившемся своему работодателю.

Я постучала в дверь кабинета.

— Входите.

Я вошла, но поднять глаза на сэра Кристофера было очень тяжело, и я застыла на пороге, уставившись в пол.

— Мисс Ривс… что случилось?!

В мужском голосе звучало искреннее потрясение.

— Сэр Фаулер, я должна была сегодня расплатиться с поставщиками, но у меня украли все деньги. Я приношу вам свои искренние извинения, я…

Я все так же смотрела в пол и действительно чувствовала себя безнадежно виноватой. Они ведь забрали деньги не чтобы ограбить сэра Фаулера, а чтобы наказать меня. Если бы не я и моя история…

— Сядьте, — перебил артефактор.

Я против воли подняла голову. Сэр Кристофер выглядел… расплывчато.

Я сморгнула слезы, но когда проморгалась, артефактор уже оказался рядом и мягко но настойчиво подтолкнул меня к креслу. Потом сообщил:

— Ждите.

И вышел из кабинета.

Сидеть и правда было как-то легче.

Хоть голова все так же куда-то плыла, пульсируя болью то сильнее, то слабже.

Сэр Кристофер вернулся.

— Сэр Фаулер… — я предприняла еще одну попытку что-то сказать, но замолкла, когда мужчина подошел ко мне вплотную, взял мое запястье, очень профессионально, по-врачебному, а затем кожа потеплела не столько от прикосновения, сколько от ощущения чужой магии.

“Он увлекался медициной”, — всплыли в голове, в числе прочей мишуры, слова Альберта.

Чуткие пальцы взяли меня за подбородок и покрутили голову в разные стороны, неотрывно глядя в глаза. Я почему-то боялась лишний раз моргнуть.

— У вас гематома, порез, сломано ребро и, скорее всего, сотрясение, — уведомил меня работодатель сухим голосом, каким зачитывают факты из учебника.

Мне отчаянно захотелось извиниться еще и за это. Но слова не находились.

— Вы можете идти?

Я с готовностью подскочила. И упала, на доли секунды, кажется, потеряв все же сознание, потому что не поняла, как вдруг оказалась на руках у сэра Кристофера, и он уже нес меня по лестнице.

Захотелось отчаянно возразить, потому что это совершенно никуда не годится, мало того что создавать работодателю проблемы, но еще и вынуждать его таскать тяжести! Но мужчина настолько выразительно на меня посмотрел: “Если не можете, то зачем же тогда ходите!”, — что я только отчаянно покраснела.

Вместо того, чтобы отнести меня в мою комнату, сэр Кристофер зашел в ближайшую гостевую (дверь предупредительно распахнулась сама, даже не скрипнув, хотя когда я туда наведывалась, частенько издавала пронзительный душераздирающий визг). Опустил меня на кровать и снова вышел, не сказав ни слова.

Я закрыла глаза, приняв тот факт, что сопротивляться течению событий на данный момент у меня нет сил, ни физических, ни моральных, и я никак не могу объяснить сэру Кристоферу, что он поступает неправильно, и прислуге никак не место в хозяйских спальнях, даже гостевых.

На пороге возникли уже знакомые оханья и аханья, а с ними миссис Доул.

Она принесла таз с водой и чистую одежду.

От простой человеческой заботы, от того, что прямо сейчас мне не надо ничего решать, и можно просто погрузиться в разбитое (и побитое…) состояние, отчаянно слезились глаза.

— Ты потерпи, деточка, — приговаривала миссис Доул, тоже откинув в сторону правила иерархии, как нечто несущественное, у хозяина наверное нахваталась! — Сэр Кристофер и врача вызвал, и полицию. Сейчас мы тебя умоем, переоденем, и они уже вот-вот приедут, а ты лежи, лежи…

Приехали они одновременно и, судя по доносящимся с первого этажа звукам, еще и поругались, кто должен пробиться к пострадавшей первым. Право это все же выбил себе сердитый взъерошенный целитель со сжатыми в тонкую нитку губами, но удивительно мягкими и чуткими руками.

Он благополучно подтвердил уже выставленные мне диагнозы: да, перелом, да сотрясение, да несколько серьезных гематом, но без внутреннего кровотечения. Несколько чар, ускоряющих регенерацию тканей, рецепт на эликсир с похожим эффектом, на ребра — тугая повязка, для головы — полный покой на ближайшие три-пять дней, обратиться при ухудшении состояния. В остальном же предполагалось рассчитывать на молодой здоровый организм.

Меньше всего я себя сейчас ощущала молодой и здоровой, но неловко было спорить со специалистом.

Полиция со специалистом поспорила с удовольствием, но все равно проиграла, потому что врач — святой человек, узнать бы его имя потом! — остался подпирать двери на время допроса, бдительно следя, чтобы пациентку не перевозбудили и не переутомили. И под этим взглядом, к которому вскоре присоединился еще и взгляд сэра Кристофера (а он тоже вообще не добавляет теплоты обстановке!), капитан полиции против собственной воли задавал вопросы тише и деликатнее.

Однако сообщить ему я в принципе мало что могла.

Шла по рынку, напали, утащили в подворотню, ограбили, избили. Нападавших не видела. Примет не запомнила. Из всех заданных мне вопросов точно я могла ответить лишь на один — озвучить размер похищенной суммы. Отвечая на этот вопрос я очень старалась не смотреть на работодателя, мне было отчаянно стыдно, что из-за меня он лишился этих денег. Вот вам и “повезло с экономкой”!

— Кто знал, что вы именно сегодня отправитесь расплачиваться с поставщиками?

А вот тут я задумалась.

Это, на самом деле, хороший вопрос.

Кто угодно и никто.

То есть да, под конец месяца мы расплачиваемся. Но дата плавающая, я могла пойти вчера, а могла завтра. Я никого не предупреждала (очень удобно быть главной в таких вопросах!), деньги брала из месячного бюджета.

Да и мало ли, может я на рынок отправилась просто так, что-то докупить? Меня ведь схватили еще до того, как я хоть с кем-то успела расплатиться и было ясно, что именно за этим я пришла.

С другой стороны, я не то чтобы часто выхожу из дома и еще реже хожу на рынок…

Я виновато пожала плечами.

— Поставщики знают, что я приеду расплачиваться в конце месяца, но что я поеду конкретно сегодня… я никого не предупреждала.

Капитан обернулся к сэру Кристоферу.

— Скорее всего, за вашим домом — и за вашей экономкой — следили.

Следили…

Каллы.

Нет, сами цветы уже давно завяли и были выброшены.

Но этот человек, узнавший меня на улице и притворившийся, будто видел меня во время собеседования. А потом настойчиво вручивший цветы.

Он был из них.

Теперь я была уверена.

Так они узнали, что я вернулась в столицу. Так выследили. А потом сидели и ждали, пока подвернется случай — ждали целый месяц!

Мне, наверное, еще невероятно повезло, что они все же предпочли попробовать сначала запугать, а не просто сразу убрать. Наверное, внезапно обнаруженный труп Анны Ривс, которая шесть лет назад уехала, породил бы ненужные вопросы, и без крайности организовывать этот труп, а потом от него избавляться, они не хотели.

— Мисс Ривс?

Я поняла, что кажется, пропустила вопросы, но в голове опять все плыло, мысли наслаивались друг на друга и было очень тяжело сосредотачиваться.

— Извините. Я прослушала.

Наверное, вид у меня был совершенно ужасный, потому что даже во взгляде капитана мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Если вы еще что-то вспомните, сообщите нам, — повторил он.

Я кивнула — голова тут же отозвалась болью.

Полицмейстер направился к выходу. Целитель проводил его бдительным взглядом, как будто ожидал, что страж порядка передумает и на полпути рывком развернется и снова примется меня утомлять. Но когда капитан скрылся в коридоре, врач тоже откланялся, напомнив про постельный режим. Кажется не только мне, но и сэру Кристоферу.

Потом они все совсем ушли, а в коридоре еще звучали голоса и что-то про “безнадежно” (надеюсь, это говорил полицейский, а не врач!).

Я сползла по подушкам вниз, не понимая, чего хочу больше — окончательно расплакаться или уснуть.

А потом снова послышались шаги.

Сэр Кристофер вернулся.

Он пересек комнату — и задернул шторы. И действительно без света, даже рассеянного, стало как-то легче.

— Простите меня.

Я все же открыла глаза, отбросив идею притвориться спящей.

Сэр Кристофер стоял рядом с кроватью. В полумраке было плохо видно, но, кажется, он удивленно поднял брови.

— Это не вы украли мои деньги.

Да, но…

Это из-за меня их украли.

Мужчина вдруг шагнул вперед и сел на край кровати. Возражения, которые я хотела озвучить, застряли где-то в горле от неожиданности.

А он тем временем, взял мое запястье, как в кабинете, все тем же отработанным целительским жестом. Хотел убедиться, что вызванный целитель все сделал правильно?

От прикосновения было жарко. И волнительно. Очень странно. Мужчина, в темноте, в моей (не моей!) спальне… и на фоне этого непонятного волнения мне даже показалось, что он держит меня за руку дольше, чем в прошлый раз. Дольше, чем нужно.

— Поправляйтесь, мисс Ривс, — резко нарушил тишину сэр Кристофер, поднялся и стремительно вышел.

Дверь образцово закрылась сама без единого звука.

—

Сэр Фаулер к моему постельному режиму отнесся, стыдно признать, серьезнее, чем я сама.

Нет, первые двое суток я действительно лежала, едва выныривая из полудремы.

После ухода всех на свете, навалившаяся усталость была так велика, что сначала я вообще проспала пятнадцать часов не просыпаясь, это мне сообщила миссис Доул, регулярно ко мне наведывающаяся. А когда проснулась — поела безумно вкусного бульона, выпила необходимые лекарства, доползла до ванной комнаты и обратно — и снова провалилась в сон. Бульон и лекарства естественно приготовила и добыла кухарка, она хлопотала вокруг меня так, будто я была родной дочерью, а не малознакомой начальницей, и от этого было ужасно неловко и так же ужасно приятно. Я вообще, оказалось, прочно забыла, каково это — когда о тебе заботятся.

Подстегнутая магией и эликсиром регенерация выжирала силы, а их и так было не то, чтобы много. Второй сон был уже скорее поверхностным, странное полуобморочное состояние. В нем я пребывала почти сутки, то глубже проваливаясь, то выныривая, унюхав очередной кулинарный крайне полезный шедевр.

На третий день я проснулась, поела… и не захотела спать. Не то, чтобы я чувствовала себя бодрой и полной сил. Но и ощущение умирающего лебедя отступило. Я сама, без помощи миссис Доул дошла до ванной, вернулась, отмечая, что голова не кружится, тошнота не беспокоит. Если не делать резких вдохов, то и вообще практически здорова! Могу, пожалуй, перебраться все же в свою настоящую комнату и вообще…

Из одежды у меня были правда только сорочка и халат — хороший халат, плотный теплый, но разгуливать в нем по дому было бы вопиющим пренебрежением приличиями. Хотя, если подумать, дом пустой — сэр Кристофер наверняка в кабинете, миссис Доул на кухне, и если я сейчас выгляну, убежусь в том, что в коридоре никого, то добежать до лестницы, а по ней до чердака, дело каких-то…

— Мисс Ривс, вам что-то нужно?

Вопрос прозвучал, едва я успела высунуть нос за дверь.

Я вздрогнула, едва задавив в себе глупый первый порыв захлопнуть ее, будто меня застукали на месте преступления.

Сэр Кристофер, кажется, только вышел из своей комнаты и теперь смотрел на меня спокойно и вопросительно.

— Нет, — машинально открестилась я, но потом исправилась, потому что иначе выглядела бы совсем глупо, — Вернее, да.

А потом вдруг засмущалась.

Дверь в общем-то скрывала все, кроме моей головы, и халат опять же — очень хороший халат, но!..

— Что? — невозмутимо уточнил работодатель.

— Моя одежда, — промямлила я, стараясь не краснеть слишком отчаянно. — Она вся осталась наверху…

— Вы куда-то собираетесь? — все так же благожелательно и вежливо поинтересовался сэр Кристофер.

— Нет… то есть да! — боже, какой дурочкой я себя ощущала.

Ну почему я не наткнулась на миссис Доул. Да что там, наверное, я даже Альберту сейчас была бы больше рада, а это о чем-то да говорит. Он бы по крайней мере понял, почему я так отчаянно краснею и бледнею.

— Просто я хорошо себя чувствую, — нужные слова наконец-то нашлись. — И я бы хотела вернуться к своим обязанностям…

Сэр Кристофер посмотрел на часы.

Часы у него были красивые, явно собственного изделия, и я видела мельком что на них был не один циферблат, а несколько разных по величине.

— Согласно врачебным рекомендациям вам необходимо соблюдать постельный режим от семидесяти двух до ста двадцати часов. На данный момент прошло только шестьдесят пять. Учитывая вероятную погрешность расчетов, я вынужден настаивать на минимуме в девяносто шесть. Вы сами советовали мне заботиться о здоровье моих работников, чтобы они могли полноценно выполнять свои обязанности. Поэтому я вынужден настаивать на соблюдении данных рекомендаций.

— Я советовала? — удивилась я. — Когда?

Сэр Кристофер вдруг слегка улыбнулся.

— Когда утверждали, что регулярные профилактические осмотры миссис Доул в моих собственных интересах. Вы были правы. Поэтому вернитесь, пожалуйста, в постель и отдохните.

Под такой сокрушительной логикой мне оставалось только ретироваться.

Проблема заключалась в том, что сидя в постели без сна мне оставалось только думать.

С одной стороны, я и без того непростительно отложила это благородное занятие.

С другой — ничего приятного я надумать не могла, даже если бы очень захотела.

На самом деле, у меня был только один выход из ситуации.

Уволиться и уехать.

Но стоило оформить эту мысль, как все внутри взбунтовалось. Меня снова затопило эмоциями. Я пыталась пыталась с ними справиться, договориться — но не получалось ни справиться, ни договориться

Внутри кричало — я не хочу! Мне здесь нравится! Мне нравится этот дом! И даже его хозяин нравится, хоть ты этого и не признаешь! И ящерица! И жуки на улицах! И книги в библиотеке! И… и… и собственная ванная!

Внутри захлебывалось и рыдало.

И это было невероятно тяжело, потому что все мои здравые доводы разбивались об эту внутреннюю истерику, с которой я просто не представляла как справиться. Я никогда не испытывала раньше ничего подобного. Со времен раннего детства в подобных случаях мне всегда удавалось обуздать ситуацию.

Я рыдала в подушку и сама себя утешала, что в этом нет ничего страшного и все как-нибудь наладится. Хуже всего было то, что именно этого я и хотела — остаться. Остаться, потому что я все это заслужила: эту работу, эту должность, эту ванную! Мне это нравилось! А теперь у меня снова все отбирали, беспардонно и нагло. Ни за что!

Эта эмоциональная качка выматывала до предела, и постельный режим оказался неожиданно кстати.

Выплеснув накопившееся и кое-как обуздав эмоции, я лежала и смотрела в потолок.

Воспоминания лезли, и я не стала от них отмахиваться.

Я родилась в богатой семье, а вот мои родители — нет. Однако их родители сделали ставку на образование детей и не прогадали. Мама выучилась на ритуалиста, а папа на экономиста, и вот они встретились как половинки одного целого. Умения с бизнес-идеями. Не каждый может себе на старте производства позволить грамотного ритуалиста для усовершенствования и переделки стареньких станков, а потом для их модернизации, а потом для увеличения производительности. Не каждый также может и так подгадать момент с выходом на рынок, чтобы извлечь из этого максимальную прибыль.

А они сумели.

И вскоре небольшое текстильное производство, производящее ткани с нитями среброцветницы, превратилось в крупную фабрику. Мои родители, конечно, не могли похвастаться инновациями и изобретениями — ткань придумали задолго до них, благодаря свойствам среброцветницы стабилизировать соединения, ее повсеместно использовали в пошиве всей одежды, на которую потом могли накладываться различные чары: от практических до декоративных. Но зато они умели работать — и зарабатывать.

Они и меня именно этому учили, что если хорошо и с умом выполнять свою работу, то за это обязательно воздастся. Они брали нас с Айрис на производство чуть ли не с пеленок, и мы следили то как мама возится со станками, то как папа между телефонными звонками рассказывает нам про спрос и предложение (лично я в свои пять лет это поняла, как если попросить у родителей мороженое, то от них обязательно поступит предложение его купить!).

Станки, а вернее магия, меня манили больше (наверное, потому, что я быстро поняла, что с мороженым это совсем не так работает), а потому чем дальше, тем больше я тоже склонялась к ритуалистике.

Папа шутил, что ничего, у него есть еще одна дочь, ей он правильно разъяснит про мороженое и предложение.

…Айрис не стало, когда мне исполнилось двенадцать.

Для родителей это был тяжелый удар.

Для меня тоже.

Я винила их в смерти Айрис. Они же взрослые, они должны были ее спасти. Они должны были раньше понять, что с ней что-то не так. приложить больше усилий. Позже, я, конечно, поняла, что была не права, но тогда… тогда родители потеряли обеих дочерей. Потом, отношения, конечно, наладились. Но и изменились.

Утешение они искали в работе. Наверное, никогда они не работали так, как тогда - и это принесло свои результаты. О, да.

За небольшой срок они совершили качественный рывок, и вывели семейное предприятие на вершину рейтинга производителей среброцветных тканей.

Это был успех.

И он не остался без награды.

На небольшое, но крайне доходное предприятие положили глаз люди, не привыкшие отказывать себе в желаемом и стесняться в методах.

“Авария на производстве”.

Мне озвучили это так.

Мне было девятнадцать лет, а я уже второй раз в жизни участвовала в организации похорон.

Все было как в тумане. И в этом тумане кружились то лица полицейских, которые сообщили мне о гибели родителей. То нотариуса, который демонстрировал мне бумаги, согласно которым фабрика, в которую родители вложили себя целиком, была продана непонятно кому несколько недель назад, однако куда делись полученные от продажи деньги никто не знает. И это не главная моя проблема, проблема будет, если покупатели из-за аварии решат отказаться от сделки, и придется вернуть несуществующие деньги, а то и подадут в суд… Было еще лицо управляющего, который уговаривал меня как можно скорее продать дом. Уговаривал рьяно и настойчиво, утверждая, что уже и покупателей нашел, и все равно я не смогу его содержать.

И тогда я отчетливо поняла, что мне нужно исчезнуть.

Что я до сих пор жива только потому, что цель должна оправдывать средства. Меня не убили сразу, чтобы не вызвать подозрений. Но за мной пристально наблюдают. И если я начну совершать телодвижения, которые наблюдателям не понравятся… то у меня тоже случится “авария на производстве”. Хотя, на их месте, я бы организовала самоубийство. Удобно и совершенно не подозрительно — девушка лишилась всей семьи и всего имущества, сошла с ума и от отчаяния покончила с собой. Не подкопаешься…

Эта тяжелая злая мысль навела на другую мысль.

Организовывать самоубийство собственноручно я не собиралась — обойдутся. Но…

Самоубийство дара, наверное, тоже считается?

Я выжгла его себе сама, неделю провалялась в больнице, а когда “замечательные господа” уже наверняка потирали ручки, мечтая о том, что все сложится как надо и без их участия — исчезла. Прямо из больницы. Вряд ли меня искали власти, ведь заявление о пропаже подать было некому. А не власти, если и искали, то не смогли бы найти. Анны Ривс той ночью не было в городе, сколько бы ни рыскали ищейки со слепком ауры.

Я спряталась. Нашла работу. Нет ничего плохого в честной работе, это правда. Потихоньку восстановилась. Поначалу еще вздрагивала от шорохов, боялась незнакомцев. Потом уверилась, что все получилось.

В конце концов, они ведь получили все, что хотели, так?

Я им не нужна.

Я не представляю угрозы. И не планирую представлять.

Я просто хотела вернуться в родной город и честно работать, чтобы и мне воздалось.

Если бы я знала, что всех работников сэра Кристофера проверяют службы безопасности и детективы, я бы не устроилась на эту работу.

Если бы службы безопасности и детективы не разворошили бы это осиное гнездо, им бы тоже не было никакого дела до Анны Ривс.

Если бы, если бы…

Но теперь уже поздно.

-

Лунный свет тек сквозь задернутые неплотно шторы, голубоватый, падал паркет прямоугольниками и квадратами. Прозрачного, его было мало, чтобы я могла уверенно видеть в темноте, но здесь, во сне, я все отлично видела.

Тело ощущалось слабо и отстраненно, и даже здесь, во сне, мне хотелось спать. А еще — улыбаться. Меня переполняла нежность, любовь, желание обнять, погладить по голове, быть рядом… но ничего из этого не было мне доступно. Я могла только спать. И смотреть сон.

И во сне я махнула рукой: пусть. Пусть идет, как идет.

И я иду — босиком, вот ведь, бестолкуша, тапочки остались рядом с кроватью в моей-гостевой комнате, но кого волнуют тапочки, когда так приятно и прохладно ухоженный паркет ощущается под ногой?

И халат, халат не надела! Но что вы, какие халаты, какие простуды — когда в теле струится сила, и ее много, много-много, куда больше чем есть у меня, целый океан силы!

И во сне я смеюсь. И кружусь — ночная рубашка надувается смешным пузырем. И я не боюсь, что кто-то проснется и застукает меня, этой ночью в особняке у всех будет очень-очень крепкий сон! Дому это не понравилось — и я засмеялась, а вокруг меня засиял сомн иллюзорных бабочек. Они порхали, рассыпались искрами, возникали вновь, и дом притих, озадаченный.

А я снова закружилась, ликуя от ощущения магии, ночного воздуха на коже и от того, как волосы рассыпаются вокруг головы волнистыми прядями. И кружилась, пока мир не начал вертеться вокруг. А когда начала путаться в собственных ногах — села, а потом легла, раскинув широко руки, обнимая ими весь мир.

Как хорошо!

Какое это счастье — быть!

И я невольно согласилась сквозь сон: да. Счастье.

А потом я устала лежать, и вскочила на ноги, и решила, что мне мало кружиться, я хочу танцевать! И снова — гладкий паркет ласкает ступни, а я танцую, надо же, я думала, что и забыла, как это, танцевать. Ах, как жаль, что я почти забыла, как жаль, что нет партнера, но ничего, я могу и сама, как в детстве, на праздниках, когда гости, и угощения, и фейерверки!

Как я любила фейерверки!

И иллюзорные огни взлетают под потолок, взрываются пухлыми шарами хризантем, и у меня обмирает душа: как красиво. Как больно.

Но сейчас — сейчас мне это нравится, и дому нравится тоже, и понимая это, я хохочу. Беззвучно, конечно, я помню, что несмотря на крепкий сон, шуметь нельзя, да-да!

А Мистер Ящерица? Я хочу найти Мистера Ящерицу!

Кажется, я говорю это вслух — иначе как объяснить, что дом открывает мне дверь? И еще одну, и мигает тускло лампочками — и я иду за ними, как за хлебными крошками в сказке про крошечных детей. И “крошки” приводят меня в мою спальню, не в мою-гостевую, а в мою-мою. Мистер Ящерица находится на кровати — золотистый, восхитительный, недовольный. Он мигает пленками век, замерев в вспыхнувшем свету. Но стоит мне протянуть руку к нему, Мистер Ящерица стремительно утекает. Как вода: был — и нет.

Я расстроена. Я шепчу ему обижено вслед:

— Эй, я же только хотела погладить!

Но Мистер Ящерица удирает, и даже с домом в союзниках едва удается его поймать. А когда удается, он шипит на мои прикосновения, раздувает недовольно воротник и горовой мешок.

Ну, вот… А раньше не раздувал!

Раньше я не хватала его руками, а гонялась только для того, чтобы побрызгать.

Ну… ну и не очень-то и надо!

Расстроенная, я возвращаюсь в кровать — в ту комнату, свою-гостевую.

Лунного света становится совсем мало, и я встаю, чтобы раздвинуть шторы, и вернувшись в постель, еще некоторое время любуюсь им, и наслаждаюсь мягкостью постели, телом одеяла и уютом, окутывающим меня со всех сторон. Здесь так хорошо… Мне здесь так нравится.

С этой мыслью я окончательно засыпаю.

-

По окончании девяноста шести часов я, одетая, причесанная — строгий узел, безупречно белый воротничок — стояла под дверью кабинета сэра Кристофера.

В этот раз я не столько переживала, что отвлеку артефактора от работы, сколько тянула время перед неизбежным. Мне нужно было сообщить ему то, что сообщать ему я категорически не хотела, и выглядеть убедительно говоря о том, в чем у меня нет никакой убежденности. Может быть, стоило, конечно, дождаться ужина. Но вдруг на ужин придет Альберт (кстати где его носит, интересно, тут экономку убивают и брата грабят, а он как сквозь землю провалился!), да и вести такой разговор с голодным человеком…

Мне было ужасно-ужасно жаль. Ведь почти наверняка моя последовательница не сумеет оценить в полной мере, какое невероятное рабочее место ей досталось. Сбежит, теряя панталоны, как Марта! И мистера Ящерицу почти наверняка не будет не любить так, как не люблю его я! А если он придет к ней в постель, а она его задавит? Я же чуть не треснула его книжкой! Но я-то чуть не, а она — обязательно треснет!

Поняв, что еще немного, и я убреду в какие-то совсем уж глубокие дебри своего подсознания, я все же решилась и постучала в дверь.

— Входите, мисс Ривс.

Сэр Кристофер сидел за своим столом, склонившись над россыпью драгоценных камней, разложенных на темной замше, и, кажется внимательно и придирчиво их изучал. Один камень особенно его заинтересовал, он поднял его пинцетом, изучил на свет, прищурив один глаз. Второй зато сверкнул нереальной синевой в свете лампы еще ярче. Довольно качнул головой и по золотистым волосам пробежали красивые блики. Четко очерченные губы тронула довольная улыбка…

Я сглотнула, поймав себя на медитативном любовании, как будто хотела напоследок насмотреться, и почувствовала как краснею, когда этот синий взгляд обратился на меня.

— Как ваше самочувствие, мисс Ривс? — осведомился сэр Кристофер, отложив камень.

— Благодарю, сэр Фаулер, хорошо.

— Я рад это слышать. Вы уверены, что готовы вернуться к своим обязанностям? Миссис Доул договорилась с мисс Каптен, и сейчас она приходит каждый день, так что острой необходимости в этом нет, разве что вы могли бы заняться зарядкой артефактов и проконтролировать, как мисс Каптен справляется.

Сердце кольнуло. От острой обиды на судьбу хотелось выть.

— Я не готова вернуться к своим обязанностям, сэр Фаулер. Мне очень жаль, но я пришла просить расчет. Естественно, я отработаю необходимый двухнедельный срок, но если подходящая кандидатура найдется раньше, то меня это более чем устроит.

Сэр Кристофер вернулся взглядом к камням. Тишина затягивалась, но, когда я уже решила, что это просто означает положительный ответ, он спросил:

— Могу я узнать причины подобного вашего решения?

Я слегка растерялась. Как правило, если прислуга умудрилась профукать сумму месячных поставок, то причины решения об увольнении не надо спрашивать ни у нее, ни у хозяев, всем и так все понятно. Я даже готовилась объяснять, как планирую возместить убыток, что как только устроюсь на новую работу, обязуюсь отчислять определенный процент…

— Я не справилась со своими обязанностями, и не считаю возможным…

— Мне кажется, о том, справились вы или нет, должен судить работодатель, — невозмутимо перебил меня артефактор. — И как ваш работодатель, я считаю, что вы как раз безукоризненно выполняете все порученные вам обязанности в отличие от многих ваших предшественниц.

Я против воли слегка покраснела, радуясь тому, что вышеупомянутый работодатель на меня прямо сейчас не смотрит.

— Если вы переживаете, что я не возмещу украденную сумму, если уволюсь, то я обязательно возмещу. Как только устроюсь на новую работу, я обязательно буду перечислять…

Сэр Кристофер остановился. Оторвался от камней. Снова поднял на меня глаза. Я уже знала, что он не очень любит прямые взгляды, так что этот взгляд, наверняка, дорого ему давался.

— Мисс Ривс, мне не нужно, чтобы вы возместили украденную сумму. Этим должна заниматься полиция и те, кто собственно ее украл. Поэтому если у вас нет других причин, кроме как выдуманного несправления с обязанностями, я бы предпочел, чтобы вы сохранили свое рабочее место и перестали меня отвлекать.

Так. Это оказалось сложнее, чем я предполагала!

Как бы еще справиться с этим пронзительно-теплым чувством от того, что мне ужасно приятно, что он не хочет меня отпускать.

Я прокрутила эту мысль в голове, сама с собой стремительно смутилась, и сама себя стремительно поправила: как экономку, естественно!

Мысленно дала себе затрещину и вернулась к тяжелому разговору.

— Есть еще причина, — решилась я. — После нападения я боюсь выходить из дома. С деньгами или без. И пока что у меня не получается справиться с этим страхом. Поэтому я переживаю не только о том, что не справилась с обязанностями, но и о том, что продолжу с ними не справляться. Я отвыкла от жизни в столице, мне будет лучше вернуться куда-то в более спокойное место…

— А если я не буду заставлять вас выходить из дома? — непринужденно поинтересовался артефактор.

— Но… так нельзя!

— Почему?

— Это неправильно.

— Неправильно — ломать человека, силой заставляя его делать то, что вызывает у него ужас, — сэр Кристофер продолжал рассматривать камни, но как-то рассеянно. И то, как он произнес эту фразу…

Что-то отозвалось внутри. Тон, которым она была произнесена.

— Вы слышали целителя, — продолжил он. — Вы молодая здоровая женщина, со временем вы восстановитесь. Кроме того, раз уж зашла речь об обязанностях, то как ваш работодатель, я беру на себя одну — обеспечить вашу безопасность.

— Но вы не должны… — попыталась напоследок трепыхнуться я, прибитая как количеством логических аргументов, так и в принципе этим твердым нежеланием освобождать меня от должности.

— Я хочу.

Он снова поднял голову, и я окончательно потерялась в собственных чувствах.

Я не могла врать ему, что я просто не хочу у него работать. Даже несмотря на то, что этот человек вряд ли различит, что я ему соврала. Очень удобно. И это было бы проще всего, но я не могла. А все остальные мои доводы были разбиты в пух и прах.

А еще все это дарило какую-то отчаянную надежду. Пусть не спасение — но время. Я так устала бегать и прятаться. Они не достанут меня в этом доме, я была в этом уверена. И пока что я могу затаиться, спокойно и взвешенно обдумать ситуацию, может быть, навести какие-то справки, может быть, с кем-то проконсультироваться. А даже если и нет, то просто перевести дух и принять решение не в страхе и торопясь, а обдуманно. Подыскать новое место, а не срываться в пустоту и неопределенность…

— Спасибо, — произнесла я, чувствуя как против воли у меня от облегчения щиплет глаза.

— Я не понимаю, за что вы меня благодарите, но мне сейчас некогда в этом разбираться, — отозвался артефактор, и я уже собиралась покинуть кабинет, как он вдруг спохватился: — Хотя, раз уж вы тут и это некоторым образом вас касается. Насколько я понял, полиция не намерена тщательно расследовать преступление, жертвой которого вы стали, и меня это не устраивает. Кто должен следить за тем, чтобы полиция всерьез защищала мои интересы?

— Ваш адвокат? — я не хотела, чтобы мой голос звучал вопросительно, просто растерялась, но сэр Кристофер не обратил внимания на интонацию.

— Прекрасно. Мне нужен адвокат. Найдите, — распорядился он.

Я хотела кивнуть, но представила, как обзваниваю адвокатов, представляюсь… представила лицо Фаулера-старшего, узнавшего кто нанял адвоката для его драгоценного младшего брата в обход его, Фаулера-старшего, одобрения…

— Я экономка. У меня нет полномочий на найм подобного рода персонала.

Учитывая ослиное упрямство некоторых одаренных лиц, которые прямо сейчас наотрез отказались увольнять экономку, которая того желала, я была готова биться и отстаивать свое право считаться ничего не решающей домашней прислугой, но артефактор неожиданно согласился:

— Верно. А у кого они могли бы быть, исключая меня самого?

“У вашего брата!”, — я благополучно не озвучила, потому что совершенно очевидно, по каким-то причинам сэр Кристофер не желает вовлекать Альберта во всю эту историю. Как по мне, совершенно безнадежная затея, этот все равно вовлечется, просто со скандалом. Но я все же ответила:

— Я полагаю, у вашего секретаря, если бы он у вас был.

— Прекрасно! — неизвестно чему обрадовался сэр Фаулер улыбнувшись, как будто я решила все его проблемы. — С сегодняшнего дня к вашим обязанностям добавляются обязанности секретаря на полставки с повышением заработной платы, узнайте, сколько в среднем платят секретарям и сообщите мне. И найдите адвоката.

Я хлопнула ресницами.

Раз.

Другой.

К моей неожиданности, сэр Фаулер смог интерпретировать мое молчание почти верно.

— Вы не согласны? — поинтересовался он.

Я?..

Я не то, чтобы не согласна. Я просто не готова была к такому стремительному карьерному росту! Особенно, когда пришла в этот кабинет увольняться.

Мысли метались в голове, как переполошенные голуби на городской площади.

Если мне все же придется податься в бега, то дополнительная строчка в резюме придется крайне кстати. Одно дело “экономка гения-артефактора сэра Фаулера”, совсем другое — “секретарь гения-артефактора сэра Фаулера”! При хорошем варианте развития событий, я уверена, с сэра Кристофера даже можно будет получить рекомендации.

Ну а если побег не отложится, а отменится, то… секретари в среднем зарабатывают в два раза больше экономок. Поэтому даже полставки удвоят мой заработок, а с ним приблизят достижение мечты “пройти магические курсы” на несколько лет.

Разве можно от такого отказаться?

— Я согласна, — произнесла я поскорее, пока артефактор не передумал. — Но я должна обозначить, что в этой сфере я мало компетентна и мне понадобится время, чтобы разобраться. Поэтому я прошу проявить ко мне снисходительность, если в первое время я буду совершать некритические ошибки.

Мужчина кивнул, признавая требование справедливым.

И я уже собиралась оставить наконец-то его наедине с его драгоценными (во всех смыслах этого слова) камнями, как спохватилась.

— Сэр Фаулер, раз уж я не увольняюсь… то может быть, все же стоит уведомить о случившемся мистера Фаулера?

Когда я рассказала сэру Кристоферу о нашей беседе с Альбертом, он был крайне недоволен. Не мной, конечно, а братом. Эмоции после ссоры еще не утихли, и снова мелкой дрожью позвякивал хрусталь на полках серванта. Но когда я аргументировала разговор тем, что речь все же идет о безопасности и подобная просьба того, кто за эту безопасность отвечает — закономерна, он успокоился. Только дал указание прежде, чем передавать Альберту какую-либо информацию, обсуждать ее с ним. И вот этот момент настал.

Я действительно считала, что скрывать происшествие от старшего глупо. Во-первых, с учетом уровня контроля, скрыть все равно не получится. И от того, насколько быстро Альберт узнает и от кого он об этом узнает, зависит только размер и длительность скандала, который за этим последует. В мои планы совершенно не входило успокаивать Фаулера-старшего, что покушение было лично на Анну Ривс, а не экономку великого артефактора, но о факте ему все же лучше знать для всеобщего успокоения.

— Уведомьте, — неожиданно легко согласился сэр Кристофер, видимо, рассудивший как и я, что все равно ведь узнает. — А заодно сообщите, что я не желаю, чтобы он вмешивался, а следить за этим делом будет мой секретарь.

Выходя из кабинета, я уже не так сильно радовалась своему повышению, как пять минут назад.

А вечером, перед ужином, сэр Фаулер вручил мне ювелирное украшение. Довольно простенький на вид кулон — тонкая золотая цепочка, овал янтаря в котором мягко светится едва заметный глазу светлячок. Оправа была украшена узором из рунических символов, а обратную сторону медальона невозможно было рассмотреть — она плыла перед глазами и вызывала головокружение.

— Носить не снимая, — проинструктировал меня работодатель. — Через две недели артефакт окончательно настроится на вас и будет реагировать соответствующим образом на опасность не только объективную, но и на то, что вы ощущаете как опасность. С вас его никто силой снять не сможет, — он поразмыслил и флегматично добавил: — Ну, разве что с мертвого тела, но с учетом того, что именно образование мертвого тела артефакт и призван предотвратить… да, с вас его никто силой снять не сможет! После окончания настройки вы также можете усилием мысли придать ему тот вид, который посчитаете нужным.

— А соответствующим образом — это как? — осторожно уточнила я.

— Испугайтесь чего-нибудь, и мы проверим! — воодушевленно предложил артефактор и посмотрел на меня так, будто я прямо сейчас должна была испугаться. Не дождался и вздохнул. — В любом случае серьезно он отреагирует только на угрозу жизни и здоровью, мелкий испуг не должен считываться. Но если вы заметите что-нибудь интересное в его работе, обязательно мне сообщите!

С этим он развернулся и ушел. А я осталась лелеять в руках защитный артефакт предназначенный для королевской фаворитки и каким-то немыслимым вывертом судьбы оказавшийся в руках простой экономки.

Сомнений у меня не было, подобного уровня артефакты, сливающиеся с носителем и настраивающиеся на него создаются месяцами. А у сэра Кристофера на данный момент в работе один-единственный заказ. Был…